Мара из Троеречья (СИ) - Gradiva Gala - Страница 31

— Угу, сочувствую, — сонно протянула Марушка, опуская голову на лавку. Через пару часов ей придется волевым усилием поднять себя, чтобы сделать очередную перевязку. Нарезанные лоскуты уже ждали в дальнем углу стола.

Лис закрыл глаза, прислушиваясь к мерному сопению девочки. Сон не шел. В голову лезло все, что угодно — Козырь, который ждет его через пять дней, ключ, оказавшийся совершенно бесполезным, да и Рута, которую было по-человечески жаль, но уверенно заявлять о ее непричастности к смерти Марьяниного мужа и отравлению озера, Лис, признаваясь себе честно, не смог бы. Рыжий перевернулся на спину.

— Ты сказки какие-нибудь знаешь? — спросил он, в надежде, что Марушка не успела заснуть.

— Сказки… — девочка потерла кулаками веки, — зачем?

— Ну, вдруг старуха тебе на ночь рассказывала, чтоб спалось лучше. Вот и я подумал, может, и меня хорошая быль убаюкает… — признался он, смутившись.

Марушка поднялась, свесив ноги с лавки. Выглянула в окно — темень, поди разбери, сколько времени она успела вздремнуть. Лисового лица в темноте было не разобрать, но девочка чувствовала его выжидающий взгляд.

— Одну сказку знаю. Только Федора никогда не досказывала ее до конца, — Марушка облокотилась на щербатую столешницу. — Пойдет?

— Валяй, — разрешил Лис, устраиваясь поудобнее.

Марушка полусидя прислонилась к бревенчатой стене и закрыла глаза, вспоминая.

— Когда-то очень давно жила-была прекрасная княжна. Не было никого краше, и не было никого хитрее. Хоть она и была совсем молодой, в мудрости не уступала ученым мужам. И, в общем, вот. — Марушка попыталась рассказать сказку словами Федоры, но запнулась почти сразу, — А княжна… у нее любимый был. Не была она ему батюшкой обещана, но повелению сердца сама отдалась ему. Они пообещали друг другу, что куда один пойдет, так и другой за ним вслед. Но налетел ураганом на стольный град змей и войско змеиное, злющее. И всех людей решило пожрать. А княжна не смогла народ оставить. Все были против ее жертвы — и матушка с батюшкой, и брат ее, и сестра ее и суженый. Но отдала княжна свою красоту и молодость, только чтоб спасти город… И еще что-то отдала, — девочка потерла руками виски, — но я уже не помню… Осталась у нее одна мудрость, которую ушла нести людям. И каждый день ждала, что придет суженый, ведь она обещал идти за ней, что бы ни случилось…

Марушка сползла по стене под одеяло и широко смачно зевнула.

— А дальше? — сквозь дрему спросил Лис.

— Не знаю, Федора никогда не заканчивала. А может, это и есть конец, — девочка накрылась одеялом с головой, явно заканчивая разговор.

Рута сопела на печи, во сне силясь перевернуться на другой бок. Лис тихо похрапывал. Свернувшись калачиком, спала Марушка.

Не спал только Роланд. Не пытаясь даже пошевелиться — каждый вдох отдавался острой болью по всему телу, — лежал, глядя в темноту. Он знал конец этой сказки.

Глава 7

Проснувшись, Марушка последовала примеру Лиса — умылась в бочке с дождевой водой, да еще и голову в нее окунула. Посеревшие за время скитаний волосы спутались так, что промыть их едва получилось. Девочка с трудом смогла выковырять из слипшихся прядей засохшие трилистники ряски и распутать колтуны. «А можно было бы ромашковым отваром сполоснуть, — тоскливо подумала Марушка, — заблестели бы на солнце не хуже Лисовых». Не то, чтобы ей было перед кем красоваться в Резных Петушках, но, даже живя дикаркой в лесу, она исправно мылась и расчесывалась. Пока была совсем маленькой, Федора чесала ее своим гребнем. Временами так старательно, что девочке казалось, будто ломовая лошадь с плугом по волосам тащится, продираясь сквозь запутанные космы, как корни сорных трав. И повзрослев, расчесываться она не любила, с дрожью вспоминая, как драла ей волосы Федора. Но теперь часто думала, что от гребешка не откажется. Пальцы не справлялись с тем, чтоб распутать свалявшиеся в тугие узлы пряди длинных волос. «Хоть бы воши не завелись», — вздохнула, заплетая косу.

