Перевал (СИ) - "Эвенир" - Страница 12

— Вот, лорд, утром в бане его помыли, теплых вещей в дорогу собрали.

— Он жив хотя бы? — спросил Родрик, заглядывая в бледное лицо.

— Спит, лорд. Наш лекарь дал ему сонного корня и с собой завернул.

— Давай, — кивнул лорд.

Хуст приложил палец к амулету, Родрик повторил жест. Достал из кошеля горсть золотых монет, протянул стражнику.

— Спасибо, лорд. Вот увидите, Ним подлечится, отдохнёт, такой будет славный. Хорошенький, нежный. У вас и слуги, и лекари, а у нас, что…

— «Ним» — это не имя, — прервал стражника Родрик. — На древнейшем языке это означает «нет».

Кейн хотел и вправду взять спящего эала к себе в седло, но Родрик уже почувствовал непонятную ревность. Может быть, амулет привязывал хозяина к рабу, а может быть, ещё что, но отдавать мальчика не хотелось. Родрик сел в седло и принял нетяжёлую ношу. И даже удивился, как уютно устроилась неподвижная фигура у него на коленях, будто так оно и должно быть. Будто этот маленький эал был сделан специально для него, тёплый и нежный, идеально совпадающий с линиями его тела.

Он коснулся носом пушистой серебристой макушки. Надо же, действительно помыли в бане да не пожалели хорошего мыла. Волосы эала пахли сладко и тонко, ночными цветами и синими звёздами над горными вершинами.

========== Глава 6 ==========

После Баркла дорога пошла в гору. Все ещё широкая, позволяющая разъехаться двум каретам, мощеная камнем, она петляла между пологими холмами с редкими корявыми дубами на пожелтевших склонах. Родрик глядел по сторонам, замечая оленей, пасущихся под кронами дубов, хищных птиц под облаками, то ли кречет, то ли ястреб, издалека не разглядеть. Странный мир поселился в его душе, согласный с мерным шагом коня, с плавными изгибами дороги, с низкими облаками и мелким дождём. С тёплым дыханием у шеи, с ударами второго сердца в груди, с лёгким уютным весом на коленях. Мысли о рабских ошейниках, об интригах и убийствах, о неволе и смерти отступили куда-то далеко, остались на тесных улицах столицы, на залитых кровью аренах, в душных гостиных. Осталась лишь дорога домой, под низким небом осени петляющая между холмами. О маленьком эале, дремлющем на его груди, Родрик не думал, лишь ощущал его присутствие, как чувствуют солнечный луч, коснувшийся руки. И удивился, заметив пристальный взгляд синих глаз, направленный на него снизу вверх.

— Доброе утро, — сказал он негромко. — Как ты? Удобно тебе? Что-нибудь нужно?

Ответа не последовало. Родрик не удивился. Очевидно, его подарок давно утратил разум.

— Выйти… — вдруг послышалось очень тихое.

— А, да… — понял просьбу Родрик. — Вон за тем холмом будет полянка с ручьём. Там мы остановимся на обед. Потерпишь?

— Да, — вздохнул эал и заёрзал, поудобнее устраиваясь у Родрика на коленях. Тот спрятал в усах довольную улыбку. Надо же, целая беседа.

На поляне Кейн спешился первым, подошёл к Родрику, протянул руки, чтобы взять его ношу. Эал испуганно пискнул, пряча лицо на груди лорда и цепляясь за его перевязь.

— Не бойся, это мой брат. Он тебя подержит, пока я не сойду с коня. Не хочешь же ты, чтобы мы оба на землю свалились? — терпеливо объяснил Родрик, странно польщенный такой реакцией своего невольного спутника.

— Ним… — пролепетал юноша. Пришлось сказать чуть строже:

— Не нимкай мне. Иди к нему. Приказываю.

Эал всхлипнул, но руки Кейну протянул. Родрик спрыгнул на землю, довольно потянулся. Наверное, прав был покойный Горностай: надо приказывать. Так честнее, да и эалам проще. Они не могут не выполнить приказа, значит, с них и спроса меньше. Зато когда он забрал мальчишку обратно, тот ткнулся в шею влажной мордашкой и щекотно засопел. И это было приятно и как-то даже неловко. Ведь он ещё ничем не заслужил доверия этого странного существа. Более того, готов был оставить его умирать на лавке в бараке городской стражи…

— Какой ты лёгкий, будто пушинка… — проговорил Родрик, унося эала к ручью, поросшему орешником и рябиной.

Он осторожно опустил юношу на землю. Спросил:

— Стоять можешь?

— Да… Нет…

Оказалось, скорее нет, чем да. Родрик придержал мальчишку за талию, пока тот справлял малую нужду. Потом снова пришлось применять власть, когда эал вздумал отказаться от еды. Он всучил ему небольшой, с ладонь величиной ломоть хлеба и такой же кусок сыра, сказал строго:

— Съесть до конца. Это приказ.

