Моя драгоценная гнома (СИ) - Лакомка Ната - Страница 5

За эти два дня я ни разу не притронулась к «Охотнику на привале». Создание янтарной сетки для дочери камеристки захватило меня полностью. Папаша помалкивал, не мешая, и даже ходил по мастерской на цыпочках, лишь изредка прося, чтобы я поела. Я наскоро жевала хлеб, запивала его молоком и опять садилась за работу.

К назначенному сроку сетка для волос и розетка были готовы. Я положила их на белую ткань, на которой мы с отцом всегда осматривали украшения перед тем, как передать их клиенту, и отступила на полшага.

Отец долго и дотошно рассматривая все до мельчайших деталей — золотые петельки, полировку бусин, крепление металла застежки к золотому диску, на котором в сложном узоре расположились полупрозрачные камни — красноватые, алые, зеленые.

— Что думаешь о своей работе, Эрм? — только и спросил он.

Я взяла его за руку и пожала.

— Ты стала куда искусней меня, — сказал отец, продолжая смотреть на сетку. — Ты смотришь вглубь, видишь сущность человека и камней, я так не могу.

— Это ты меня научил, — я прижалась к нему, чувствуя и ликование, и горечь. Потому что хотя я и была довольна работой, сейчас мне казалось, что я могла бы сделать гораздо, гораздо лучше!

— Все, хватит нежничать, — заворчал папаша, отталкивая меня. — Переодевайся, умой лицо — ты чумазая, и неси заказ госпоже Дафне.

— А ты?

— Эту работу должна передать ты, — сказал папаша.

— Спасибо! — я бросилась ему на шею.

— Ну-ка! Ну-ка! Мужчины не обнимаются! — начал ругаться он, но я чувствовала, что он растроган. — Не забудь забрать оставшуюся часть платы.

— Все сделаю в лучшем виде! — заверила я.

До замка я бежала, не останавливаясь, и хотя ждать разрешения пройти в замок мне пришлось совсем недолго, думала, что умру от нетерпения.

Раскрыв шкатулку перед заказчицей, я смотрела ей в лицо, пытаясь угадать — какие мысли ее посетили, довольна ли она. Камеристка графини молчала довольно долго, а потом произнесла:

— Вы уложились в срок и выполнили, что обещали. Вот плата и сверх того. Мы договаривались на двадцать золотых, но я добавляю еще пять. За то, что вы разглядели вот это, — она коснулась кончиком пальца зеленого янтаря и положила рядом со шкатулкой бархатный мешочек, в котором звякнули монеты, а потом отсчитала из поясного кошелька еще пять золотых.

Но я не протянула руку, чтобы их взять.

— Судя по всему, есть какая-то просьба? — догадалась госпожа Дафна.

— Есть, — сказала я. — Не надо пяти золотых. Разрешите посмотреть, как украшение будет выглядеть на вашей дочери?

Я боялась, что эльфийка ответит отказом, но госпожа Дафна кивнула, задумчиво глядя на меня.

— Понимаю… Конечно, вы имеете право посмотреть. Возьмите и пять золотых сверху. За посмотр ведь денег не берут, — она улыбнулась лукаво.

Мне было разрешено даже больше — посмотреть на эльфийский праздник. Задолго до начала госпожа Дафна привела меня на крохотный балкончик, скрытый портьерами.

— Здесь раньше играли музыканты, но теперь миледи хочет, чтобы музыка была рядом, — пояснила она. — Вас здесь никто не увидит, если будете сидеть тихо. По окончании бала я за вами приду. Приятного вечера.

Оставшись одна, я осторожно выглянула из-за портьер — одним глазком, едва дыша от волнения.

Вот так зал!

Огромный, светлый! В окнах — разноцветные стекла, на полу — мозаика, блестящая, как солнце. Стены выложены мореным дубом, а канделябры — бронзовые, с желтыми свечами. Безупречное чувство вкуса! Грандиозная красота!

Я была так взволнована, что ноги не держали. Усевшись прямо на пол, я прижалась пылающим лицом к балюстрадам и приготовилась ждать.

Сначала пришли слуги — красивые, как боги. Они принесли кушанья, зажгли свечи. Появились музыканты и принялись настраивать инструменты. Несколько приглашенных менестрелей — их можно было узнать по зеленым камзолам с длинными рукавами, бережно доставали из футляров своих дорогих подруг — лютни.

