Альтернативная история всего (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич - Страница 20

Что-то дерзостное было в их непокорности, пронзавшей ночную тьму. От их вида мурашки забегали по душе Ирокезова старшего. Но Ирокезов младший никакого почтения к ним не испытывал. Размахивая ногой, он пронесся над первым. В тишине ночи отчетливо прозвучал треск, и, сверкнув позолотой, крест, венчавший шпиль, нырнул во тьму. Тоже самое повторилось с остальными восемью крестами. Сперва Ирокезов- старший громогласно осудил хулиганскую выходку сына, но вскоре подстрекаемый дурным примером сам присоединился к нему.

С криками — «Бей сектантов»- он носился над городом, сшибая кресты и флюгера. Однако темнота плохой помощник для такого тонкого дела. Введенный в заблуждение обманчивым лунным светом он с размаху ударил ногой по печной трубе. Трубе, конечно, не поздоровилось, но и ноге тоже досталось. С этой минуты Ирокезов старший уже не мог координировать своих движений. Он бестолково махал ногой носясь вокруг башен, но по верхушке попасть никак не мог.

Всю ночь Ирокезовы провели в воздухе медленно, зигзагами, приближаясь к берегу океана.

Все это время Ирокезов старший безуспешно пытался восстановить утраченную координацию движений. Неспособность совершить элементарное движение доводила его до бешенства. В отчаянии он решил, было попробовать свою ловкость на кронах деревьев, но на третьем дереве ему в ногу вцепилась какая-то обезьяна, недовольная тем, что её потревожили. Из этого приключения Ирокезов старший вышел, потеряв сапоги.

Полет над океаном немного успокоил Ирокезова старшего — океанские просторы были пустынны, над его равниной не поднималось ничего кроме волн, а пинать ногами воду — занятие неблагодарное, так считали оба Ирокезовых.

Через некоторое время Ирокезов старший все же начал испытывать беспокойство. Монотонность полета угнетала его не меньше неспособности точного управления своим телом. Когда берег скрылся из виду он почувствовал себя подведенным над громадным водяным кругом. Единственным предметом достойным внимания был сын, но его Ирокезов- старший видел так часто, что смотреть на него лишний раз не хотелось. Борясь со скукой, они поднялись выше, за облака, но и там, как оказалось, веселее не было…

Через три часа молчаливых страданий судьба сжалилось над ними допустив в поле их зрения стаю перелетных птиц. Ирокезов старший с рычанием ринулся вниз….

Капитан «Марии Целесты» стоя на мостике, провожал взглядом стаю низколетящих гусей. В тот момент, когда он думал, что до земли еще далёко, стая птиц раскололась и из неё, как капли из дождевой тучи, выскочили двое мужчин. Один из них торжествующе заорал:

— Гляди-ко, сынок!

Размахивая правой ногой, он понесся на корабль. Капитан оторопело смотрел на него пригвожденный к месту мыслью о невозможности происходящего. Из оцепенения его вывел голос помощника.

— Черт! Черт слева по борту!

Команда высыпала на палубу. Все вертели головами, разыскивая причину ужаса, овладевшего помощником капитана.

— Второй черт в зените!

Заорал кто-то из команды. Капитан в полголоса забормотал молитву.

Ирокезов-старший пронесся над мачтой не повредив её. Стремительно развернувшись, он ринулся обратно…

На третьей попытке экипаж «Марии Целесты» без команды лишившегося речи капитана начал спускать баркас с правого борта. Стараясь не привлекать внимания, они, усиленно работая вёслами, двинулись к горизонту. Им некогда было смотреть по сторонам, поэтому они не видели, как после шести неудачных попыток Ирокезов младший, наблюдавший за отцом, спустился ниже, пристегнул упирающегося отца к себе и двинулся в сторону Европы.

…Сзади Ирокезова младшего приятно пригревал работающий двигатель, тепло и вибрация механизма приятно ласкали спину, а бивший в лицо мокрый ветер дополнял всю гамму ощущений — было сыро, тепло и щекотно.

— Баня, — подумал Ирокезов- младший, хотя баней вокруг и не пахло. Под ним, метрах в трёхстах, лениво перекатывал волны Атлантический океан, размывая берега Старого и Нового света. Вниз, в темноту от толстой железной скобы уходил корабельный канат из манильской пеньки.

