Волчий билет, или Жена №2 (СИ) - Бушар Сандра - Страница 20

Наверное, впервые тогда я хотела найти что-то хорошее в Шакалове. Понять мотивы его поступков, оправдать жестокость и, возможно, простить. Зачем? Кто хочет жить с тем, что отец твоего ребенка, первый мужчина и, быть может, будущий муж – мразь, растоптавшая тебя и проехавшая танком по твоим остаткам. Соглашусь, для кого-то он – прекрасный любовник, для кого-то – верный друг, а быть может, и добрый благодетель… Но для меня он бес во плоти, олицетворение ада, мужчина, не достойный даже рукопожатия. В тот момент я твердо решила, что сделаю все возможное, чтобы Шакалов не смог даже подержать нашего ребенка на руках. Все!

— Ты забываешь самое главное, Кирилл… — тихо прошептала я, позволяя надрывным ноткам голоса раствориться в шуме ливня. Набрав полные легкие воздуха, втянула слезы обратно, а спину выровняла, что придало какой-то большей уверенности голосу. — Основа любого брака – любовь. Она же рождает доверие. А имея доверие, ты наплюешь на все остальное. Да… Уважение и внимание – приятная вещь, но идет в комплекте с доверием. А достаток лишь приятный бонус, а не основа. Никак нет!..

— И что же ты решила, Черничка? — скрипя зубами, из последних сил спокойно выплюнул Шакалов. Я видела, как его кулаки сжимаются и разжимаются, скулы играют, а глаза темнеют, хотя казалось – больше уже некуда.

— Я не хочу брака, но и не могу требовать от тебя отказа от ребенка. По-моему, для нас обоих это лучший вариант. Зачем тебе девушка, которая тебя ненавидит?

И тут терпению Шакалову пришел конец. Он посмотрел куда-то под ноги, сжал кулаки до покраснения и грубо выплюнул пару ругательств. А затем медленно посмотрел на меня.

Я вязко сглотнула и начала медленно отступать назад, ведь одна мысль то и дело крутилась в голове: «Он сейчас убьет тебя!» Шакалов медленно следовал за мной, вторя каждому шагу, пока я не уперлась в бампер машины, оказавшись в ловушке.

— Ты не учла одного, милая… — прошипел он, хватая меня за бедра и усаживая на машину. Он раздвинул мои ноги, вклинился между ними и крепко зафиксировал туловище рукой. Вторая же скользнула по распахнутому пальто. Зонт улетел куда-то в лужу. Его губы были прямо напротив моих, глаза смотрели прямо в глаза, а дыхание грело кожу лица, когда он грубо отчеканил: — Я хочу тебя. Всю. Ты будешь только моей, ясно? И если не хочешь принимать знаки внимания по-хорошему, то будем действовать по-плохому.

Шакалов резко обернулся назад и безошибочно определил окно нашей квартиры. Не знаю, как мужчина это почувствовал, но родители стояли там, обнявшись и перешёптываясь, что-то обсуждали с задумчивой улыбкой.

— Твой отец банкрот, — коротко и ясно сказал Кирилл, возвращая мое внимание к себе. — Ваша квартира в залоге, и, судя по тому, что семья Хеви не платит по счетам больше полугода, остались считанные часы твоей спокойной и беззаботной жизни.

Земля медленно уплывала из-под ног, перед глазами начали проплывать всякие мелочи, незначительные детали, которые могли бы опровергнуть или подтвердить слова Шакалова.

— Ты врешь! Не может быть… Они бы сказали мне. Поделились! — со слезами на глазах прошептала я, совсем не замечая, что дождь прошел. Ощущая мою потерянностью, Шакалов перестал удерживать меня рукой на спине, а скользнул ею по животу, погладил грудь и завел за спину, тяжело дыша. Его глаза горели таким желанием и жаждой, что могли бы воспламенить воздух.

— Вряд ли бы они сказали тебе, Черничка. Факт в том, что скоро тебе придется искать жилье. А родители? Как считаешь, примут тебя с ребенком? По моим данным, твой отец уже рассматривает, как временное место проживания, комнату в общежитии. Думаешь, там есть тебе место? — шептал Шакалов в лицо, остервенело поглаживая кожу лица, изучая волосы, жадно втягивая запах… А затем вдруг посмотрел на меня и, прищурившись, улыбнулся. — И все, что тебе нужно делать, чтобы этого избежать, – быть послушной.

