Где зима тебя настигнет (ЛП) - Уорд Дж. Р. - Страница 4

Смысл в том, что на самоубийц забивали болт – раз они не ценят драгоценный дар жизни.

Словно все дерьмо, что приходится терпеть при жизни – джекпот, а возможность долгие годы ошиваться на Земле – суперприз. С ночи его рождения его обрекли на брак без любви, родители из–за него подверглись бессмысленным страданиям, он наблюдал, как истеричная тварь пытала его близкого друга на протяжении двадцати лет... который был сутенером, наркоторговцем и головорезом... да, очень весело, обхохочешся.

И так далее, и тому подобное.

А в качестве вишенки на торте со сливками – его самолечение беспорядочным сексом – бессердечная судьба приправила сочной вишенкой.

Он встретил женщину своей мечты, влюбился... а спустя три секунды счастья держал ее за руку, когда она умирала от неизлечимой болезни.

Правда, Трэз родился под несчастливой звездой, которая вмазала ему по яйцам с такой силой, что он выкашлял все внутренности на пол.

И вот он сидит в свежекупленном «БМВ», зимой, посреди ночи, в мерзкий сезон отстойных человеческих праздников, подумывает о суициде... И ПРЯМО ИЗ–ПОД НОСА У НЕГО ЗАБИРАЮТ ВОЗМОЖНОСТЬ СДОХНУТЬ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС В АВТОКАТАСТРОФЕ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ГРЕБАНАЯ ВСЕСЕЗОНКА СРАБАТЫВАЛА НА «УРА» ПЕРЕД КАЖДЫМ СРАНЫМ ПЕРЕКРЕСТКОМ НА ЕГО ПУТИ.

Это если мягко выражаться.

Но, ради всего святого, он даже не мог рискнуть и откинуть копыта таким образом, чтобы закончить это ДЕРЬМО и не опростоволоситься в том случае, если сказки про самоубийц и закрытую дверь окажутся правдой.

Не то, чтобы он сейчас верил в загробную жизнь.

Черт, если последние три месяца и научили его чему–то, так это пониманию, что смерть подобна резкой остановке на полной скорости. Особенно если в живых остаешься именно ты.

Что ж, подумал Трэз, по крайней мере, всегда оставался вариант с рекой.

Можно с нетерпением ждать и этого.

Ее фантомный любовник снова прорвался к ней сквозь густую тьму сна, его обнаженное тело появилось из ниоткуда прямо перед ней. Высокий и сильный, он был фантазией, воплощением ее тайных желаний из самых глубин подсознания.

Поднимая руки, она оторвалась от кровати, и когда мужчина накрыл ее своим телом, жесткая плоть была готова, словно он нуждался в ней так же, как и она. Его знакомый и, тем не менее, шокирующий рот завладел ее губами, покрывая ее поцелуями, своим запахом. Широкие и сильные руки сжали ее груди, скользнули на талию и ниже... намного ниже.

Она застонала, без слов умоляя его назвать свое имя. Любовник знал все ее мысли, и она посредством окружающей их магии сказала ему, что ей нужно знать его имя, как его называть.

Когда они были вместе, не существовало его и ее, они были неотделимы.

Когда он приходил к ней, их ждало единение.

Круг замыкался.

Она словно возвращалась в дом, из которого ее вышвырнули.

Но он всегда покидал ее. Никогда не оставался. И уходил слишком рано, неважно, сколько времени они провели вместе.

Если бы она знала его имя... он стал бы реальным. Он бы остался с ней в часы бодрствования, которое обкрадывало их время вместе. Он был бы с ней, а не в ней. Его имя все бы изменило...

Их тела сошлись, как замок и ключ, и все встало на свои места.

Рана исцелилась.

Теснее, она крепко цеплялась за него. Сильнее притягивала к себе. Жестче, она концентрировалась на каждом движении его тела, каждом толчке, каждом всполохе удовольствия.

И неизбежна разлука.

Как бы долго он ни был с ней, он всегда уходил, забирая с собой частицу ее сердца, разлука была проклятьем, как их встреча – благословением. Он был прекрасным лунным светом, вырвавшимся из–за туч, спокойной летней ночью – в череде бурь, теплом в разгар арктической зимы.

Он – последний глоток воздуха для утопающего.

И слезы. С глаз прокатились слезы.

