Сезон гроз. Дорога без возврата - Сапковский Анджей - Страница 11

– В таком случае лучше будет, если я пойду себе. Мне не следует к тебе приходить, нас не должны видеть вместе. Могут подумать, что мы сговорились насчет того спора.

– А тебе есть дело до того, что они могут подумать?

– Совсем немного. А твоя победа меня радует. Я думал возвратить тебе пятьсот крон, потраченных в счет поручительства. Но если уж ты, ставя на меня, сорвала банк, я не чувствую себя должником. Будем считать, что мы в расчете.

– Упоминание о возврате залога, – в зеленых глазах Литты Нейд появился злой блеск, – не означает, надеюсь, намерения удрать и исчезнуть? Не дожидаясь судебного решения? Нет-нет, у тебя нет подобного намерения – и быть не может. Ты ведь прекрасно знаешь, что таковое намерение снова приведет тебя в холодную. Знаешь, правда?

– Тебе нет нужды доказывать, что ты – можешь.

– Я предпочла бы не делать этого, говорю со всей искренностью.

Она положила руку на декольте, в очевидной попытке привлечь его взгляд. Он сделал вид, что не заметил, снова стрельнув глазами в сторону Мозаики. Литта откашлялась.

– По поводу же расчета или раздела выигранного в споре, – сказала она. – Ты прав. Твоя доля там есть. Я не отважусь предложить тебе деньги… Но что ты скажешь насчет неограниченного кредита в «Natura Rerum»? На все время твоего пребывания здесь? По моей вине твой предыдущий визит в австерию закончился, не начавшись, а потому…

– Нет, спасибо. Однако я оценил желания и намерения. Но спасибо, нет.

– Уверен? Что ж, должно быть, уверен. Я некстати вспомнила… о холодной. Ты меня спровоцировал. И заморочил. Твои глаза, эти странные мутировавшие глаза, такие, казалось бы, искренние, – непрестанно обманывают… И морочат. Ты не искренен, о, нет! Знаю-знаю, в устах чародейки это комплимент. Ты ведь именно это хотел сказать, верно?

– Браво.

– А тебя хватило бы на искренность? Попроси я о таковой?

– Если бы ты об этом попросила.

– Ах. Пусть так и будет. Я тебя прошу. Что привело к тому, что – именно Йеннефер? Что она, а не какая другая? Сумел бы ты это описать? Назвать?

– Если это новый предмет спора…

– Это не предмет спора. Почему именно Йеннефер из Венгерберга?

Мозаика появилась, будто тень. С новым графинчиком. И пирожными. Геральт заглянул ей в глаза. Она тотчас отвернулась.

– Почему Йеннефер? – повторил он, всматриваясь в Мозаику. – Почему именно она? Отвечу искренне: сам не знаю. Есть такие женщины… Хватает одного взгляда…

Мозаика открыла рот, легонько качнула головою. Отрицательно и со страхом. Она знала. И молила, чтобы он перестал. Но он уже слишком далеко зашел в игре.

– Есть женщины, – он продолжал блуждать взглядом по фигуре девушки, – которые притягивают. Словно магнит. От которых невозможно оторвать глаз…

– Оставь нас, Мозаика, – в голосе Литты звучал скрежет льда, трущегося о железо. – А тебя, Геральт из Ривии, я благодарю. За визит. За терпение. И за искренность.

Короткая утренняя гроза и дождь ненадолго освежили воздух, но потом несомый бризом от Пальмиры смрад отбросов, пригоревшего жира и тухлой рыбы снова сделался докучлив.

Геральт переночевал у Лютика. Занятая бардом комнатка была уютной. В буквальном смысле – двоим здесь приходилось ютиться, а чтобы добраться до постели – прижиматься к стене. К счастью, на кровати помещались двое, спать на ней вполне удавалось, пусть она и отчаянно трещала, а матрас оказался истерт в труху заезжими купцами, известными любителями интенсивного внебрачного секса.

Геральту, не пойми с чего, приснилась Литта Нейд.

Завтракать они отправились на ближайший рынок, в харчевню, где, как успел разведать бард, подавали расчудесные сардинки. Лютик угощал. Геральт не возражал. В конце концов, чаще бывало наоборот – это Лютик, поиздержавшись, вкушал от его щедрот.

