Точка Зеро (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 10

Уложив Джина, Люси вошла в свою спальню и села на кровать. Ей нередко приходилось ночевать здесь без Питера, отвоевывая место у корги, но впервые она почувствовала себя такой несчастной и одинокой.

— Как я вообще тут оказалась? — спросила она свое отражение в зеркале туалетного столика.

Если бы… если бы… Роберто! Если бы Роберто дал ей время решиться, если бы не тащил так настойчиво во Флоренцию знакомиться с мамочкой, сестричками и тетушками…

Всего-то четыре года прошло, а кажется, что все это было в другой жизни. И все же… Люська, перестань притворяться! Как бы ни был во всех отношениях хорош Питер, признай, что от одной мысли о Роберто у тебя до сих пор начинает частить сердце и по всему телу от живота разливается предательский жар. Потому что Роберто — это… это the best[1]. Это нечто за гранью разума. И струсила ты именно потому, что боялась влюбиться по уши. Боялась, что мамки-тетки не одобрят тебя, и начнет он разрываться между тобою и мамками, и ничего не выйдет, и это будет для тебя такой удар, от которого уже не подняться. Но даже и того краешка, которым это безумие тебя захватило, было достаточно, чтобы Роберто заселился в твою память навсегда.

Люси с досадой встряхнула головой, вошла в ванную и включила воду. Кран с холодной водой и кран с горячей. Это была еще одна вещь, которую она категорически отказывалась понимать. Вот ведь душ с нормальным смесителем. И рядом традиционный допотоп: кипяток отдельно, ледяная вода отдельно.

Пока наполнялась ванна, Люси решила проверить почту. Открыла ноутбук, стоявший на столе в будуаре, просмотрела несколько мейлов и уже хотела выйти из программы, но заметила мигающий значок второго почтового ящика. Она не пользовалась им с тех пор, как уехала из России, но сохранила на тот случай, если ей захочет написать кто-то из старых знакомых.

Когда Люси перешла в другой аккаунт, ей показалось, что пол уходит из-под ног.

— Так не бывает, — прошептала она. — Такого просто не может быть.

В почтовом ящике было всего одно письмо. «Roberto Chiari», — значилось в столбце «Отправитель».

— Не буду читать! — зажмурившись, сказала Люси, потом открыла глаза, отправила письмо в корзину и захлопнула ноутбук.

Она выскочила из будуара, словно письмо могло выбраться наружу и погнаться за ней. Стаскивая на ходу одежду и бросая ее на пол, Люси влетела в ванную и закрыла дверь на задвижку. Сунула ногу в воду, взвизгнула — кипятка, как всегда, налилось больше, чем холодной воды.

Потом она лежала в клубах пахнущей лавандой пены, собирала ее в сугробы и отчаянно сражалась с воспоминаниями. Пока не поняла, что это бесполезно.

Познакомились они по ошибке. Девочка в турбюро, которая распределяла заявки на гидов-переводчиков, перепутала испанский язык с итальянским. Люси — тогда еще просто Люська — итальянского не знала и хотела уже звонить в бюро, чтобы срочно нашли другого переводчика. Но синьор Кьяри, молодой успешный бизнесмен, который приехал в Петербург на переговоры и хотел в свободное время осмотреть город с персональным гидом, ее остановил. Сказал, что достаточно хорошо знает английский и вообще рад этой ошибке.

После обзорной экскурсии по городу Роберто уже не сводил с Люськи глаз. После поездки в Петергоф заявил, что именно о такой женщине мечтал всю жизнь. Люська, по своему обыкновению, не поверила. Роберто был слишком красив, слишком великолепен, чтобы все это было правдой. Такие роскошные атлеты, похожие на рекламу всех люксовых брендов сразу, должны любить исключительно воздушных моделей, тонких-звонких, как хрустальный колокольчик.

«Глупости, — говорил Роберто, — мне нравятся женщины в теле. Лючия, ты прекрасна!»

