Карт-Бланш для Синей Бороды (СИ) - Лакомка Ната - Страница 65

— Надо было поручить все слугам.

— Хочешь сделать хорошо — сделай все сам, — повторила я ее же любимую поговорку.

Мы шептались, чтобы не разбудить Гюнебрет и сестер, а потом загасили свечи и улеглись рядом. Я прижалась к матушке, как когда-то в детстве, когда прибегала в ее постель, когда снился кошмар. Глаза у меня так и слипались, но вопрос матушки мгновенно прогнал сон:

— Ответь мне честно, Бланш. Случилось что-то, о чем я не знаю?

Я затаилась, а потом пробормотала:

— Ох, я так хочу спать… Поговорим завтра…

Но матушка не желала спать:

— Бланш, то, что мы все сегодня видели… Я в замешательстве. А как же ваш договор? Граф передумал разводиться?

— О чем ты, мама! — испуганно зашептала я. — Все условия в силе!

— В силе? — она помолчала. — Но сегодня я видела двух влюбленных, настоящих молодоженов, а вовсе не супругов по договоренности. Ты краснела от каждого его прикосновения, а он так и светился. И все время, пока он не был рядом, он следил за тобой, не отрываясь.

Сердце у меня так и заныло после этих слов, но я сказала, как можно равнодушнее:

— Тебе показалось.

— Нет, твоей матери совсем не показалось, — произнесла матушка чуть обижено. — Бланш, ответь мне честно… Это очень важно… Вы с графом… поженились по настоящему?

— Нет! — воскликнула я, и мы тут же притворились спящими, потому что Констанца зашевелилась и что-то недовольно забормотала.

Когда снова воцарилась сонная тишина, я поспешила опровергнуть матушкины подозрения:

— Ты все не так поняла, между мной и милордом только дружба…

— Очень странная дружба, если он поцеловал тебя при всех.

Я застонала, прикрывая лицо руками.

— Он… настаивает на исполнении супружеских обязанностей? — продолжала расспрашивать меня матушка.

— Нет, — признала я. — Мы оба понимаем, что это невозможно.

— Почему невозможно?

— Мама, он должен жениться на леди Милисент!

— Должен? Чем это он так ей задолжал?

— Я… не знаю…

Матушка задумалась, а я боялась пошевелиться, чувствуя себя провинившимся ребенком.

— Все это мне очень не нравится, — призналась, наконец, матушка. — Какая-то суеверная невеста, какие-то обязательства на год — и сам граф как будто стремиться их нарушить. Он будто тебя провоцирует.

Я промолчала, вспомнив о том, как Ален разыскивал кровать по всему замку, и только невольное вмешательство его величества остановило нас от безумства.

— Но он тебе нравится, Бланш? Я думала, это Реджинальд разбудит твое сердце…

— Ах, мама, — я обняла ее, устраиваясь голова к голове. — При чем тут Реджи?

— Конечно, граф куда более впечатляющ, — согласилась матушка. — Но будь осторожна, Бланш. Любовь — это опасная игра, не заиграйся.

Матушка замолчала, и я тоже. И несмотря на усталость, сон все никак не шел ко мне. «Любовь — игра опасная… не заиграйся», — звучало в моей голове, словно колокол бил похоронным звоном.

Едва солнце поднялось достаточно высоко, охотники уже высыпали во двор. Ален звал меня ехать с ними, но я отказалась и теперь вышла, чтобы проводить гостей. Гюнебрет гордо восседала в дамском седле — такая милая в серебристо-сером платье и серой шубке, отороченной беличьим мехом. Она поигрывала новеньким арбалетом, а вокруг нее так и вились благородные юноши, пытаясь развлечь разговором. Были еще девицы, пожелавшие ехать в седле, но ни одна не могла похвалиться такой королевской осанкой, как дочь графа, и такой не девичьей силой, когда она удерживала лошадь, рвущуюся в поля. Казалось, она была рождена, чтобы восседать на лошади.

Остальным дамам подали сани, и все шумно и со смехом рассаживались по местам.

— Не передумала? — Ален наклонился ко мне, сдерживая горячего мышастого жеребца.

— Нет, милорд, — покачала я головой. — Мне надо все подготовить к вашему возвращению. Но не рано ли вы уселись в седло? Ваша рука…

— Я прекрасно могу править одной левой, — усмехнулся он, ущипнул меня за подбородок и умчался во главу колонны, откуда уже доносилось нетерпеливое тявканье собак и мужской смех.