Словом, они засели за грубо тесанным столом и принялись за прожаренные до хруста сардинки, принесенные им на деревянной тарелке – огромной, с тележное колесо. Лютик, как приметил ведьмак, время от времени испуганно оглядывался. И замирал, когда ему казалось, что кто-то из прохожих присматривается к ним слишком пристально.

– Надобно тебе, полагаю, – пробормотал он наконец, – разжиться каким-никаким оружием. И носить его на виду. Стоило бы извлечь урок из вчерашнего происшествия, разве нет? О, глянь, видишь, там щиты и кольчуги? Это оружейная мастерская. Наверняка у них и мечи найдутся.

– В этом городе, – Геральт вгрызся в спинку сардины и выплюнул плавник, – оружие запрещено, у чужаков его отбирают. Полагаю, одним лишь бандитам и позволено расхаживать здесь вооруженными.

– Могут – и расхаживают, – бард кивнул на скучавшего неподалеку верзилу с увесистым бердышом на плече. – Но в Кераке запреты издает, следит за их исполнением и наказывает за их нарушение Ферран де Леттенхоф, мой, как ты знаешь, двоюродный брат. А поскольку кумовство – се святой закон природы, на здешние запреты мы оба можем положить. Нам, сим утверждаю я, позволено носить и применять оружие. Закончим завтракать и пойдем покупать тебе меч. Госпожа хозяйка! Чудесные у вас рыбки! Прошу поджарить еще десяток!

– Ем я этих сардинок, – Геральт выплюнул обгрызенный хребет, – и констатирую, что потеря мечей – не что иное, как наказание за обжорство и снобизм. За то, что захотелось мне роскоши. Вышло так, что выполнял я в здешних окрестностях одну работу, вот и решил заскочить в Керак, попировать в «Natura Rerum», трактире, о котором говорят по всему миру. А нет бы съесть где-нибудь потрошков, капусты с горохом или рыбной юшки…

– Кстати сказать, – Лютик облизнул пальцы, – эта «Natura Rerum», хотя и заслуженно славящаяся кухней, лишь одна из многих. Есть местечки, где еду подают не худшую, а бывает – и лучшую. Хоть бы «Шафран и перец» в Горс Велене или «Хен Кербин» в Новиграде, с собственной пивоварней. А еще «Сонатина» в Цидарисе, недалеко отсюда – лучшие дары моря на побережье. «Риволи» в Мариборе и тамошний глухарь по-брокилонски, а еще и шпигованное сало у них же. «Паприка» в Альдерсберге и их славная корейка из зайца со сморчками а-ля король Видемонт. «Хофмайер» в Хирунде, эх, попасть бы туда осенью после Саовины[15], на печеного гуся в грушевом соусе… Или вот «Два пескаря», в нескольких милях за Ард Каррайгом, обычный трактир на перекрестке, а подают там лучшие свиные рульки, какие я в жизни едал… Ха! Гляди, кто к нам пожаловал. Про волка речь! Привет, Ферран… В смысле… хм… господин инстигатор…

Ферран де Леттенхоф приблизился, жестом приказав челядникам, чтобы остались на улице.

– Юлиан. Господин из Ривии. Я прибыл с вестью.

– Не скрою, – ответствовал Геральт, – что мне уже не терпится. В чем сознались преступники? Напавшие на меня вчера, пользуясь тем, что я был безоружен? Говорили они об этом совершенно открыто и вслух. Что доказывает: они имели отношение к краже моих мечей.

– Доказательств этого, увы, нет, – инстигатор пожал плечами. – Трое заключенных – обычная мелкая рыбешка, мало что знающая. Нападение они совершили, это правда, осмелев оттого, что ты был безоружен. Сплетня о краже разошлась поразительно быстро, и, думается, заслуга в том дам из кордегардии. И тотчас нашлись охочие… Что, кстати, совершенно не удивительно. Ты ведь не принадлежишь к персонам, пользующимся повсеместной народной любовью… Да и не жаждешь симпатии с популярностью. В тюрьме избил сокамерников…