Только небо (СИ) - "Эвенир" - Страница 27

========== Глава 13 ==========

Над островом Хиемсхелм, а по-простому — Хисс, четвёртый день бушевала пурга, белой ладонью прижав приземистые домики посёлка, надёжно похоронив взлётные полосы и ангары. Остров ослеп, оглох и потерялся в белой ярости. Пройти из дома в дом, из ангара в медпункт, из столовой в мастерские можно было, лишь держась за протянутые на уровне груди канаты. Каждые четыре часа дорожки прочищали снегомётами, каждые четыре часа снега наметало по колено. День Негасимого Света погрузился во тьму. Ночь обещала быть непроглядной.

Утром пришёл приказ от командира эскадрильи: продолжить учебные полёты. Берг решил этот приказ проигнорировать. Да, враги не будут ждать хорошей погоды. Да, соколы Астории должны летать и в бурю. Для того и была построена эта база в самой северной точке страны, чтобы в настоящем деле проверить всех этих юных ангелов смерти, героев симуляторов и отличников классных комнат. И всё же, последнее решение о каждом вылете принимает инструктор. Вот Берг его и принял: пока не утихнет метель, ни один экипаж не поднимется в воздух. В мирное время он не станет рисковать ни мальчишками, ни машинами. Тем более что новые модели «Кречетов», которые прибыли на базу прошлым летом, все ещё во многом оставались загадкой, даже сам Берг не до конца понял, что там наворотили дизайнеры, что-то нужное, что-то лишнее. Вот если бы самому сесть за штурвал, почувствовать, как отзывается машина… Но последняя комиссия подтвердила прежнее заключение: годен с ограничениями. А это означает кресло второго пилота. В его случае — инструктора. А также должность командира части. И поскольку на острове кроме его лётной школы не было ничего, Берг выполнял функции губернатора острова, в полномочия которого входило заключать браки, брать под стражу виновных в преступлениях и взимать налоги. Эти полномочия неизменно становились объектом шуток, да и Берг никогда не воспринимал их всерьёз. Другое дело — полёты. Это серьёзная власть и серьёзная ответственность.

Ударил ветер в маленькое окно, и Бергу стало холодно и неуютно. Захотелось тепла, хотя бы такого, из чайника. Рука привычно легла на рукоять трости. Конечно, чтобы передвигаться по дому трость не нужна, но он слишком привык к этому предмету. Тогда, позапрошлой весной, в один особенно чёрный день он выбросил трость в мусор. Чтобы больше ничто не напоминало ему об этом человеке, любимом, холодном, жестоком. Через день он передумал, но было уже поздно. Мусор забрали. Берг предпочитал не вспоминать, что случилось с ним, когда он понял, что ничего не осталось у него от Келли. Но оказалось, что умный Элоиз, увидев трость в мусорном баке, припрятал ценную вещь. С тех пор Берг не расставался с ней ни на миг. Только усевшись в кабину «Кречета», отдавал трость механику. А приземлившись, снова забирал.

Хлопнула входная дверь. Засыпанный снегом Крейг шумно ввалился в крохотную прихожую, впустив ледяной вихрь.

— Ужас, что делается! — весело воскликнул он, обметая снег с полушубка. — Я такого не припомню, прямо конец Света!

Он положил перед Бергом почту: стопку конвертов, открыток, рекламных брошюрок. Какому дураку приходит в голову присылать сюда, на Хисс, рекламу пылесосов или моющих средств?

— В столовой уже елку нарядили, — продолжал Крейг, приглаживая ладонью редеющие светлые волосы. — Пилоты все трезвые, а вот кое-кто из механиков, по-моему, уже бухнул. Ты же не станешь их за это наказывать? Праздник же все-таки.

— На Хиемсхелме сухой закон, Крейг, — проронил Берг, перебирая конверты. — Тебе это известно лучше других.

