Невеста берсерка (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 66

Торгаш и рабыня, снова мелькнула у него мысль. И опять — торгаш и рабыня.

— Придержи-ка его, Свейн, — приказал он. — Кейлев, одолжи мне кинжал, мой остался в зале.

Он принял протянутый клинок, шагнул к дородному купцу. Тот отшатнулся.

— Клянусь, я больше ничего не знаю.

Но зашедший сзади викинг уже держал торгаша за локти, заворачивая их за спину. Надавил, сближая и не давая двинуться…

Мейнлих завопил. В плечах что-то хрустнуло, по рукам разлилась дикая боль. Подошедший зверь легко полоснул по одежде клинком, распоров на груди дорогое одеяние и задев лезвием кожу.

— Нет. Я скажу и другое. Когда наступает время, дракон взрослеет. Он может… он может обернуться.

А торгаш все болтает о драконах, спокойно подумал Харальд. С другой стороны, это тоже нужно узнать.

— И в кого же я обращусь, Сигридсон? — Он несильно кольнул кончиком кинжала рядом с порезом на груди.

Подумал — да, это не Грюмир. Вот тот упирался долго. И заговорил не сразу. Ну а этот…

С другой стороны, хирдман Гудрема был нартвегом. Воином. А это простой торгаш. Подвесивший меч к поясу для украшения — и так пришедший на пир к воинам.

— У полностью обратившегося дракона… — простонал купец. — Три головы. Одна — человеческая. Две — змеиные.

Харальд замер, переваривая сказанное.

Это то будущее, которое его ждет? Две змеиные головы…

Лицо Свейна, стоявшего за спиной у торгаша, стало вдруг восторженно-азартным.

Пожалуй, и Свейн, и Кейлев достаточно наслушались на сегодня обо мне, решил Харальд. И бросил:

— Хватит сказок. Расскажи-ка лучше о питье, которое ты подсунул мне через рабыню. Не эту, а другую, ту, что была у меня прежде…

Лицо купца дрогнуло, и он понял — попал. Отступил назад, сказал спокойно, не отводя взгляда от торгаша:

— Кейлев, Свейн. Я сейчас прогуляюсь на лодке. И там мы с нашим гостем потолкуем о его тайнах. Кейлев, сбегай на драккар, принеси веревки. Чтобы мой гость Сигридсон не уплыл от меня, пока я буду грести. И найди мне какой-нибудь плащ…

Старик торопливо ушел. Свейн, глянув в сторону, заявил:

— Ярл, Убби идет.

Харальд оглянулся. Его новый хирдман, шагнув из темноты, сгустившейся вокруг костерка, протянул секиру. Вытащил заткнутый за пояс кинжал.

— Твое оружие, ярл. Ты оставил его в зале. Вдруг понадобится.

Харальд кивнул, принимая.

— Ярл, так ты вернешься на пир или нет? — с жадным любопытством спросил Убби. — Я нашим на всякий случай велел, чтобы не слишком наливались элем. И Рагнхильд в женский дом отправил…

— Гуляйте, — приказал Харальд.

Но тут же вспомнил о лодке с шестью гребцами, на которой четыре дня назад прогуливался в этих краях посланец Гудрема. Добавил:

— Но осторожно. Отпразднуем по-настоящему, когда покончим с Гудремом. Свейн, Убби. На вас я оставляю Йорингард. Если ярл Турле спросит, скажите, что я вот-вот вернусь.

Из темноты появился Кейлев, подал ярлу короткий плащ из козлиной шкуры, взятый у кого-то из воинов. Сноровисто и быстро спутал тихо стонущего купца веревками.

Харальд обронил:

— Кейлев… ты знаешь, за что я спрошу с тебя.

Старик понятливо кивнул.

— Не беспокойся, ярл. Там оба моих сына. Я тоже пригляжу.

— И поставь стражу к моей опочивальне, чтобы в нее больше никто не совался, — приказал Харальд. — Псов — в овчарню, к остальным. Я пошел.

На море была легкая зыбь — и лодка, подойдя к устью фьорда, начала переваливаться с волны на волну. Харальд ответил на оклик, долетевший с другой лодки, караулившей вход во фьорд. Отгреб еще дальше в открытое море, уложил весла на днище.

И сказал, шагнув к купцу, лежавшему в промежутке между лавками:

— А теперь поговорим. Как там тебя… Сигридсон? Начинай рассказывать о зелье, которым меня напоила моя рабыня. Какая связь между этим — и твоей историей о драконах. Это ведь я дракон, так?