Когда Марушка вернулась в избу, похититель смотрел на нее осмысленным взглядом. Девочка радостно взвизгнула — теперь он точно пойдет на поправку. Но воин не проронил ни слова — только скрипнул зубами и брезгливо отвернулся. Может, хотел выругаться, но скорее — просто пытался сдержать стоны от боли, раздирающей тело. «Даже спасибо не сказал, — обиженно подумала Марушка. — Ну и пусть».

Роланд проваливался в морок и возвращался к реальности урывками. В очередной раз, разбуженный назойливым, тупой болью отдающимся в виски, чириканьем непоседливых воробьев под козырьком крыши, он увидел перед собой не потолок, затянутый пыльными нитями старой разорванной паутины, а девчонку, заглядывающую, казалось, ему прямо в душу глазами Федоры. Роланд моргнул и наваждение спало. Глаза его пленницы, а теперь и спасительницы, на самом деле оказались цвета мути северного болота, широко распахнутыми и растерянно глупыми. Из-за ноющего от каждого вдоха тела, Роланду больших усилий стоило отвернуться.

Марушка с самого пробуждения чувствовала себя вполне сносно, чтоб заняться спасением местной знахарки от несправедливых нападок. Она собиралась попросить Лиса, чтоб тот пустил слух, что жизнь раненого сохранила Рута. «В конце концов, в этом нет ничего такого, — размышляла девочка, — Руту я обучу всему, что знаю. Селяне не захотят избавляться от такой способной знахарки. Недельку выторгуем, а там как-нибудь разберемся». Как и Лису, идея искать настоящих виновных в отравлении озера, казалась ей мало выполнимой. А Лис отлично умеет врать — уж точно справнее нее, вот пусть и поможет.

Но местные раньше прознали о таланте Марушки, и теперь околачивались у дома Руты, выстраиваясь в очереди, подспудно ругаясь, кому первее помощь нужна. Дважды дошло до драки, и еще несколько раз драчунов разнимали вовремя, пока те еще не успевали поколотить друг друга. По крайней мере, настолько, чтобы им потребовалась помощь знахарки вперед остальных. Первую группку болеющих девочка бегло осмотрела и быстро всучила им лекарства, перебрав запасы хозяйки дома и растерев из них несколько незнакомых Руте сборов. Кашицы и порошки, избавляющие от тяжелого грудного кашля, страшно заинтересовали местную знахарку. Марушка клятвенно пообещала записать ей рецепты снадобий. Но Рута неожиданно смутилась и отказалась.

— Я потом посмотрю, как ты делаешь, — пробормотала она. — Так лучше запоминается.

За настоящими больными последовали люди с совершенно невероятными просьбами. И если принять роды у козы — кормилицы большой семьи, Марушка согласилась, не забыв при этом вслух грубо заметить, что для кормилицы-то животина худовата и солнца не видит, запертая в тесном сарайчике, то остальная гора дел, для которых она срочно потребовалась людям — ввела в ступор.

Полуслепая, согнутая едва ли не до земли, бабка Тиса требовала, чтобы девочка отыскала котят от ее недавно родившей кошки и потопила их, пока глаза не открылись.

— Кости болят, — разводила покрученными руками бабка, — сама не сдюжу по погребам да чердакам лазать.

Старухе Марушка наказала прикладывать к суставам на ночь капустный лист, а утром растирать их настойкой бархатцев. А вот искать и топить кошачьих детей наотрез отказалась. Бабка еще попереминалась во дворе, невнятно прошамкав не то благодарности, не то ругательства и поковыляла домой, тяжело опираясь на клюку.

Зато умильно глядящим снизу-вверх мальчишкам, принесшим на лечение мяч, из бычьего пузыря, обшитого толстой кожей, Марушка с неожиданным рвением взялась помочь. Мяч прохудился, и зашить его так, чтоб он сохранил форму, заняло несколько часов кропотливой работы. «Зато швы научусь ровнее делать, — думала она, усердно сгорбившись над мячом, — а то, заштопала несчастного, как гуся, начиненного яблоками…»

Рута взяла на себя заботы о похитителе. Помогала приподнять голову, выпаивала его заранее приготовленными Марушкой отварами и обтирала настоями медленно заживающие швы. Мужчина не заговаривал с ней, но безропотно терпел перевязки.