Человек не устает жить
(Повесть) - Шустов Владимир Николаевич - Страница 4

— Хвораешь, Аркадий? Пустое занятие. Болельщиков и без тебя хватает. Иди, садись! — и указал место напротив.

Костяшки со стуком разлетелись по столешнице.

— Кто еще?

Подошли младший лейтенант Колебанов и штурман «голубой двадцатки» лейтенант Колтышев, несколько полноватый для своих тридцати лет, сосредоточенный мужчина с серьезным неулыбчивым лицом. Колтышев сразу подсел к Аркадию, а Колебанов, переминаясь с ноги на ногу, смотрел на Новикова.

— Совестно небось? — спросил капитан.

— Да не было же ничего, не было! — Колебанов стукал себя в грудь кулаком и поигрывал бровями. — Честно играли! Колтышев никогда не плутует, а я…

— Он и тебе не семафорил?

— Нет! Не было у нас никакой сигнализации!

А сигнализация, конечно, была простая и поэтому труднодоступная для непосвященных, она неизменно приносила победу Колебанову с Колтышевым. Новиков терялся в догадках. Наконец, он обратил внимание на то, что, играя на единицах, противник «забывает» на столе одну косточку, на двойках — две и т. д. При игре на «пустышках» все семь забираются в руки.

— Ладно, — согласился Новиков. — Садись. Но…

Разыграли «флотского». Колебанов оживился. В игре он не мог вести себя спокойно, а менялся, как пламя костра на ветру. Впадал то в мрачность, то в необузданное веселье. Округлив игру по пятеркам, он пропел фальцетом:

— Еще одно последнее сказанье, — и бросил торжествующий взгляд на погруженного в раздумье Новикова. — Как оценит мой капитан подобное стечение обстоятельств? Каково будет решение, от которого всецело зависит судьба экипажа? Не тяните, мой капитан! Характер человека проявляется в любом действии, — он забасил, налегая на «о». — Коли хотите, характер сказывается даже в привычке и манере чистить по утрам зубы…

— Слова мои, — равнодушно поддакнул Новиков и, когда на смуглом лице Колебанова появилось выражение полнейшей удовлетворенности, высоко подкинул и поймал на лету последнюю костяшку. — Вот она, милая! Не паниковать! Прежде чем поставить ее на законное место, сделаю ряд замечаний. Фортуна, Колебанов, обожает воспитанных, думающих людей и не чтит легковесов. Округлять по пятеркам! Это для эффекта, что ли? Поразмыслив, ты пришел бы к совершенно противоположному решению. Пятерок у Аркадия нет: он прокатился. Колтышев подставляет мне единственную пятерку. А с чем же у него пятерка?

Колебанов гипнотизировал взглядом чернеющую в крупных пальцах капитана злополучную костяшку: он уже понял, что должно произойти.

— Не может быть!

— Быть все может. Мыслить надо. Не зря, видно, я с начала игры пусто-пусто приберегал. Получайте-ка! — пустышечный дублет со стуком опустился на столешницу.

— Чего скисли? Между прочим, это характеры ваши проклюнулись: лишнее доказательство в мою пользу. В споре о характере, конечно.

— Отмщенья жаждем! — Колебанов стал яростно перемешивать костяшки. — Требуем сатисфакции!

В помещение ворвался свист ветра. Все оглянулись на дверь. В клубах пара возник запорошенный снегом вестовой. Лицо его было свекольно-красным. Брови и ресницы заиндевели. Не опуская воротника у полушубка, он лишь ослабил застежку и зычно прокричал:

— Капитан Новиков и лейтенант Ковязин к командиру полка!

Новиков с Ковязиным тотчас же поднялись и ушли. На их местах шумно расселись поклонники «изящной словесности». Веселье новоявленных соседей неприятно подействовало на удрученного проигрышем Колебанова.

— И откуда в тебе, Алеша, столько смехачества? — с иронией спросил Колебанов у Сбоева. — Можно подумать, что и на свет белый пожаловал ты не как все смертные, а по-смешному.

— Должен тебя разочаровать, — не обиделся Алексей и полуобнял его за плечи. — На белый свет я произведен по тем же правилам, что и ты. Никаких отклонений в норме. Иначе и быть не могло — закон природы! А к юмору, ты прав, я предрасположен с младенчества. Все дело в том, что мой папаша — самый веселый человек Сибири…

— Оно и заметно.