Останься со мной, – умоляла она. Хоть раз. Не уходи...

И впервые за долгие годы он остановился и посмотрел ей в глаза.

Его рука дрожала, когда он смахнул темные кудри с ее лица.

Он промолчал, и тишина стала ответом.

Для них не было разницы между «никогда» и «всегда». Они зависли между известным и неизвестным, между определенностью и бесконечностью, доказывая, что любовь была связующей нитью, но также она была и натяжной проволокой, которая не могла повлиять на расстояние, что неизбежно приходило вместе со смертью.

В тишине, ее сердце умирало.

Снова...

...всегда.

Тэрэза, неизвестно чья дочь, запустила руку в свою дешевую сумочку, отталкивая с дороги кошелек, упаковку «Клинексов» и расческу. На дне дребезжала мелочь, давая ей надежду. Но ключей все равно не было.

Боже, она была выжата как лимон, к тому же спешила. Из–за проклятого сна она будто и не спала вовсе, а когда вырвалась из этого безумия, то обнаружила слезы на щеках. Сколько лет над ней издевается подсознание?

Сколько она себя помнила. Это было еще до того, как с семьей случилась беда...

Вдоль по коридору послышался приглушенный крик и треск разбившейся лампы... или это снова тарелки? Тэрэза вскинула голову. Дверь в ее однокомнатную квартиру была стандартного размера в части высоты и ширины, но толщина подкачала. Хотя учитывая контингент, проживающий в этой дыре? Ей нужна дверь толщиной с фут и, наверное, огнестойкая.

Возвращаясь к поискам ключей. В сумке их точно не было, и благодаря сну она проспала будильник, и сейчас опаздывала на работу. Но она должна их найти. И, да ладно, нужно обыскать всего три сотни квадратных футов, максимум. И это с ванной и кухонным гарнитуром. К тому же она была педантом в части уборки. Ничего серьезного.

Подняв подушки с потрепанного дивана, Тэрэза проверила все углы и стряхнула покрывала со шкафа–кровати, старательно избегая смотреть на часы. Ей не нужно подтверждение тому, что она опаздывала, чертовски опаздывала. Она час назад должна была заступить на смену в «Сале». Нельзя было упустить это место.

Может, ей стоит пить «Эмбиен»[7] или что–то еще. Даже если отбросить непрекращающиеся и мучающие ее сны, в этом пансионе шум стоял круглые сутки. Если кто–то из съемщиков не кричал на своего сожителя или соседа по этажу, то они либо бросали легко бьющиеся вещи, либо передвигались по комнате в тапочках из бетона, либо что–нибудь сжигали на плите.

Закрыв глаза, Тэрэза бросила покрывала на тонкие простыни... а потом расправила все как положено. Пансион – та еще свалка, но что хуже – здесь было опасно... хотя, за последнюю неделю стало получше. Жуткий наркоторговец с этажа избегал ее как чумную, и, учитывая, что она чувствовала, сколько болезней он в себе и так носит? Это говорило о многом.

– Ключи...

Сердце гулко забилось, когда соседи опять что–то разбили, в этот раз сверху.

Ей следовало согласиться на переезд. Но она не хотела ничьей благотворительности, а ее денег не хватит даже с работой официантки. Нужно искать место получше или нарабатывать больше чаевых.

Когда зазвонил телефон, Тэрэза выругалась, подумывая о том, чтобы отправить своего менеджера Энцо в голосовую почту. Больше некому звонить. Она использовала дешевый телефон только для заполнения анкет на собеседованиях. Другой, с которого она когда–то звонила семье, был выключен.

Напоминание о том, насколько скудно она жила, точнее выживала, заставило ее спешно достать телефон из сумки и прокашляться.

– Привет, – ответила она радостным голосом. – Я дико извиняюсь... да, да. Я знаю. Конечно. Нет, нет, я буду. Да. Спасибо.

Завершив звонок, Тэрэза сглотнула ком, чувствуя головокружение. Чувствуя, что она отстает, и дело не только в ключах, а в жизни в целом, Тэрэза словно потеряла управление над автомобилем, который занесло на льду и вело по направлению к аварии, которая закончится ее смертью. Ничего не работало. Эти ужасные условия жизни. Чистый лист, который она перевернула, приехав в Колдвелл. И сейчас даже работа, которая ей так нужна.