Солдатский подвиг. 1918-1968
(Рассказы о Советской армии) - Никитин Николай Николаевич - Страница 61

Треск снаряда страшен. Бывает, торчат из земли три короткие проволочки, расходящиеся лепестками. В траве их не увидишь. Но заденешь, раздастся треск. И остаться невредимым уже немыслимо. Три-четыре секунды будет слышен треск, потом выскочит цилиндр из земли и на высоте метра метнет в стороны более трехсот стальных шариков.

Но ведь здесь нет трех лепестков. Схватив горсть мокрого песка, Иващенко положил его на оголенное место снаряда, потом сверху насыпал лопату сырого песка. Он решил, что снаряд успел нагреться даже на осеннем солнце и началась реакция. Чтобы прекратить ее, надо охладить снаряд.

Все прячутся в укрытие. Выждав необходимое время, лейтенант выходит. Особенно бережно поднимает он опасный снаряд и несет в яму. Потом укладывает шашки так, чтобы взрыв ушел в землю. И вот наконец все готово.

Из укрытия появляется лейтенант Селиванов. Он соединяет короткий шнур от шашки с проводами электрической машинки. Последний внимательный взгляд на всю местность вокруг. Оба лейтенанта удаляются в укрытие.

Содрогнулась земля. Первая партия снарядов уничтожена.

…Капитан подъехал к гипсовому заводу. Полковники Диасамидзе и Сныков уже стояли, склонившись над ямой. Поединок продолжался.

Что думал враг? Куда тянутся провода? Где источник тока?

И снова тонкий и точный расчет врага был раскрыт.

И снова началась «хирургическая» работа над минной установкой, куда более сложной, чем первая. И снова сильные, умные, золотые солдатские руки извлекали смертельные провода. И снова грузили стальные глыбы, и снова ползла бронированная машина по опустевшим, немым улицам.

Дрожала земля от взрывов. Первый, второй, третий, четвертый, пятый… пока не взвился в воздух, точно салют победы, зеленый сноп ракет.

— Всё!..

С огромной скоростью пронеслась на радиоузел машина председателя райсовета Нагорного.

Нагорный сам бросается к микрофону:

— Граждане! Исполнительный комитет депутатов трудящихся Кировского района извещает, что все работы по вывозке снарядов закончены. С этой минуты в районе возобновляется нормальная жизнь.

Радость переполняла его. Ему хотелось сказать еще что-нибудь, но все уже было сказано, и он растерянно и молча стоял у микрофона.

И вдруг, вспомнив, как это делают дикторы, он медленно произнес:

— Повторя-аю?..

И опять умолк, то ли забыв только что сказанное, то ли слова эти показались ему сухими, казенными.

И неожиданно для себя почти выкрикнул:

— Товарищи, дорогие товарищи, опасность миновала, спокойно идите домой…

В ту минуту, когда произносились эти слова, уже хлынул народ к обессилевшим, счастливым солдатам.

Солдат качали, летели вверх кепки, косынки. Крики «ура» смешались с возгласами восторга и благодарности. Вконец смущенных солдат обнимали и целовали, а они тоже благодарили, искренне не понимая, за что такие почести.

Лев Линьков

КРЕПЫШ

На одной из далеких пограничных застав служил молодой солдат Петр Васильев. За отменное здоровье товарищи прозвали его Крепышом.

Но вот однажды с Крепышом приключилась беда — он заболел малярией.

Вторые сутки Петр метался на койке в жару и бредил. В бреду он то звал свою маму, то просил дать ему сапоги и порывался куда-то пойти.

Начальник заставы капитан Самохин еще вчера хотел отправить Крепыша в госпиталь, но тот так горячо умолял его повременить, что капитан согласился. Не верилось, что такой сильный, здоровый парень может тяжело заболеть. Но сегодня утром, когда Самохин зашел в казарму проведать больного и увидел его бледное, с покрасневшими глазами лицо, он сказал:

— Придется все-таки, товарищ Васильев, отправить вас лечиться. К вечеру за вами заедет врач.

Петр больше не возражал. У него снова начался озноб. Сержант Семен Прохоров, приятель Крепыша, укутал его вторым одеялом, накрыл сверху шинелью. Но тому все равно было так холодно, словно он лежал на снегу.