Заботливый Кейн свил для эала настоящее гнездо из конской попоны и своего плаща. Полчаса спустя, когда отряд перекусил, напоил лошадей и немного размялся, Родрик и нашёл в этом гнезде свою новую собственность, свернувшуюся клубком и очень несчастную. Пришлось забрать обмусоленный кусок хлеба и подтаявший сыр. Съел он совсем мало. Родрик остался недоволен.

— Вот что, Пушинка, — сказал он, устраивая эала на плече, перехватывая поводья левой рукой. — Тебе нужно набираться сил. Белое Гнездо — это не столица, и даже не Баркл. У нас каждый человек должен пользу приносить. Ну, ясное дело, в дозор я тебя не пошлю. Но оперение для стрел ты же можешь делать? Воду для кухни носить, полы мести, дрова рубить… Не сейчас, в будущем. Работать, иными словами. А для этого тебе нужно набираться сил. Хорошо есть, двигаться. Ходить своими ногами. Ты же не ребёнок, чтоб тебя всякий на руках таскал? Понимаешь меня?

Проехали лиг пять, скрылась из виду поляна с ручьём, холмы стали выше, мелкие водопады засеребрились между камнями. Ответ пришёл, когда Родрик и думать забыл о вопросе.

— Мне больно. Больно стоять, ходить. Я очень хочу. Я не понимаю…

Столько растерянности прозвучало в голосе эала, столько тихого отчаяния, что Родрику стало стыдно.

— Чего ты не понимаешь, Пушинка? Подумай, не торопись. Задай вопрос.

Эал зашевелился, выпрямился, взглянул на Родрика строго, прямо в глаза. Спросил:

— Кто вы?

Какой интересный вопрос.

— Меня зовут Родрик, сын Рейнхарда. Ты должен звать меня лорд, так зовут меня все мои люди. Это понятно? Хорошо. Мне принадлежит крепость Белое Гнездо, и все прилегающие земли, и ещё много чего… Но это неважно, об этом не думай. Ты… Как бы это сказать… Ты — мой человек. Мой эал. Ты должен выполнять мои приказы, а я должен о тебе заботиться. Должен предоставить тебе кров и место за моим столом, лечить, если ты болен или ранен, и защищать тебя, если будет в том нужда. Это тоже понятно?

— Я ваш раб, Родрик из Белого Гнезда.

Это было неожиданно и дерзко. Это также было правдой.

— Разве я не сказал, что нужно звать меня лорд?

— Простите, лорд. Мне так трудно… думать.

— Так вот, ты прав, ты мой раб. Но рабов не носят на руках. Их не сажают рядом с собой в седло. А это значит, что ты не просто раб. Ты — один из моих людей. Это трудно понять, но ты со временем поймёшь. Настоящий лорд за своих людей вцепится в глотку любому. Заплатит за них выкуп, последний медный грош. Разделит с ними последний кусок хлеба. Но и они за него пойдут в бой, как на пир. С радостью, понимаешь? Нет, не понимаешь. Но это ладно, когда-нибудь поймёшь.

Снова протянулось молчание длиною в мили. Зарядил мелкий дождик. Родрик плотнее обернул полу плаща вокруг плеч эала.

— Я пойму, лорд. Я так хочу понять, — послышалось неожиданное.

— Вот и славно, Пушинка, — обрадовался Родрик, плотнее прижимая к груди эала. — Мы с тобой договоримся, вот увидишь.

На ночь остановились у подножия крутого холма. Родрик сунул в руки эалу небольшую плошку густой похлёбки, отдал приказ:

— Съесть все до конца.

К счастью, кормить Пушинку не пришлось. Мальчик усиленно пыхтел, ковырялся в плошке и, обессилев, свернулся клубком на земле, едва одолев половину предложенного, а вернее, приказанного угощения.

В тесном шатре Родрик уложил эала к себе спиной, лицом к жаровне. Пушинка снова задрожал, зарядил своё «ним», но лорд решительно прижал его к груди и приказал:

— Замолчи, ты всем спать мешаешь. Никто тебя не тронет, не бойся. Завтра снова в путь, а сейчас — спать.

Эал затих испуганным зверьком, но вскоре усталость взяла своё, и мальчик расслабился, привалился к плечу Родрика, засопел тепло и уютно. А вместе с ним и сам лорд закачался на тёмных волнах, потерялся в медленном покое. И в глубине гаснущего рассудка мелькнуло понимание, что слишком давно не было ему так легко, и спокойно, и правильно. Будто смерть рыжего эала, отчаяние Горностая — всё это, тёмное, тяжёлое, было не зря, и всё ещё можно исправить, пока дремлет на его плече это удивительное существо. А заодно мелькнула мысль, что именно здесь, у подножия крутого холма, следует заложить первый постоялый двор. И назовёт он его «Пушинка».