В голове то и дело прокручивались картины легкого и беззаботного детства. Вот мама ведет меня в сад, вот отец дарит первый телефон, а вот мы все вместе на пикнике на майских праздниках. Отец не всегда зарабатывал хорошо, но я была одета лучше, чем многие дети олигархов. Мама водила меня на все кружки, которые я хотела, несмотря на занятость на работе. И пусть сейчас у нас разногласия, но я должна была им больше, чем стоила моя жизнь.

— Что ты хочешь, Шакалов? — губа задрожала, а тело напряглось, словно струна. Было страшно, больно и так холодно, что каждая клеточка тела покрылась мурашками. А тепло мужчины напротив, его горячие руки действовали на меня странно – опаляли холодом.

— Поцелуй меня, Черничка, — не задумываясь, прошептал он, фиксируя руку на шее, а другую подложив мне под ягодицы. Наверное, чтобы не сидела на холодном… — Поцелуй, и я решу все проблемы.

Зажмурившись, я сжала губы и быстро чмокнула мужчину в нос, с трудом подавив рвотный спазм.

— Не так! — рыкнул он, а затем, тяжело дыша, медленно отчеканил: — Положи одну руку мне на щеку, а вторую заведи за шею.

Тяжко вздохнув, я еще раз посмотрела на окно кухни. Родители все еще были там. Хотелось бы верить, что Шакалов врет, но некоторые детали не давали мне покоя: вот уже три месяца мама не ходит в свой любимый салон, а отец перестал пить пиво, есть полюбившиеся креветки и забросил дорогостоящие лекарства от сердца. Я много раз спрашивала – в чем дело? Он отвечали в один голос про «временные трудности» или «копим на дачу».

Я повернулась к Шакалову и, скрепя сердце, подняла руку. Сказать, что коснуться его добровольно было больно, – промолчать. Его дневная щетина ударила в ладошку тысячей разрядов, превращая ее в камень. Дыхание участилось, а слезы то и дело подкрадывались к горлу. Но я терпела, словно какая-то мазохиста, потянувшись второй рукой к его шее.

Я не сдержалась, из горла вырвался всхлип, а Шакалов судорожно втянул воздух через зубы и хрипло прошептал: «Черничка…»

— Теперь запусти пальцы в волосы… — вдохнул он, словно последний глоток воздуха. Я сделала это, стараясь смотреть куда угодно, только не на Шакалова. «Родители, родители, родители!! Ты им должна, должна, должна!!» — нашептывал внутренний голос каждый раз, когда я хотела отпрянуть, оттолкнуть, убежать.

Вязко сглотнув, Кирилл ближе придвинулся ко мне и, слегка натянув волосы, заставил поднять на него взгляд:

— А теперь поцелуй меня в губы, Черничка. Я хочу почувствовать твою помаду, язык, запах. Сделай это сама.

— Ты точно поможешь моей семье? — тихо переспросила я, не позволяя и нотке паники проскользнуть в голосе.

— Слово Шакалова. В прошлый раз я тебя, кажется, не подвел. Я стану либо твоим спасением, Черничка, либо проклятием. Не думай, что ты сейчас просто сможешь развернуть и уйти навсегда.

Пожалуй, он был прав. Шакалов либо взял бы нужное ему насильно, либо я могла бы выиграть хоть немного полезного для семьи.

— Хорошо. Да будет по-твоему, — продав совесть, сердце и принципы логике, заключила я сама с собой.

Закрыв глаза, я отреклась от этого мира, медленно пододвигаясь к Шакалову. Но как же мерзко это было! Как же меня мутило! Как же хотелось воткнуть ему нож в живот, а не поцеловать!

«Ты выбираешь насилие?» — пошептал внутренний голос тоном Шакалова.

И тогда я решила отречься, представив другого. Годы медитации на йоге мне наконец-то пригодились! Сперва в памяти возник Влад, но… Хоть я ненавидела его меньше, чем Кирилла, тем не менее все еще была зла на парня. Хотелось тут же отвесить пощечину и уйти.

Парни перебирались в голове, а время шло. Напряжение и злость Шакалова становились почти осязаемыми, когда я вдруг вспомнила Его. Максима Абрамова.

Высокий, статный, с глубоким открытым взглядом и философией жизни, похожей на мою. Еще тогда, когда увидела его в том грязном месте, что-то екнуло внутри, но я откладывала странное притяжение в сторону, стараясь не замечать. И вот он снова появился в моей жизни, посетив ВУЗ. Будил эмоции, запретные для брата врага.