Выбери любимый жанр

Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов - Страница 6


Изменить размер шрифта:

6

Фёдор – второй сотник, сидел с другого края стола. Ему было тридцать лет, он возглавлял отряд конных стрелков князя, будучи сам отменным лучником и наездником. Малк, десятник, имел весьма зловещую внешность из–за неправильно сросшихся шрамов на лице. Бронислав, десятник, обладатель длинных усов и ежика полностью седых волос на голове, хотя ему ещё не было и тридцати лет. Аржанин – десятник. Его имя означало «ржавая солома». Это был крупногабаритный рыжеволосый детина. Правда, левая рука его была малоподвижна, из–за разрубленных на ней сухожилий, но эта инвалидность вполне компенсировалось, как говорится «одной правой».

К рядовым дружинникам я тоже стал присматриваться, их было около сотни. Стараясь при этом выявить наиболее терпеливых, смекалистых, способных в будущем взяться за обучения пехотинцев. На общем фоне выделялся Клоч – рядовой гридень, черноволосый парень лет двадцати с хорошо читаемыми следами интеллекта на лице.

Дело в том, что у меня в голове уже не первый день, рождались, перемешиваясь в разнообразных построениях греческие фаланги, римские легионы, колонны немецких кнехтов, щедро сдобренные английскими лучниками, генуэзскими арбалетчиками и русскими стрельцами. Потому как нынешняя организация войск, их структура и вооружение, были никак не способны ни быстро объединить Русь, ни в последующим противостоять монголам. В ближайшее время я подумывал взяться за изготовление немецкого воротного арбалета, прикидывая в уме, а потом и в чертежах, угольком на бересте, его устройство.

В гриднице, помимо всей этой военщины, присутствовали также и высокопоставленные княжьи слуги. Зуболом – придворный палач, оказался тучным человеком с густой бородой, торчащим брюхом и лысой башкой. Своё прозвище он заслужил по праву, так являлся мастером заплечных дел. С особым усердием пытал и истязал языков, шпионов и всех тех, от кого, по приказу князя, нужно было добыть некие сведения.

Ключник княжеский Ждан – был пожилым, седоволосым мужчиной, почти не имел зубов, отчего речь его была шепелявой и невнятной. Писец княжий Федорко являл собой довольно тучного мужчину, недавно разменявшего полтинник, с подслеповатыми, постоянно прищуренными глазами. Хранитель княжеских печатей, а теперь ещё и постельничий Михалко был ровесником Федорки, имел запавшие щёки и частично поседевшие волосы, приобрётшие в результате неопределённый русо–серый цвет.

Не прошло и часа, как изрядно подвыпившая "гоп–компания", под маловразумительное тренькание и пение присутствующих здесь же гусляров, устроило "танцы". Дружинники, повыскакивав с лавок, принялись акцентированно ударять ногами об пол, прихлопывать в ладоши, попутно подпевая гуслярам – в общем, все те, кто видел передачу "играй гармонь" поймут, смогут представить и по достоинству оценить разыгравшееся на моих глазах действо. Визжащие служанки–челядинки, пребывшие в явном количественном дефиците по сравнению с мужским контингентом, пользовались повышенным спросом последних. Их облапливали, зацеловывали, пытались задирать юбки. Слава Богу, до публичного совокупление прямо в пиршественном зале дело пока не доходило. Некоторые разнополые парочки удалялись с пира, под сальные шуточки остальных участников застолья.

Хоть из спиртного я и выпил только один бокал пива, но меня, не смотря на шум и гам вокруг, начало сильно клонить в сон. Заметив моё квёлое состояние, Перемога передал меня "из рук в руки" – под опеку моих дворян, всё это время "тусующихся" в коридоре за дверьми. Дворяне, довольные оказанным им доверием, восприняли поручение Перемоги с энтузиазмом и торжественно сопроводили, а затем, предварительно раздев, спать уложили своего юного шефа.

Опять внезапно наступает утро ... Опять меня аккуратно трясут за плечо ... Опять, разлепив глаза, я наблюдаю опротивевшие рожи «спальников». Прямо "день сурка" какой–то …

– Подымайсь, Владимир Изяславич! Петухи уже прокричали! – бодрым, до изжоги голосом, будет меня «спальник» Веруслав.

– Да плевать я на них хотел! – при этих словах я натягиваю одеяло с головой.

– Чего, княжич? – вопрошает второй голос, похожий на голос Корытя.