Проводив охотников, я занялась беседкой. День обещал быть ясным и безветренным, и я решила устроить пикник с дичью в заснеженном саду, в беседке, которая была приведена в божеский вид. Туда перенесли жаровни, чтобы нагреть помещение, натаскали дров, чтобы жарить добычу на открытом огне, а у входа стояли статуи изо льда. Ледяная горка тоже сияла во всем своем великолепии. Если господам и дамам захочется вспомнить радости детства — они вполне могут прокатиться до самого пруда.

От снега было расчищено несколько участков для костров, а по веткам деревьев развешаны фонари. Чтобы добавить праздничного настроения, я сделала несколько букетов из веток падуба. Когда охотники вернутся, им предложат горячий пунш и закуски, и пока они переодеваются и отдыхают — будет зажарено мясо на вертеле. Если добычи окажется мало, то вертела ожидают маринованные каплуны и утки.

Пикник на открытом воздухе — что может быть лучше?

Я была занята своими мыслями, расставляя в беседке вазы, когда кто-то поднялся по ступеням. Оглянувшись я увидела Реджинальда.

Его не было на вчерашнем балу, и сегодня среди охотников, я бы его заметила. Но одет он был в охотничий костюм, а на голове у него красовалась лихо заломленная набок бобровая шапка с красным петушиным пером.

— Вот ты где, — сказал Реджи. — Здравствуй, Бланш. Граф отправил спросить, не нужно ли чем-то помочь?

— Нет, благодарю, — ответила я. — Все уже готово. Мы только и ждем знака, что охота закончена, и тогда разведем костры и подадим еду и напитки.

— Как ты красиво все обустроила, — ответил Реджинальд, входя внутрь беседки и стаскивая перчатки. Волшебное преображение замка и его обитателей — в этом вся Бланш. Как тебе удалось превратить графа из медведя в человека?

Мне не понравился его тон, но я посчитала, что ссора ничего не даст, поэтому предпочла сделать вид, что ничего не услышала, занявшись букетом.

— Я так тебе неприятен, что не хочешь даже говорить? — спросил Реджи, снимая шапку. Русые пряди рассыпались по плечам, совсем, как в детстве, и я смягчилась.

— Нет, Реджи, совсем нет. Хотя ты и ведешь себя, порой, как заноза, но я не испытываю к тебе отвращения.

— Рад это слышать, — он сделал еще шаг вперед и остановился. — Тогда я могу надеяться, что ты выслушаешь меня еще раз?

— Реджи, — я старалась говорить спокойно, — давай не будем тратить время на пустые разговоры? У меня много дел, а мы с тобой уже все выяснили.

— Нет, не все, — он сделал еще шаг и оказался рядом со мной, лицом к лицу. — Ты прекрасно видишь, что я люблю тебя, Бланш. С ума схожу, помешался. Неужели это ничего не значит для тебя?

— Я замужем, — ответила я глухо. Больше всего мне хотелось прекратить этот разговор, но в Реджи словно вселился бес упрямства.

— Всего лишь на год! На год! А потом ты будешь свободна, — он хотел взять меня за плечи, но я отшатнулась. — Бланш?.. Почему ты бежишь?

— Мне страшно от того, что ты можешь сказать, — честно призналась я. — Поэтому лучше подумай и промолчи.

— Как я могу молчать, когда все во мне кричит о любви?

— О любви к замужней женщине? К жене твоего господина? Тогда ты и вправду обезумел!

Мои речи пришлись ему, как пощечина. Реджинальд вспыхнул, потом побледнел, но я видела, что не остановила его намерений. Он хотел говорить, и я опередила:

— Послушай, — я переплела пальцы, подбирая нужные слова. — Надо прояснить все раз и навсегда. Я не хочу, чтобы ты заговаривал со мной о… о любви. Мое сердце никогда не будет принадлежать тебе. Мне жаль, Реджи, но я так чувствую.

— Ты же сказала, что я тебе приятен!

— Нет. Я сказала, что не испытываю к тебе отвращения. Но не смогу полюбить тебя, даже если очень сильно захочу.

Некоторое время он молчал, покусывая губы и оглядывая меня с ног до головы:

— Хорошо, я не буду настаивать и уйду. Но я не успокоюсь, Бланш. Я просто не могу успокоиться.