Из глубины глубин
(Большая книга рассказов о морском змее) - Честертон Гилберт Кийт - Страница 25

Мое сердце замирает. Это он, это Ужас! Я отшатываюсь, пытаюсь захлопнуть тяжелую железную крышку. Что-то бьет в стекло, как паровой молот, стекло разлетается на мелкие осколки. Что-то скользит мимо меня в кубрик. Я вскрикиваю и отскакиваю. Это заполняет весь иллюминатор и тускло отсвечивает в свете лампы. Оно извивается и дергается, толстое, как ствол дерева, покрытое гладкой слизистой кожей. На конце громадная клешня, как у лобстера, но в тысячу раз больше.

Я отступаю в дальний угол. Одним щелчком этой ужасной клешни оно разносит в щепы ящик с инструментами. Джоки заползает под койку. Тварь тянется ко мне. Я чувствую, как по лицу медленно стекает капля пота. На вкус она соленая. Жуткая смерть все приближается… Я с грохотом падаю на спину. Бочонок с водой, на который я опирался спиной, перевернулся, и теперь я оказываюсь на полу в луже воды. Клешня поднимается вверх, опускается быстрым, но неуверенным движением и с глухим тяжелым ударом обрушивается на пол в футе от моей головы.

Джоки тихо вскрикивает от ужаса. Тварь поднимает клешню и начинает медленно ощупывать кубрик. Переворачивает койку, вытаскивает брус, перекусывает пополам, роняет и движется дальше. Ощупывает пол. Наталкивается на обломок бруса, хватает его и вытаскивает через иллюминатор…

Волна зловония окатывает кубрик. Что-то скрежещет, что-то вновь проникает сквозь иллюминатор — что-то белое, коническое, усеянное зубами. Оно разматывается все дальше и дальше, скользит по койкам, потолку и полу и скрежещет, как двуручная пила во время работы. Дважды оно скользит над моей головой, и я закрываю глаза. Затем оно снова скользит дальше. Теперь оно в противоположном конце кубрика и ближе к Джоки. Внезапно резкий скрипучий звук становится глуше, словно зубы попадают на мягкое. Джоки издает жуткий короткий крик, переходящий в захлебывающийся, свистящий звук. Я открываю глаза. Кончик громадного языка плотно обвивается вокруг чего-то капающего, после быстро исчезает в иллюминаторе. Кубрик вновь заливает лунный свет. Я поднимаюсь на ноги. Оглядываюсь и непонимающе смотрю на разоренный кубрик, вижу сломанные ящики, перевернутые койки, вижу…

— Джоки! — кричу я.

В иллюминаторе снова показывается эта жуткая Тварь. Я оглядываюсь в поисках оружия. Я отомщу за Джоки. Ага! Вон там, прямо под лампой, в обломках разбитого ящика с плотницкими инструментами лежит топорик. Я бросаюсь вперед и хватаю его. Он маленький, но такой удобный — такой удобный! Я любовно ощупываю острый, как бритва, край лезвия. Возвращаюсь к иллюминатору. Становлюсь сбоку и поднимаю свое оружие. Громадный язык подбирается к страшным останкам. Нащупывает их. И тогда я с криком «Джоки! Джоки!» яростно бью снова, и снова, и снова, выдыхая при каждом ударе. Еще один удар, и чудовищная масса падает на пол, корчась, как ужасающий угорь. Из иллюминатора льется теплый поток. Слышен громовой рев и звон ломающейся стали. В ушах у меня гудит, все громче и громче. Кубрик расплывается и все внезапно темнеет.

Извлечение из судового журнала парохода «Испаньола»:

24 июня. …градусов …минут северной широты …градусов …минут восточной долготы. Замечен четырехмачтовый барк по румбу Н.-В. На мачте сигнал бедствия. Подошли и спустили шлюпку. Это оказался «Глен Дун», возвращающийся в Лондон из Мельбурна. Корабль в ужасном состоянии. Палуба покрыта кровью и слизью. Стальной учебный кубрик разбит. Сломали дверь и нашли юношу лет девятнадцати в последней стадии истощения, а также часть останков мальчика лет четырнадцати. В одном месте на полу много крови и громадная изогнутая масса беловатой плоти весом около полутонны, один конец которой кажется обрубленным острым инструментом. Дверь носового кубрика распахнута и висит на одной петле. Косяки разбиты, словно что-то протискивалось внутрь. Вошли и осмотрелись. Картина ужасная, повсюду кровь, разбитые сундуки, изорванные подвесные койки. Ни матросов, ни останков. Вернулись в малый кубрик и увидели, что юноша начал приходить в себя. Очнувшись, он назвался Томпсоном. Сказал, что на корабль напала громадная змея — видимо, имелся в виду морской змей. Он был очень слаб и не сумел много рассказать, но сообщил, что на грот-мачте есть люди. Послали матроса наверх. Он нашел двоих, привязанных к мачте. Они были мертвы. Осмотрели каюты на корме. Все разбито в щепы, дверь капитанской каюты лежит на палубе у ахтерлюка. Нашли в кладовой тело капитана. Офицеров нет. Среди обломков обнаружили осколок снаряда малой пушки. Вернулись на борт.

Второй помощник с шестью матросами отправлены на барк с распоряжением привести судно в порт. Томпсон с нами. Он записал свою версию событий. Мы безусловно считаем, что состояние корабля, установленное нами при осмотре, во всем согласуется с его рассказом.

(Подписано).

Уильям Нортон (капитан).

Том Бриггс (первый помощник).

СИНДИКАТ МОРСКОГО ЗМЕЯ[47]

(1905)

Если бы не Джимми Рэйнс, я бы не стал и пытаться записывать эту историю. О подобных вещах я предпочитаю забывать: не очень-то приятно вспоминать о лошади, из-за которой ты проиграл свои денежки. Но Джимми, славный малый, попросил меня это сделать — а я обычно делаю то, о чем просит Джимми Рэйнс.

Он хочет, чтобы это напечатали, потому что люди не верят его рассказам (вообще-то, их нельзя за это винить); но ему кажется, что, увидев всю историю в печати, они поверят.

Синдикат Морского Змея был улыбкой фортуны — уж не знаю, доброй или злой. Он возник в маленьком летнем кафе неподалеку от Латонии, а распался на одном островке где-то к к югу от Кубы. Если бы не землетрясение… но, пожалуй, я слишком тороплю события.

Начну по порядку. В тот день стояла такая жара, что еще чуть-чуть, и мы бы с Джимми расплавились, вот мы и решили на время покинуть гонки[48] и передохнуть.

Мы заглянули в летнее кафе Джона Портера, заказали по кружке пива и сигаре и устроились в тени, откинувшись на спинки стульев. Тут отворилась вращающаяся дверь, и в кафе, ссутулившись, ввалился парень, похожий на последнего оставшегося в живых члена полярной экспедиции. Новоприбывший упал в кресло в нескольких футах от нас.

Столбик термометра маячил где-то возле отметки +38°, но на мистере Мерзляке был плащ с поднятым воротником и толстый шарф. Джимми некоторое время пристально разглядывал его, затем подмигнул мне.

— Смотри не отморозь уши, Уильям, — сказал он, когда старый Джон вышел, чтобы принять заказ у незнакомца.

У парня с собой был большой круглый сверток, и, когда Джон перегнулся через стол, повернувшись к нему здоровым ухом, чтобы лучше расслышать заказ, незнакомец крепче схватился за свой мешок, как будто он был полон алмазов.

— Мне лимонаду, — потребовал он. — Кислого, и побольше.

Я пытался вспомнить, где раньше видел этого тина, когда тот поднял взгляд и посмотрел мне прямо в лицо. В то же мгновение в нем произошла разительная перемена. Прыжком преодолев разделявшее нас расстояние, он схватил меня за руку и затряс ее вверх-вниз, словно паровой двигатель, восклицая:

— Билли Мартин, Билли Мартин! Откуда ты появился?

— Я не появился, — ответил я. — Я пришел первым. Откуда ты появился, Альфонс Дулан? Вот в чем вопрос!

— Из чертовски жаркого места, — сообщил он. — Пока еще не привык к человеческой погоде, и мне здесь немного холодновато.

— Мы так и подумали, что с тобой что-то неладно, — сказал я, указывая на Джимми. — Мистер Дулан, это мой младший партнер, мистер Рэйнс. Джимми, мистер Дулан только что вернулся из отпуска в Центральной Африке.

Дулан покачал головой.