Танцовщица и султан (СИ) - Акулова Анастасия Сергеевна - Страница 13

Остановившись на этом, мы дружно переписали меню, добавив туда новые пункты, потом повара принялись делать заготовки на завтра, а я побежала на рынок.

Оный был просто огромен, и столь разнообразен, что тарисхонский даже рядом не стоял. Тут были и творческие салоны, и парикмахерские, и прочее, и прочее… да чего только не было, любой каприз за ваши деньги. По крайней мере все нужное я для себя нашла.

Первым делом купила нужное количество ткани для тюлей, портьер и скатертей, после чего зашла в мастерскую к портным и заказала пошив всего этого. Губа не дура, ткани недешевые и много, так что обошлось мне все это в приличную сумму, но я не расстраивалась. Что надо — то надо.

Потом набрала еще немного интересных продуктов — рахат-лукума, орехов, специй, соли и сахара, ну и немного приятных для девушки мелочей, и обратно возвращалась нагруженная, как вол. Идти достаточно долго, но услужливым джентльменам, встретившимся по пути, я не доверяла. Паранойя, что тут скажешь. В итоге пришла красная, как рак, и настолько вымоталась, что не услышала разносящиеся на всю округу из моего кафе музыку и смех.

Кое-как открыв дверь, хотела было облегченно выдохнуть, но так и замерла, глазами размером с чайные блюдца разглядывая воцарившуюся вакханалию с участием самых разных певцов, танцовщиц, музыкантов. Все они были в определенной степени знатоками своего дела, веселы, красивы и энергичны — это чувствовалось сразу и я прямо-таки не знала, куда смотреть.

Тяжелые мешки выпали из рук. Нет, я, конечно, подозревала, что на объявление откликнутся скоро, но не до такой же степени? И не в таком количестве. Придется устроить отбор…

Три недели спустя

Эта ночь была особенно красива, наполнена до краев густой темнотой, легким ветром и далеким мерцанием звезд. Полная серебряная луна смотрела на меня снисходительно и печально сквозь открытое окно импровизированной "гримерки", откуда на улицу то и дело непроизвольно падал взгляд, и я вдыхала полной грудью диковинный запах цветов, что росли под окном — сладкий, как никогда… В такие моменты, такие вечера и ночи, я вспоминаю дом. Маму и папу, которые не всегда понимали меня и не всегда стремились, но все равно любили, школу, которую я так и не закончила, несбывшиеся детские мечты, собственную наивность, граничащую с глупостью, и ту девушку, которую я никогда не знала, но чье место поневоле заняла. Надеюсь, с ней все хорошо и она счастлива, где бы ни была. Я так старательно гоню от себя эти мысли, это холодное одиночество, но в такие уютные вечера, такие дивные ночи, они просыпаются с новой силой…

— Эй, с тобой все в порядке? Тебе скоро выходить. — Чья-то маленькая теплая рука коснулась обнаженного плеча.

В лицо дунул холодный порыв ветра, и я, вздрогнув, очнулась. Задумчивость задумчивостью, а руки знают свое дело: ресницы накрашены, подведены "стрелками", легкие золотистые тени в тон костюму подчеркивают яркость глаз, придавая им глубины и загадочности, а нижняя часть лица скрыта легкой, но плотной тканью в тон красивому, щедро украшенному танцевальному костюму величественного охристо-золотого цвета. Волосы, принявшие после обесцвечивания очень красивый, на вид натуральный золотой оттенок, расчесаны до блеска. В ушах — длинные серьги, на запястьях звенят браслеты

— Да, — слабо улыбнулась я отражению обеспокоенной девушки, стоящей позади меня, — Все в порядке, Лин.

Лина — розовощекая темноволосая миниатюрная девушка с мелкой россыпью веснушек на чуть вздернутом носике (придававшем ее лицу толику детской капризности), с пухлыми, красиво очерченными и яркими, как кораллы, губами, атак же озорными шоколадными глазами, пожалуй, была и остается самой миловидной в нашем коллективе. Впрочем, я тоже довольно красива.

— Не ври. Я вижу тебя насквозь, — забавно нахмурилась она, на что я лишь усмехнулась.

— Мне пора.

