Только небо (СИ) - "Эвенир" - Страница 24

Задумавшись, он не заметил, как появилась на дорожке парка хрупкая фигурка Нийэли. Увидел омегу, лишь когда тот подошёл совсем близко. Подошёл один. Берг встал навстречу супругу друга.

— Нийэли, здравствуй!

— Берг, добрый вечер! Какое счастье, ты на своих ногах!

Счастья особого не было, это Берг понял сразу. Когда-то пленявший хрупкой красотой омега высох и постарел, поблек, погас.

— А где же Крейг?

— Он не придёт, Берг. Прости.

Они присели, Берг в своё кресло, Нийэли рядом на скамейку. Молчание протянулось между ними, тяжёлое, неловкое. Берг не выдержал первым:

— Почему Крейг не придёт?

— Вчера он напился до бесчувствия, где-то упал, разбил рожу. Он не хочет показываться тебе на глаза. Боится. Ты для него — последний человек, который его ещё уважает.

— А ты? — спросил Берг.

— Я — аут. Ухожу. Не могу так больше. Его все время выгоняют с работы, денег не хватает. Все, что я не успеваю спрятать, он пропивает. Сдружился с какими-то тёмными личностями, начал их домой к нам водить. Райли скоро десять, он омега. Я не хочу, чтобы такие альфы появлялись у нас дома, понимаешь? Я Крейгу говорил, он обещает, а стоит ему только выпить, и все начинается сначала.

— Нийэли, дай ему шанс, — вступился за друга Берг. — И мне тоже. Я постараюсь вправить ему мозги. Мне, конечно, тоже стыдно, я должен был раньше спохватиться. Но я был прикован к постели, Ний, только начал вставать.

— Ты думаешь, я мало ему шансов давал? Думаешь, не пытался его вытащить? И на гипноз водил, и амбулаторно лечил, и в общество алкоголиков… Теперь всё, с меня довольно. Я подал на развод. В субботу уезжаю в Аурику, у меня там брат с семьёй.

Берг не ответил. Еще немного посидели в молчании, потом Нийэли встал, протянул Бергу тонкую руку.

— Я пойду, Берг. Прости меня и ты, я знаю, как ты его любил. Но я больше не могу. У меня дети. Я должен подумать о них. Позавчера Крейг вытянул у меня из кошелька последние деньги, купил себе выпивки, самого дешёвого пойла. Не держи на меня зла, Берг. Мы все его бросили, не я один.

— У меня нет права тебя винить, Нийэли. Могу лишь пожалеть, что так случилось. Крейг хороший, добрый человек, и он любит тебя и сыновей.

— Ладно, ты не поймёшь, я так и знал, — Нийэли резко смахнул с глаз слезы, забросил за плечо сумку. — Прощай, Берг, и не поминай лихом.

— Иди сюда, Цыплёнок.

Так они звали его, Цыплёнок, за пушистые золотистые волосы, за хрупкость и весёлую непоседливость. Берг взял в охапку маленького омегу, утратившего и молодость, и красоту, и осторожно прижал к груди. Они ещё долго стояли, чуть покачиваясь, будто пытаясь отдать друг другу немного тепла, пытаясь навсегда запомнить этот последний миг, последнюю точку в длинной и сложной главе.

========== Глава 12 ==========

Как вор, как вор…

Выскользнуть из тёплой постели, бесшумно натянуть вчерашнее, грязное. Не дыша открыть дверь, выставить в коридор вещи, шагнуть в полумрак. Лишь бы только не разбудить спящего Берга, лишь бы никому не попасться на глаза. Прокрасться по тёмному коридору туда, где у входной двери горит золотистый огонёк. Маленький светильник — бронзовый эльф, танцующий с колокольчиком, — стоит на столике у двери. Прощай, эльф! Тяжелая дверь открывается беззвучно, в доме Элоиза двери не скрипят. Вниз по ступенькам крыльца и по спящей улице бегом, бегом! Как вор…

Впрочем, почему «как»? Разве он не вор? Разве не украл он прошлой ночью то, что никогда, ни при каких обстоятельствах не могло ему принадлежать? Украл, выпросил, вымолил полчаса счастья. Воспользовался великодушием альфы, а тот не смог ему отказать, жалкому, больному, ничтожному.

