Две стороны отражения (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 60

– Когда нас благословила Богиня?

– В монастыре же. Помнишь, когда мы оба попали под божественный свет? Это был знак: как только ты освободишься, мы должны сразу пожениться.

– Если мы сразу поженимся, Каролина нас не простит. А она еще говорила про вашу тетушку...

– Если свадьбой займется тетушка, то она отложится на неопределенное время, – Люк заметно скис. – А переводиться должна леди Штенье, во избежание нехороших разговоров.

– Но Каролину мы позовем. И маму. И Рикардо со Стефано. И Марго со Себастьеном.

– А я приду сам. Без приглашения.

Мэтр Фаро довольно улыбался. Боюсь только, что его приязнь не проживет дольше передачи Люком «уникальных семейных заклинаний, не имеющих аналогов в настоящее время» в обмен на списание долгов семьи Штенье. Нужно будет непременно при этом присутствовать.

– Добился Оскар своего, – вздохнула мама. – Он так и сказал напоследок: «Хочешь того или нет, но наша дочь будет моей наследницей».

– Но зачем?

– Он хотел, чтобы мы поженились. Но я отказалась.

– Почему?

– Летти, у меня к тому времени было четверо внебрачных детей. Четверо! – Она зло пристукнула кулачком по подлокотнику. – А он член Магического Совета Шамбора. Зачем ему в жены иностранка с сомнительной репутацией? Я ему так и ответила.

– А он?

– А он заявил, что я для него намного важнее Совета.

– А ты?

Я жадно вслушивалась в ее слова, понимая, что, возможно, моему отцу не так уж было на меня наплевать, как казалось раньше. В словах матери сквозила застаревшая горечь и сожаление. Сожаление о чем-то несбывшемся.

– А я сказала, что не буду портить ему жизнь и нам следует придерживаться имеющегося договора. Тогда он решил через суд заявить на тебя права. Проиграл. Попытался выкрасть, после чего ему был запрещен въезд в Лорию до твоего совершеннолетия. И вот тогда я окончательно разозлилась.

– И он смирился?

– Нет, конечно. Сначала он пытался говорить через зеркала, но я это пресекла быстро. Через зеркала в нашем доме не поговоришь.

– Разве что через Изабеллино псише.

– Я не стала с ним ничего делать – к тому времени твой отец оставил такие попытки, да и особенности покрытия псише не позволяли передавать звук без дополнительного улучшения.

– Но другие попытки не оставил?

– Нет. – Она явно смутилась. – Возможно, я не должна была этого делать, Летти, но я была уверена, что так лучше для всех. Не хотела лишать твоего отца возможности завести нормальную семью.

– В результате он остался совсем без семьи. Не считать же таковым племянника?

– Ты не имеешь права меня осуждать! – вскинулась она.

– Имею. Поскольку все это касается непосредственно меня. Ты лишила его дочери, а меня отца.

– Летти, ты не понимаешь. – Она закусила губу и выпалила: – Я любила его. Я никого и никогда так не любила. А выйти за него означало полностью разрушить его жизнь. Он бы никогда мне этого не простил. – Она смахнула слезу, появившуюся в уголке глаза, рывком выдвинула ящик стола и достала папку, которую я раньше не видела. Толстую такую папку, завязки на которой с трудом удерживали содержимое. – Это его письма к тебе.

Я прижала папку к груди и поднялась. Почитаю, когда буду одна. Говорить маме, что своим решением она не только разрушила жизнь отцу, но и прошлась по нашим, не стала, – она и без того все это прекрасно понимает, вон как рыдала на могиле Оскара Делиля. Нет, от своей любви нельзя отказываться!

В своей комнате я обвела прощальным взглядом свои вещи. Все нужное я забрала, а если чего забыла – нестрашно, возьму потом. Прикоснувшись к прохладному стеклу псише, проговорила формулу, завещанную отцом. Поверхность под рукой пропала, и я шагнула вперед. К Люку, который обо мне беспокоился. В дом, который меня ждал.