— В жизни кислая физиономия хуже пустого кармана. Презабавный случай приключился с папашей моим однажды на почве этой самой смешливости. Отправился он как-то за лечебными травами: у старика две слабинки — древние языки и лекарственные травы, которыми он безжалостно пользует ближних. Так вот. Лазил, лазил папаша по таежным урочищам и повстречал медведя. Нос к носу они сошлись. Что делать? Пожать друг другу лапы? Разойтись поскорее?.. Стоят они, молчат они, думают они… И тут папаше бросается в глаза некоторая… ну, как бы сказать, неидентичность, что ли, данного экземпляра хищных млекопитающихся с установленным природой образцом. Почему-то вместо шерсти у мишки на морде произрастал цыплячий пушок, а на загривке торчали перья. Ни дать ни взять — индейский вождь в боевом облачении. Не сдержался папаша, захохотал. Мишка, понятно, в амбицию. Пришлось папаше браться за кинжал: ружья у него при себе в ту пору не было. Потом осмотрел он зверя и выяснил, что морда у Михайлы Потапыча в меду была: или на пасеке гостил, или дупло пчелиное ревизовал. А пух и перья налипли. На гнездо, должно быть, налетел в кустах.

— Крепкий у тебя, Алеша, отец, — уважительно заметил Сумцов. — Я тоже знавал охотника. Кремень! На зверя ходил только с холодным оружием. «Биться со зверем, — говорил, — надо на равных. У зверья, — говорил, — дальнобойных зубов и когтей не имеется». Ха-рактерец!

— И ты туда же! — неожиданно вспыхнул Колебанов, обернувшись к Сумцову. — Ха-арактерец! Захотел человек выделиться из общей среды, захотел покрасоваться перед другими и придумал роль, и разыгрывает ее.

— Не скажи, — упрямо заговорил Сумцов. — Роль? Тайга — не театр с партером, бельэтажем и балконом. И зрителей в тайге нет. Возьми нож в руки и пойди выделись, покрасуйся перед медведем. Ты, Колебанов, не спорь. И ребенку ясно, что характер…

— Стержень, по образному выражению Новикова. Так?

— Можно.

— С нанизанными на него мечтами, устремлениями и поступками?!

— Не без этого.

— Че-пу-ха!

Спор стал привлекать внимание летчиков. Они постепенно почти все собрались у стола, прислушиваясь с интересом к доводам то одной, то другой стороны. Сейчас звучали язвительные замечания Колебанова.

— По-вашему, человек с пеленок обладает характером, стержнем? Он и под себя мочится по велению этого стержня с мечтами, устремлениями и заранее предначертанными поступками. Ха! Кроме Новикова, никто до такой чепухи не договаривался, никто!

— А я с ним согласен, — сказал Алексей. — У каждого ребенка, бесспорно, имеются какие-то зачатки будущего характера, основа имеется. По мере возмужания ребенок, а затем подросток, а затем юноша дополняет, а если хочешь, воспитывает свой собственный характер на основе первоначальных задатков. Этот характер в дальнейшем предопределяет жизнь человека, его поступки, его цели. Конечно, не надо объяснять, что происходит все это под контролем сознания, здравого смысла, тоже во многом зависящего от характера. Математик мог бы сформулировать их зависимость между собой так примерно: они необходимы один другому и достаточны для существования того и другого.

— Софистика! Сумбур!

— Мне понятно.

— А мне, представь, нет! Человек — сгусток противоречий! Как в коммунальном доме, в нем уживаются взаимно отрицающие друг друга взгляды и убеждения…

— Убеждение может быть лишь одно. Иначе незачем именовать его так. Убеждение не шляпа — дань сезону и моде.

— Выслушай меня, Алеша! Отрицать наличие в человеке, в каждом человеке и дурного и хорошего одновременно ты не станешь. Среда и обстоятельства, в которых человек оказывается, проявляют с наибольшей четкостью те или иные черты… В определенных случаях берут верх положительные начала, сокрытые в человеке, в других — тоже определенных! — главенствуют отрицательные. Такой человек…

— Не человек, а кусок теста и то жидкого. Из твоих разглагольствований вытекает, что храбрый человек, допустим превосходный летчик-боец, при определенных обстоятельствах способен праздновать труса? Хуже — пойти на подлость?! Уподобляясь хамелеону, он согласно твоей, Колебанов, теории будет, ориентируясь на обстоятельства и среду, менять окраску?