— Не тужи, Крепыш, — успокаивал Семен. — В госпитале скорее поправишься.

Жена начальника заставы Екатерина Захаровна принесла манной каши:

— Ешьте, Крепыш!

Шестилетний Вовка, ее сын, глядя, как его лучший друг, морщась, ест с чайной ложечки кашу, посочувствовал:

— Я манку тоже терпеть не могу.

— Уходи, Вовик, дяде Пете нужен покой, — сказала Екатерина Захаровна.

Вовка выбежал из казармы, однако, едва мать ушла, он снова вернулся.

Усевшись на табуретке, он сообщал другу новости: у Ласки — так звали розыскную собаку — щенята открыли глаза. Вовка боялся, как бы они не остались навсегда слепыми. Дядя Прохоров обещал Вовке сделать маленький фонарь, чтобы можно было разглядеть на земле чужие следы. Когда фонарь будет готов, Вовка пойдет с Крепышом ночью охранять границу, и они обязательно поймают в лесу самого хитрого шпиона.

— А ты скоро поправишься? — спросил Вовка.

— Скоро, скоро, — улыбнулся Петр.

Вовка натянул Крепышу до самых глаз одеяло:

— Лежи тихо, тебе нужен покой, а я пойду кормить Ласку.

Петр остался в казарме один. Он достал из-под подушки письмо и перечитал его, наверное, в десятый раз.

«Петенька, сыночек! Скоро ли ты приедешь домой! — писала мама из далекого подмосковного села Глазова. — Люди рассказывают, будто у вас на границе всегда идет война. Береги себя, сынок, ты ведь один у меня».

Петр получил письмо с неделю назад, но до сих пор не ответил, потому что капитан обещал предоставить ему за хорошую службу отпуск домой. Хотел обрадовать маму неожиданным приездом, и вот на тебе — захворал…

Петр закрыл глаза и задремал.

— В ружье! — послышалась вдруг из коридора громкая команда.

Команда эта означала, что на заставе объявлена боевая тревога.

В казарму вбежали пограничники, расхватали из стойки-пирамиды свои автоматы и стремительно выскочили во двор.

Петр приподнялся и взглянул в окно.

Пограничники построились у крыльца. Капитан Самохин что-то громко сказал им, и вскоре пограничники скрылись за пригорком.

И тут снова появился Вовка. Захлебываясь от волнения, он рассказал Крепышу, что на заставу только что звонили по телефону из соседнего колхоза и сообщили о двух неизвестных людях, которых видели на опушке мальчишки, собиравшие грибы. Неизвестные скрылись в большом урочище. Наверное, это шпионы. Папа сказал, что нужно найти их и задержать.

Петр хорошо знал Большое урочище — старый, густой лес. Обнаружить схоронившихся там людей дело нелегкое: урочище — место болотистое, топкое; особенно сейчас, осенью.

— И я побегу, — сказал Крепыш Вовке.

— Тебе нельзя — ты больной, — испугался Вовка.

— Ничего, все будет в порядке, — улыбнулся Петр и начал одеваться.

С трудом застегнул пуговицы гимнастерки с трудом натянул тяжелые сапоги. Пошатнувшись от слабости, затянул поясной ремень, надел фуражку, взял из стойки-пирамиды свой автомат.

— Куда ты, Крепыш? — окликнул его в коридоре дежурный.

— Здоров я! — ответил Петр.

Он вышел во двор, вдохнул свежего утреннего воздуха и приободрился: «Не так уж я и болен». И вдруг затуманилось в глазах, закружилась голова, хоть садись прямо на землю.

«Сейчас это пройдет, сейчас пройдет», — успокоил он себя, постоял секунду-другую и побежал вдогонку за товарищами.

А Вовка взобрался по лестнице на крышу: может быть, ему удастся увидеть, как будут ловить шпионов.

Крепыш догнал своих товарищей только у самой опушки.

— Вы зачем здесь? — удивился Самохин.

— Я поправился, товарищ капитан, — ответил Петр.

— Поправился? — Самохин подумал было вернуть Крепыша на заставу, но, может быть, ему и в самом деле стало лучше? Если б плохо было, не смог бы он так быстро бежать.