Пражский синдром (СИ) - Жилло Анна - Страница 5

Черт, черт! Мама же!

Я уже ехала на маршрутке в Гавань. Хорошо, что вспомнила. Достала телефон, набрала номер.

- Анют, ничего не случилось? – испугалась мама: обычно я не звонила ей раньше обеда.

- Нет, мам. Извини, не приеду сегодня. Работа напала из-за угла. Припахали выставку ювелирную переводить.

- Да ты что? – удивилась мама. – Ты же не берешь тлумку.

Иногда мы спонтанно переходили на чешский, но чаще вставляли в речь чешские словечки, а то еще и в испорченном виде. Как сейчас: tlumka вместо tlumočení – устный перевод.

- Пришлось Ирку выручить. Не знаю, когда вся эта беда закончится. Завтра приеду.

Хоть я и вышла из дома с запасом времени, на месте была впритык. Сначала искала нужный павильон, потом препиралась с охранником, который ни за что не хотел меня пускать через служебный вход. Он долго куда-то звонил, что-то выяснял, потом записал данные моего паспорта и все-таки пропустил. Еще поплутав, я наконец нашла своих четырех чехов, представилась. Все, началась работа.

Сначала я нервничала, потому что давно уже не переводила устно, фактически синхронно. А говорить приходилось почти без передышки, наша секция привлекала повышенное внимание. Посетители толпились у витрин, задавали вопросы. Я даже толком не могла сама посмотреть, что там такое они разглядывают. Некоторые украшения можно было купить, и в этом мне тоже, разумеется, приходилось участвовать.

Но не прошло и получаса, как напряжение испарилось, словно по волшебству. Все чехи, кроме одного, были пражаки, и я буквально купалась в обожаемых поющих интонациях, возможно, странных для непривычного уха. И сама пела, разумеется. Подопечные мои никак не могли поверить, что я русская.

«Mluvite jako pražaci…»

«Говорите, как пражаки», - это был лучший комплимент, от которого хотелось мурлыкать.

Наконец ближе к обеду выдался затишок. Чехи мои отправились перекусить, и я с ними. В секции остался пан Нелиба, самый старший («Я такой старый, что еще учил русский в школе»), который мог худо-бедно объясняться без переводчика. В кафе я уже просто болтала с ювелирами. Разумеется, им было страшно интересно, откуда я так хорошо знаю чештину. Пришлось рассказать.

Когда мы вернулись в павильон, пан Нелиба разговаривал с высоким светловолосым мужчиной в темно-сером костюме, которого я до этого не видела. Он стоял ко мне в пол-оборота, и мне было не разглядеть его лицо, но этот мягкий теплый баритон и короткие, словно рубленые гласные - kratke zobaki! - я узнала бы, наверно, даже во сне.

Как будто замерло все вокруг царством Спящей красавицы. Я стояла и ждала, когда он обернется. Почувствует мой взгляд.

Алеш повернул голову, и его брови взлетели – словно не поверил своим глазам.

- Анна? Annodomini…

Мы снова были на Карловом мосту, стояли и смотрели друг на друга. Как будто не прошло этих десяти лет.

Он изменился. Повзрослел. Другая стрижка - короткая. Вместо футболки под рубашку и потертых джинсов – костюм, который стоил, наверно, дороже, чем все то, что висело у меня в шкафу, вместе взятое. Но улыбка осталась прежней – теплой, светлой, и так хотелось улыбнуться в ответ.

А я ведь только утром вспомнила о нем, когда разглядывала свое отражение в зеркале. Длинная цепочка: костюм – развод – Димка – Прага – Алеш… Но даже в голову не пришло, что он может оказаться на этой выставке. Или как раз пришло – где-то в самой темной глубине? И поэтому было такое странное ощущение, как будто на свидание иду?

На свидание…

- Вы знакомы с пани Анной, пан Новак? – удивленно спросил Нелиба.

- Встречались в Праге, - кивнул Алеш.

Он хотел сказать что-то еще, но тут подошли дамы из оргкомитета, и мне пришлось переводить. Алеш, как я поняла, был у чехов за главного. Говорили они о церемонии закрытия, об упаковке экспонатов, отправке и прочих технических моментах. Алеш то и дело смотрел в мою сторону, а у меня внутри все мелко дрожало. Потом он ушел, шепнув мне:

- Я вернусь.