Торгаш завозился, пытаясь уйти от его руки.

— И не забудь рассказать, при чем тут бог Тор, — посоветовал Харальд, разрезая веревки. — Слышал я тут от одного бога, который приходится мне отцом, что Тор тоже замешан в этом. Помни, купец — ты все равно расскажешь мне все. Боль развязывает языки всем. От тебя зависит лишь одно — сколько она будет длиться.

Он наступил торгашу на одну руку, придавив ее к днищу. Перехватил другую, дернул к себе. Взялся за мизинец.

— Я не буду торопиться. Ну, начали…

Торгаш раскололся быстро, потеряв всего лишь два пальца. Харальд аккуратно надавил на ладонь, останавливая кровь. Подумал, глянув на половинчатую луну, повисшую в небе, на котором разошлись облака — самое время.

И подтащил купца к борту лодки. Уложил его грудью на планширь, прижал спину коленом. Объявил, берясь за здоровую руку:

— Ермунгард. Прими мою жертву.

Лодку сносило все дальше и дальше в открытое море. Над водой стоял вопль, переливался волнами…

Когда крик торгаша начал обрываться, переходя в бульканье, рядом с бортом вдруг всплыла голова. Крупная, с толстой шеей, начинавшейся сразу от ушей.

— Наконец-то, — поскрипел Ермунгард. — Мой сын зовет меня, как должно.

Харальд отщепил еще кусочек плоти, небрежно швырнул в воду. Сказал:

— Значит, наконец-то мы поговорим, как сын с отцом. Это ты прислал подарок? Змею в горшке?

— Это не змея… — проскрежетал отец. — Это часть тебя. Там, в лесу… ты уже начал оборачиваться. Я остановил. Одна голова человечья, две змеиные… Две лишние. Я оторвал.

Харальд замер. Ему вдруг вспомнились рубцы на его спине, идущие крест-накрест.

И след, начинавшийся от того места, где он разодрал на куски Эйлинн. След, обрывавшийся на берегу, над морем. Оставленный одним-единственным человеком…

Точнее — существом.

— Это была хорошая женщина, — одобрительно скрипнул отец. — Та, в лесу. Ты уже не мог, как я… только душил. Пришлось самому. Твоих змей я забрал.

Харальд перевесился через борт, лодка закачалась, опасно накренившись.

— Зачем?

— Сила, — ответил отец. — В них то, что вложил в тебя Один. Сила Одина. Ярость Одина. Много силы. Переродившейся. Убрать значит остановить обращение…

Харальд хрипло выдохнул. Спросил, скривившись:

— И зачем ты прислал мне одну из моих голов?

— Чтобы ты понял, — скрежещущим голосом сказал Ермунгард, — каким станешь. И твоя женщина, она мешает. Ты должен стать, как я. Или мой яд пробудит силу Одина. Ты обернешься — снова, опять. Поднимешься в небо…

— А от змеи, посланной мне, не поднимусь? — выдохнул Харальд.

И сжал челюсти. Перед глазами уже разгоралось красноватое сияние — то ли из-за близости отца, то ли от его слов.

— Твои головы оторваны. Неопасны. В них немного ярости — тебе, чтобы понял, как это будет. Чтобы никто не мешал…

Купец у него под ногой захрипел и забулькал. Харальд равнодушно глянул вниз. Снова посмотрел на Ермунгарда, бросил:

— Значит, я должен убить свою женщину, чтобы тебе никто не мешал…

— Много слов, — укорил его отец. — И много ярости. Все от Одина.

И тут Харальда захлестнуло злобой. Он перевесился через борт еще сильней — лодка накренилась так, что едва не зачерпнула воду.

Отчеканил, не сводя глаз с Мирового Змея:

— Хочу, чтобы ты знал. Если она умрет… тогда я сам найду короля Готфрида. Того, кому Тор дал зелье с твоим ядом. Попрошу у него это пойло. И выпью его.

Он выпрямился, пинком отправил в воду тело купца, ставшее короче на четверть. Рявкнул, задыхаясь от собственной ярости:

— И тогда пусть начнется ваш Рагнарек. Ты слышишь меня? Пусть все закончится. Помни — она стоит между тобой и твоей смертью.

Черная фигура на воде начала молча отодвигаться, не оставляя следа в волнах.

— Рагнарек начнется… — прошипел Харальд, стоя в лодке и не сводя глаз с отца. — Когда моей женщины не станет. Запомни это. Насечку на хвосте сделай, чтобы не забыть.

Он подхватил с днища лодки весла, вбил уключины в гнезда и начал грести.