Но Люська все равно не верила. Он засыпал ее комплиментами, дарил цветы и всякие приятные мелочи, водил в роскошные рестораны. Рассказывал о себе и расспрашивал о ее жизни. Они сходились буквально во всем, вкусы, взгляды, интересы — все совпадало. У них был такой феерический секс, по сравнению с которым все, бывшее прежде, казалось просто жалким. И все равно она не верила

— точнее, боялась поверить. А окончательно испугалась, когда Роберто захотел познакомить ее со своей семьей. Мама, бабушка, четыре тети, три родные сестры и шесть двоюродных. Папа из этого цветника сбежал сто лет назад.

Он уехал домой и каждый день звонил по скайпу. И каждый разговор заканчивался одинаково. Роберто спрашивал, на какое число заказать ей билет на самолет, Люська выкручивалась и уворачивалась, а потом бежала к Светке и рыдала от страха, потому что одинаково боялась и ехать, и не ехать. Светка отказывалась ее понимать и злилась, от чего Люська страдала еще больше.

А потом Роберто стал писать и звонить все реже, реже… И Люська закатила Светке очередную истерику, и они поссорились. Она написала Роберто что-то резкое, он ответил в том же ключе — и они тоже поссорились… Люська надралась в гордом одиночестве и решила покончить с собой, выпив мамино снотворное. Но все получилось стыдно и по-дурацки. То ли у снотворного истек срок годности, то ли она ошиблась с дозой, но ее вырвало таблетками. Остатка хватило, чтобы Люська крепко уснула рядом с унитазом, а утром заявилась мама.

Мама Люськина на тот момент уже несколько лет жила между Швецией, где окопалась ее сестра, и Голландией, куда вышла замуж старшая дочь Наташа. Домой она возвращалась только для продления визы. И так уж сложилось, что на этот раз виза истекла аккурат на момент Люськиного смешного самоубийства. Бросив чемоданы в прихожей, мама надавала дочери по физиономии и вызвала скорую.

Люську отвезли в токсикологию Джанелидзе, промыли желудок и продержали два дня под замком. На третий отпустили домой — как и большинство пьяных самоубийц-первоходков без явно выраженной склонности к рецидиву. Через месяц, уладив свои дела, мама отбыла обратно в Швецию, взяв с Люськи обещание «больше не заниматься глупостями». Люська уволилась и засела дома, проедая деньги, отложенные на черный день. Друзья и подруги (кроме Светки, которая намертво пропала) пытались как-то ее растормошить, но вскоре бросили это занятие за полной безнадегой.

Трудно сказать, чем бы все это закончилось, если б в один прекрасный день Люська, выбравшись из дома выбросить три мешка мусора и купить еды, не достала из почтового ящика конверт. Настоящее бумажное письмо от Питера Даннера. На шести страницах.

Это было как минимум странно. Питер оставался для нее хоть и приятным, но мимолетным воспоминанием, и только одна ежегодная открытка с заснеженным пейзажем или украшенной елочкой не давала забыть о нем окончательно. Она и лицо-то его могла вспомнить очень приблизительно. Просто симпатичный парень, приятный собеседник, но абсолютно ничего особенного. Открытки почти целиком состояли из поздравлений и пожеланий, а приписка из одной-двух фраз сообщала о каких-то важных изменениях в его жизни: женился, нашел новую работу, избрали в парламент, развелся. Люське все это было совершенно безразлично. Она тоже посылала ему новогоднюю открытку с поздравлениями, но без всяких приписок.

Питер писал об обыденном: о Лондоне и парламенте, о своей новой квартире, о двух корги, которые живут в замке его дяди в Линкольншире, о том, как проводит свободное время, которого не так уж и много. Совершенно неожиданно письмо это показалось Люське глотком свежего воздуха. Как будто форточку открыли в душной, пропахшей мусорным ведром квартире. Письмо Питер закончил тем, что часто вспоминает поездку в Россию и надеется снова приехать в Петербург. И встретиться с милой Люси — если она, конечно, не возражает.

«Милая Люси» посмотрела на себя в зеркало… почистила зубы… причесалась… нашла чистую футболку. Потом включила ноутбук. Интернета, разумеется, не было

— она уже два месяца за него не платила, но удалось поймать незапароленный вай-фай раззявы из соседней квартиры. Питер легко нашелся на Фейсбуке. Люська написала, что рада будет встретиться с ним снова, Питер ответил… Как-то сама собой завязалась переписка, сначала спокойная, потом все более и более оживленная.