Чехачи таращились на меня круглыми глазами. Как у совички, которую когда-то подарил Алеш – интересно, где она, надо поискать в шкатулке. Переводчица оказалась загадочной особой. Родилась в Праге, да еще с самого Новака знает.

- А кто он? – спросила я Нелибу. – Новак?

- Вы же знакомы, - еще больше удивился тот.

- Мы десять лет не виделись.

- Владелец ювелирного дома NP Barnet, - ответил Нелиба и уточнил: - Совладелец. Вместе с братом.

Вот так… Хотя… ничего удивительного.

Алеш появился снова только через час, когда поток посетителей почти иссяк. Для них выставка закрывалась в четыре. После этого для участников должна была состояться официальная церемония закрытия и небольшой фуршет.

- Пан Нелиба, я заберу ненадолго пани Анну, - сказал Алеш. – Если что, вы справитесь.

Он взял меня под руку и повел по длинному коридору к служебным помещениям, да так быстро, что я едва поспевала. Мы оказались в небольшой комнате – рабочий стол, диван, два кресла, кофейный столик, плазма на стене.

- Выпьешь что-нибудь? Или кофе?

- Кофе.

Алеш вышел, я села на диван. Ощущение было такое, что все это мне снится. Весь этот сумасшедший день. Так не бывает – или бывает? Столько времени прошло. Он наверняка женат. Господи, о чем я думаю?

- Не могу поверить, - вернувшись, Алеш поставил на стол поднос с двумя чашками, сахарницей и упаковкой сливок. Блеснул браслет часов на правой руке – и обручальное кольцо. – Это правда ты…

- Ты даже помнишь мой ник.

- Я заходил на твою страницу на Фейсбуке. Пока ты ее не удалила.

Да. Заходил. Один-единственный лайк к моей свадебной фотографии. И после этого я решила, что лучше обрубить все окончательно. Чтобы не было соблазна зайти на страницу к нему. Добавить в друзья. Завести переписку.

- Я о тебе вспоминал. Часто.

- Я тоже.

На самом деле это была неправда. Не совсем правда. Вспоминала – но редко. Потому что запрещала себе вспоминать. Каждый раз все это заканчивалось совершенно иррациональными угрызениями совести. Даже тогда, когда у нас с Димкой все разладилось. Наверно, тогда – особенно.

Разговор не клеился. Казалось, нам обоим хотелось сказать о многом, но мы не знали, с чего начать. От волнения немели пальцы – как будто замерзли, и я грела их о чашку.

- Анна… - Алеш коснулся моей руки.

Кольцо – на правой! Но он же католик. В разводе – или?..

В этот момент зазвонил телефон. Поморщившись с досадой, Алеш достал его из кармана пиджака, произнес несколько фраз.

- Не дадут нам поговорить, - сказал он, закончив. – Надо идти. Опять у нас нет времени. Если только на фуршете после закрытия.

- Там мне тоже, наверно, надо будет переводить.

- А потом я сразу в аэропорт. Завтра утром у нас важные переговоры в Праге.

- Если хочешь, могу тебя проводить, - вздохнула я, встав с дивана.

- Хочу.

От его взгляда у меня задрожали колени, и по спине побежали знобкие мурашки – как тогда, на Петршине, когда он взял меня за руку...

3.

Поговорить нам так и не удалось. Вместо этого мне пришлось переводить коротенькую речь Алеша на церемонии закрытия – даже не речь, а с десяток «приятственных» фраз. Я поймала себя на том, что наверняка смогла бы переводить его даже синхронно. Хотя синхронка никогда мне не давалась, несмотря на идеальное знание языка. Для нее надо было уметь встраиваться в речь того, кого переводишь, буквально влезать в его мозги, чтобы угадывать смысл фразы еще до ее завершения.

Слушая Алеша, я мысленно говорила одновременно с ним, только по-русски. И едва он заканчивал фразу, тут же ее переводила, вообще не задумываясь. При этом мы смотрели друг на друга, словно передавали эстафетную палочку. С удивлением я поняла, что именно в этот момент между нами исчезло то напряжение, которое никак не удавалось преодолеть, пока мы сидели в служебной комнате и пили кофе.