Всего «спальников» у меня три человека – Корыть, мой ровесник, Тырий – старше меня на два года и боярич Веруслав, старше меня на год. Помимо «спальников», в штате моих дворян состояли три «меченоши» – Вертак, младше меня на год, Вториж – старше на два года и боярич Нерад – мой ровесник, а также трое «конюших» – ровесник Усташ и два боярича – Лют и Борислав – старше меня на год и на два соответственно.

– Зачем так рано вставать, темень ещё! – сон у меня стремительно проходит, но выползать из тёплой постели нет никакого желания.

– На то и зима нам дана! Холодно, тёмно ..., – "глубокомысленно" отозвался заглянувший в комнату Нерад.

– Да вы, я посмотрю, прям философы!

– Кто это?

– Дед Пехто!

– Не слыхал о таком, – Нерад обернулся к Корытю. – А ты знаешь этого деда?

– Тьфу ты, – вставая я, скинул с себя одеяло. – С вами и пошутить нельзя. Давайте по–быстрому облачайте меня, иначе я окочурюсь.

– Счас, княжич, счас! – засуетились мои няньки.

Скинув длиннополую ночную рубаху, я стал, при помощи дворян переодеваться в местный костюм.

На гульбище[2], выходящее во двор, накинув на плечи тёплый кафтан с позументами, вышел Изяслав Мстиславич. Любил он иногда понаблюдать со стороны за тренировками своих воев. Но сейчас его интересовал его собственный сын, день ото дня всё больше отходящий от болезни – приходящий в себя, восстанавливающий память и воинские навыки.

Сначала князь выхватил взглядом мощную фигуру наставника, возвышающегося среди своих учеников, а затем глаз князя быстро выцепил из толпы собственного сына, выделяющегося на фоне дворских своими богатыми одеяниями.

Перемога в данный момент учил княжича стрельбе из лука. Лук княжича специально был сделан для подростка – внешне почти неотличим от взрослого, но не такой тугой. Изгибы лучины лука с внешней стороны усиливались сухожилиями, а с внутренней — роговыми пластинами, прикрепленными к лучине прочным рыбным клеем. Рукоять лука и его концы имели костяные накладки. На концах они были с отверстиями, куда крепилась тугая тетива. На стрелы были насажены трехгранные железные наконечники, тыльные концы стрел оканчивались двумя коротко, наискось обрезанными соколиными перьями.

Княжич брал стрелы из покрытого бархатом колчана и пускал их в обведенный угольком кружок на доске, прислоненной к забору в тридцати шагах. Княжич старательно целился, но в доску, в пределах круга впились пока лишь всего две стрелы, остальные в круг не попадали. Но и этот результат был просто отличным, если сравнивать с показателями недельной давности, когда княжича пришлось, по сути, заново учить стрелять из лука. Тогда дядька Перемога сильно разозлился, показывая княжичу, как надо держать правильно лук и целиться. В тот день князь не выдержал и сам подошёл к сыну, взял у него лук и стал сам показывать, как класть стрелу, тянуть тетиву. Объяснял, что надо прикрывать левый глаз, а правым надо сразу вместе увидать перо стрелы, жало наконечника и тот кружок на доске, а затем, не виляя луком поднять его с наложенной стрелой немного кверху. Ведь стрела летит не прямо, а падает по дуге. До доски тут шагов тридцать, значит, лук надо поднять самую малость, а если будет сто шагов, то больше. Если сбоку ветер дует, то лук надо повернуть немного к ветру. И только выполнив все эти не хитрые правила можно пускай стрелу в полёт. После подробных отцовых объяснений княжич сходу поразил мишень, чем очень порадовал отца!

Князь с любовью смотрел на своего наследника, сказал сам себе чуть слышно, но горделиво:

— Надежа моя! Вот только какое наследие я ему оставлю? Зарой, Смоленск, а может… Киев!?

Его мысли вновь вернулись к нелегким думам о своем княжестве, ныне отторженном от него его же собственным родным братом Святославом полоцким. Он вспомнил, в каком отчаянно тревожном и горестном смятении вернулся осенью из Смоленска – взбунтовавшегося, а затем и охваченного мором города. Его тогда одолевали и поныне одолевают тяжкие думы. Сколько бессонных ночей Изяслав Мстиславич провёл за последние месяцы в этих тяжких раздумьях! А теперь на горизонте опять замаячил Смоленск, медленно, но верно выскальзывающий из цепких рук Святослава.

6
Перейти на страницу:
Мир литературы