Уже шесть дней он тащил ледяную гору на юг. Уставал Ирокезов страшно — случалось, даже засыпал в воздухе, но ношу свою не бросал — ведь его ждали…

…Что потянуло Ирокезова- младшего в Египет он и сам не знал. Так, наверное, тянет птиц в воздух. Просто захотелось и все тут. Отец его, Ирокезов старший, в это время четвертый месяц лежал в спячке в Ново-Афонских пещерах под охраной бдительных монахов и Ирокезов младший остался без компаньона.

Периоды спячку у папаши случались и раньше — раз в 60–80 лет он засыпал примерно на год, а проснувшись, отдохнувший, принимался за прежний нездоровый образ жизни.

Предоставленный самому себе Ирокезов младший с месяц маялся вокруг Нового Афона, но надоевший пейзаж нагонял тоску и он отправился в Амстердам — развеяться.

Пройдя полпути, где- то у северных границ Польши, он повстречал бродячую цирковую труппу. Ребята там были хоть куда, а женщины… Короче Ирокезов младший присоединился к циркачам и почти три месяца отработал в труппе с номером «Человек- гора».

Номер был прост и эффектен. В конце представления Ирокезов младший сажал на себя всех желающих и давал пять- шесть кругов вокруг шапито. От желающих прокатиться на Ирокезове не было отбою и номер давал прекрасные сборы. Однако прошло почти три месяца, и Ирокезов младший опять заскучал: весь женский состав труппы он перепробовал и, внезапно возжаждав вечной любви, ушел из цирка, сам не зная куда.

Выступая, он взял себе звучный псевдоним. Публике жаждавшей новизны и необычности его представляли как «Наследника второй великой гробницы Мамелюк Пашой».

Немного остынув от цирковой горячки Ирокезов задумался — куда же все-таки пойти. Пришедшее на ум артистическое имя он посчитал за божественное откровение.

— Египет!!!

Герой покопался в своей памяти, но не смог вспомнить, когда был там в последний раз — слишком много было у него на душе и на совести всякой всячины. Плюнув на Амстердам Ирокезов, сориентировавшись по солнцу, двинулся на юг.

Пройдя через Софию, он забрал находившийся в ремонте у гениального слепого механика Моргенштейна пороховой двигатель и дальше уже полетел.

Море Ирокезов перелетел быстро, ни разу ни упав по дороге.

С Египтом Ирокезова младшего связывало многое — жизнь на раз забрасывала его в эту страну, поэтому, подлетая к побережью, он испытал чувство сходное с обретением утраченной Родины. Поднявшись повыше, он осмотрел окрестности Александрии. Город ему не понравился, поэтому он развернулся, направляя свой полет вверх по Нилу. До Каира он добрался часа через полтора не успев дорогой даже соскучится.

Солнце уже садилось. Его красноватый свет лежал на песке и на стенах города, словно краска, напоминая Ирокезову младшего манеру письма импрессионистов. Зайдя со стороны солнца Ирокезов младший легко спланировал на верхушку какого-то минарета.

Отстегнув двигатель, хрустнул затекшими плечами. Потирая спину, потоптался на месте, оглядываясь и взяв механизм за одну из лямок, пошел вниз. Во дворе, Ирокезов остановился. Похоже было, что попал он к хорошим людям — кругом били фонтаны, зеленела трава, а между деревьями ходили пестрые птицы.

Во дворе фараонили прохлада и безлюдье.

Первое Ирокезову понравилось, а второе огорчило — ибо некого было спросить куда же он попал и скороли его накормят. Видя безразличие хозяев к гостю, Ирокезов решил сам привлечь к себе внимание.

— А кому сбитню горячего? — заорал он страшным голосом, не без основания рассчитывая на быстрое появление стражи.

Стража появилась так быстро, словно сидела в засаде где-то рядом. Четверо держа ружья наперевес, взяли его в полукольцо. Ирокезов баз всякого неудовольствия посмотрел на них.

— А что, матросики, кто в хоромах- то прописан?

Говорил он по-египетски совершенно свободно, баз акцента, чем и ввел охрану в прискорбное заблуждение. Поначалу, по бледности кожи они приняли его за европейца, а с ними связываться было опасно. Однако безупречный египетский сделал свое дело. Со своими стража на церемонилась.