Потом появилась вдовствующая графиня — в черном траурном платье, но с кокетливой прической на золотистых волосах. Слуги забегали перед ней, а она строго распекала их за нерасторопность и неумение.

Потом стали появляться гости.

Каждого я встречала с замиранием сердца, ожидая появления Лионели. На некоторых дамах были наши украшения — одно папашино и три моих. А-а-а! Я чуть не завопила от восторга. Вот она — слава!

Гости все прибывали и прибывали, вскоре в зале стало тесно, а я всерьез испугалась, что пропущу Лионель. Но вот появилась и она (я чуть не слетела с балкончика, стараясь разглядеть и полностью позабыв об осторожности). Эльфийка и в самом деле преобразилась. Ту Лионель, которую я увидела своим мысленным взором, увидели сейчас все.

Волосы ее блестели, как золотая река, а лицо казалось необыкновенно нежным, но вовсе не бледным. Зеленые камни придали зеленоватый отблеск прозрачным глазам, красные и желтые камни подарили коже сияние.

Но больше всего меня порадовала улыбка новой Лионели — счастливая, горделиво-стыдливая. «Смотрите, — говорила она теперь, — смотрите и любуйтесь. Пусть я не буду блистать, но я сияю».

Появление ее произвело впечатление на многих гостей. Я видела, что к девушке подходили дамы и не стесняясь разглядывали сетку, трогали камни, заставляя эльфийку поворачивать голову. Когда заиграла музыка, Лионель была приглашена на танец одной из первых. Я сидела на балконе, глядя на все это сверху, и чувствовала себя настоящим демиургом, творцом судеб. В тот момент я была такой счастливой, словно сама кружилась в танце на мозаичном полу, улыбаясь кавалеру.

Но после третьего танца победно прозвучали фанфары и появились дочери графини — леди Белладонна и леди Розалинда.

Нет, бедняжке Лионели не стоило даже думать, чтобы сравниться с ними.

Сейчас я видела их совсем близко, и впитывала их красоту, как губка воду.

Какие совершенные черты, какая бесподобная грация! Как милосердна и в то же время жестока природа, способная создавать такое совершенство!

Я умирала от восхищения и даже не чувствовала зависти, потому что невозможно завидовать, скажем, луне или солнцу. А красота сестер была именно такой — красотой стихии, но никак не красотой живых существ.

Пусть будет благословенна госпожа Дафна, предоставившая мне возможность посмотреть на все это.

Фанфары пропели снова, и гости поспешно разошлись, оставляя середину зала свободной. Наверное, приехали те самые важные гости, о которых говорила госпожа камеристка.

Распорядитель, державший в руке посох с бубенчиками, вышел на середину зала, трижды встряхнул посох, и провозгласил, растягивая слова:

— Его высочество принц Дагобер!

Эльфы склонились в поклоне, а его высочество вошел в зал, выступая в сопровождении слуг в златотканых камзолах.

Я узнала слуг раньше, чем самого принца, потому что теперь на нем не было заплатанных штанов и поношенного плаща. Камзол его был сшит из золотистой парчи, а плащ был коротким, из алого шелка, горящего, как пламя.

Но ярче, чем парча и вышивка на одеждах слуг, золотились волосы принца. Теперь капюшон не скрывал их, и можно было любоваться этим великолепием беспрепятственно. И даже имя ему подходило, как парчовый наряд. Дагобер — сияющий, как день.

Принц. Наследник. Почти король.

Прежние король и королева безвременно почили лет пятнадцать назад, и после этого регентом при принце стал его дядя — герцог Асгобер. Именно при нем и стали притеснять гномов и людей, и даже для орков сделали резервации, выслав их всех до единого из городов. Несмотря на жестокие законы, герцог баловал и души не чаял в племяннике. Каждый указ от имени герцога начинался с пожеланий долгих лет наследнику и молитвам к небесам, чтобы дали сил до коронации принца сохранить и преумножить богатства короны. Но судя по всему, наследник не спешил принимать корону. Ему было уже около двадцати пяти, а он до сих пор не обзавелся семьей. Да и зачем ему жена, если он с таким интересом заглядывается на каждую юбку в провинциальном городе?