Закон появился полтора года назад, когда Берг привёз на остров окончательно спившегося друга. Назначил его завхозом, загрузил работой, поселил в своём боксе, ни на минуту не оставляя одного. Ему и самому нужно было это постоянное напряжение, забота о другом, чтобы не думать о себе. Чтобы истерики друга заглушили собственный внутренний голос, продолжающий вопить днём и ночью, выматывающий душу вопросами, на которые нет ответа. И лишь по ночам, лёжа без сна на узкой койке, глядя в маленькое окошко, Берг спрашивал себя снова и снова: «Почему? Что я сделал не так, в чем ошибся?» И утешал себя уговорами, убеждая в необыкновенной своей удаче: «Ты выжил, когда должен был умереть. Поднялся на ноги, избавился от боли, когда должен был остаться калекой. Тебя вернули в авиацию, даже присвоили новое звание, доверили лётную часть, допустили к полётам. Будь благодарен и не проси о большем».

Месяцы тяжёлого труда, усиленного питания и тренировок дали результаты: бледный, исхудавший алкоголик с трясущимися руками и с нервными припадками стал понемногу превращаться в прежнего Крейга, весёлого, смешливого альфу, умницу и добряка. Даже небольшим брюшком обзавёлся. Вернулась к Крейгу и прежняя активность: на острове появилась баня, а также клуб охотников, каждый четверг после ужина составлялась партия в покер. Но Берг знал: бывших алкоголиков не бывает. Друга от бутылки не удержишь, значит — не будет бутылок на Хиссе. Пришлось расстаться с несколькими хорошими людьми, выслав их с острова. Губернатор Берг был в своём праве. На острове сухой закон. Так и самому легче не спиться.

В почте обнаружилось письмо Элоиза, нарядное, праздничное. Берг улыбнулся, вскрыв конверт с симпатичным зайкой на картинке, увидев такого же зайку на листе бумаги, исписанном ровным красивым почерком. Кто теперь пишет письма от руки? Только папа. Письмо немного опоздало. Элоиз настойчиво приглашал его на праздники домой, писал об особенно большой ёлке возле храма, о зимнем параде, о гостящих родственниках. Неужели он не понимает, что Берг не может приехать? Не может жить в доме, где все напоминает о нём, где каждая чашка хранит прикосновение его рук, каждая половица помнит его шаги. Даже в Хартане жить — не может. А вдруг увидит его на улице? Он и столичных новостей не читает никогда, чтобы не увидеть в светской хронике его фото за спиной какого-нибудь сенатора или магната. Сомнений быть не может, Келли выбрал такую судьбу. И оттого ушёл, не попрощавшись. Берг ошибся в нём. В этой ошибке винить некого. Только себя.

Закипел чайник. Берг достал из шкафчика две кружки, бросил пакетики зеленого чая. И вдруг замер, услышав в вое вьюги новый звук, знакомый и невероятный. Вскинул брови и Крейг:

— Летит кто-то!

Тотчас же ожил огонёк внутренней связи, прозвучал в динамике бодрый голос:

— Дежурный по части лейтенант Клейн докладывает: борт 20-17 запросил посадку!

— Группу охраны ко второму ангару. Расчистить дорожку к взлётному полю.

— Уже послал, господин майор!

— Пойдём, Крейг!

Через минуту они уже пробирались по колено в снегу, грудью ложась на белые ладони пурги.

— Как же они сядут? — перекричал вой ветра Крейг. — На взлётной полосе снега по пояс!

Ответ нашёлся сам собой, когда белые столбы света прорезали мрак и лёгкие снежинки заплясали в лучах. Штурмовик вертикального взлёта «Валькирия» опускался на остров Хисс, поднимая в воздух клубы белой пыли. А значит, полковник Роуланд почтил дальнюю лётную часть высочайшим визитом, и к тому же в праздничный день.

Четыре тёмные фигуры спрыгнули на снег. Берг приветствовал салютом шедшего впереди рослого альфу.

— Какими судьбами, полковник?

— Привёз вам, майор, пополнение: инженера и медработника. А также подарки к празднику, кое-что к столу… Можно поговорить где-нибудь под крышей, пока меня заправят?

— Конечно, господин полковник, прошу. Только держитесь за канат, иначе мы снова встретимся только весной.

Крейг ушёл устраивать пополнение, а Берг повёл высоких гостей — полковника и его второго пилота — в тёплую, уютную столовую, где пахло хвоей и сдобой. Полковник протянул длинные ноги к электрическому камину, вздохнул с усталостью и с удовольствием.

— Вы не представляете, каково это — вести «Валькирию» через шторм. Она ведь с характером, она сопротивляется, как норовистая кобыла. Но только она и может пройти сквозь этот ад. От ваших хвалёных «Кречетов» только перья полетят.