Выйдя из комнаты, я оказалась в другой, где, собственно, и находилась основная часть таверны. Она встретила меня приятным полумраком, потрескиванием огня в камине и свечей в изящных подсвечниках, пламя которых бросало причудливые отблески и тени на бордовую ткань штор и скатертей, от чего те казались кроваво-алыми. Посетители негромко переговаривались, один из нанятых мною музыкантов прекрасно играл на клавесине, создавая проникновенную атмосферу, унося тревоги.

Скрип половиц, множество скрестившихся на мне предвкушающих взглядов, легкий взмах рукой, рождение новой мелодии… и все посторонние звуки стихли, делая каждую ноту особенно звучной, каждый вздох и взгляд-особенно горячим.

Танец — моя стихия. Мой дар, будь он неладен… Иногда мне теперь кажется, что живу я только здесь, на этой сцене, а все остальное — не более чем декорации, сменяющие друг друга. Обычно в танце я обо всем забывала и от всего освобождалась, будто летя над залом, над миром — такую небывалую легкость при этом чувствовала. Но не сегодня.

Внезапно проснувшаяся боль тоски и одиночества кислотой разъедала душу, впивалась зубами в тело, и огонь страстного танца, казалось, лишь распалял ее, раздувая большой пожар, справиться с которым мне не хватало сил. Быстрые, и от того особенно горькие слезы застыли на ресницах, где-то в глубине глаз, в каждом движении — плавном, страстном, но режущем по сердцу такой же саблей, что в руках. Но только здесь, под сотнями взглядов, мне становится чуточку легче.

Надо отвлечься от мыслей и воспоминаний, сосредоточиться на чем-то. Или на ком-то?

Тело будто жило отдельной жизнью, а взгляд растерянно гулял по толпе жадно рассматривающих нас мужчин, пока не зацепился за одного.

Я даже не сразу поняла, почему именно он привлек меня. Внешне не особо выделялся: русый с правильными чертами лица, нарочито небрежно уложенными волосами, в дорогом черном бархатном плаще, укрывшем широкие плечи. Красив, но среди присутствующих были и посимпатичнее. Мне понравились его глаза: серебристо-серые, но в то же время теплые и завораживающие. Лед и солнце. Знакомые глаза.

Присмотревшись, я с удивлением узнала в нем Гарда. Вроде бы он, такой же, каким был и при нашей последней встрече месяц назад, но в то же время… другой. Мурашки пробегали по коже, при взгляде на него, и мне сложно охарактеризовать это чувство… пожалуй, что-то подобное испытывает кролик перед удавом, не в силах сдвинуться с места, отвести глаза, замирает сердце, время вокруг. Тяжелая, давящая аура власти.

Он сидел достаточно близко к сцене — вальяжно, словно хозяин мира. И смотрел только на меня. Но взгляд его не казался мне липким и неприятным, а скорее, ласкающим, будоражащим. И я, как мотылек, вознамерившийся поиграться с огнем, игриво улыбнулась, глядя в глаза своей "жертве". Из головы вылетели все мысли, стало легче, и меня увлек знакомый вихрь чувств.

Как губка, я впитывала эмоции, сторицей возвращая обратно. В этом танце боли не было. Была лишь всеобъемлющая страсть, абсолютная эйфория, огонь, завладевший каждой клеточкой души и тела, но уже не обжигающий, а согревающий. Вокруг меня безудержным вихрем вилась яркая длинная юбка, змеями извивались руки, тело, волосы, свободно струящиеся по спине. Я стала огнем, солнцем, игривым ветром… Счастлива и свободна в этом сияющем дорогом заведении, свободна так, что понимаю: это не более, чем иллюзия. Ну и пусть.

Гори, огонь, гори внутри,

В глазах сверкай большим пожаром.

Гори, огонь, кипи в крови,

Тебя всегда мне будет мало…

Взлетаю я, живу, танцуя,

Живу одной этой минутой,

И каждый миг в танце смакую

И каждый раз — в последний будто…

И вот — свобода забывать:

В движеньях танца — жизнь другая,

В нем научилась я сгорать

И понимать: я не пустая…

Но всему свойственно заканчиваться, а танец так и вовсе мимолетен.

Внутри снова осталась только пустота.