Впрочем, другого он и не ждал от бывшего протеже. Разве протеже бывает бывшим? Он может быть лишь временно свободным, в поисках нового патрона. И как же невыносимо сознавать, что его поведение столь идеально вписалось в стереотип! Он утратил старого опекуна и в поиске нового в ту же ночь забрался в постель к свободному альфе. Как теперь доказать, что Берг у него второй альфа в жизни? Второй и последний. Он и не станет доказывать. Исчезнет, как вор.

Ноги сами привели его к автобусной остановке. Келли обрадовался: доедет до центра и уже там пересядет на такси, сэкономит пару крон. Теперь ему придётся экономить на всём. И прежде всего на жилье.

Автобус вскоре подошёл. В пустом салоне было прохладно. Келли занял место у окна. За стеклом проплывали знакомые улицы, спящие в розовом предутреннем свете. Что нашло на него вчера? Неужели это от наркотиков? Теперь дом Берга для него закрыт. Не будет праздников с Элоизом и Гаретом, не будет детей Берга. Ничего этого не будет. И, наверное, никогда и быть не могло.

Он почувствовал привкус крови, понял, что прокусил губу, что слезы текут по щекам и нет сил их унять. А нужно. Ведь он едет туда, где его не ждут. Где семья, родители и брат, прочно вычеркнула его из жизни. Возвращается побитой собакой, без работы и лишь с одним чемоданом. Нельзя давать им повода для издёвок. Нельзя показать слабость.

Келли быстро достал из рюкзака салфетку, вытер слёзы, бросил в рот ментоловую конфетку. Ничего, пробьётся. Его родители ничего не знают о Берге, о Сейноре. О Ронаре Тренте, его придуманной любви. Они не смогут сделать ему больно, если не знают, куда бить. А он им не скажет. Всё остальное он сможет выдержать. По крайней мере, у него есть будущее. Через два года с небольшим он получит диплом фельдшера, найдет себе работу и станет свободным. И, может быть, когда-нибудь, лет через десять, он усыновит мальчика, тоже бету. Он знает, это случается. Детей неохотно отдают в неполные семьи, но он сможет взять больного ребёнка, которого никто не хочет. Он станет ему папой, он будет любить его больше всех на свете. И это тоже будущее. За это можно и побороться.

А пока нужно просто потерпеть. Его семья — несчастные и одинокие люди, они получают удовольствие от вида тех, кто ещё несчастнее.

Такси удалось поймать не сразу. Адрес новостройки за кольцевой дорогой озадачил водителя, и они долго кружили по удручающе одинаковым кварталам, мимо мусорных баков, неухоженных детских площадок и захламлённых пустырей. Нужный дом оказался точной копией соседних. Келли вспомнил его с трудом, лишь по старой изломанной ели, чудом уцелевшей среди асфальта и бетона.

В лифте пахло мочой. Кнопки с номерами этажей оказались старательно исковерканными. Странные люди жили в этом доме, построенном лишь четыре года назад.

Келли пришлось довольно долго ждать. Он слышал трель звонка за дверью, чьи-то шаги, недовольные голоса. Наконец, дверь открыл отец в просторных трусах и с голым торсом.

— Келли? — удивился он. — И что ты здесь делаешь?

— И тебе доброго утра, отец, — проговорил Келли, отодвигая с пути ошеломлённого альфу. — Я тоже рад тебя видеть, ты даже не представляешь себе как.

В квартире царил беспорядок. Не весёлый и бесшабашный бардак съёмных квартир и студенческих общаг, а захламлённая и унылая оскомина бедного быта, где ничего никогда не выбрасывается и никто ни о чем не заботится.

Из тесной передней маленький коридор вёл к кухне и ванной, а две двери — в спальню Джена и в проходную гостиную. Из гостиной можно было попасть в спальню родителей.

Из этой спальни выскочил папа в потёртой и полинявшей пижаме. Он поприветствовал Келли на свой манер:

— Что это значит?

— Доброе утро, папа. Я поживу с вами некоторое время, — Келли поставил свои вещи возле дивана в гостиной. Он не сомневался в размере гостеприимства родных. — Где мне положить свои вещи?

— У нас всего две спальни! Как ты себе это представляешь?

Келли вздохнул. Раскрыл чемодан, достал из него полотенце, пижаму, тапки, туалетные принадлежности.

— Я иду в душ. Вы пока побеседуйте и придите к нужным выводам.

В крохотном совмещённом санузле царил тот же безликий беспорядок. Келли брезгливо встал на сероватую эмаль душевой кабинки. Как можно было за четыре года так испоганить новую квартиру?