Вечера в Колмове. Из записок Усольцева. И перед взором твоим... - Давыдов Юрий Владимирович - Страница 43

• Предыдущая
• 43/100
• Следующая

Сабех находился в зависимости от французов, он был у них на жалованье, которое выплачивалось не только деньгами, но и лимонадом, страстно любимым султаном. Н.И.Ашинов опасался противодействия французов, а платить соседу Сабеху ему было вовсе нежелательно13. Н.И.Ашинов обещал дружбу. И он сумел так преподнести свои обещания, что султан его же и одарил – мы получили в свое владение коров и кур, что для нас отнюдь не было лишним.

Больше того, султан не открыл наших намерений чиновнику, присланному из Обока мосье Лагардом, о котором я еще буду говорить. Чиновник, не выведав ничего от Сабеха, принялся стращать нас россказнями о жестокостях дикарей: они, мол, совсем недавно зарезали десятерых европейцев, рискнувших удалиться в глубь страны. Мы вежливо слушали, а сами как раз и занимались подготовкой к уходу в глубь страны.

Ничейная территория, избранная для Новой Москвы, находилась почти в сорока верстах от Таджуры. Вели туда козьи тропы, так что нечего было и думать о переноске тяжелых грузов. Их решили отправить морем, для чего и взялись строить большую плоскодонную посудину и плотить плот. Надо сказать, работали споро, как на общем покосе: каждому уж очень хотелось поскорее «сесть на землю».

Еще до выхода всей партии вперед отправился разведывательный отряд: шестеро вольных казаков, осетины во главе с Шавкуцем Джайрановым, а впереди – Н.И.Ашинов. Я присоединился, чтобы заранее определить тамошние условия с гигиенической точки зрения, в первую голову – качество воды, памятуя заветы нашего праотца Гиппократа, замечания которого о воздухе, воде и местностях не утратили своего значения, особенно в жарком климате.

Итак, мы двинулись первыми. Тесной кучкой, иногда взявшись за руки, мы шли обрывистым путем, шли в неизвестное, которое мы, однако, как нам казалось, ясно провидели.

Не буду описывать тяжкий путь, а прямо скажу о той местности, что была предназначена для «счастливого царства». Как всякая новина, оно возникло не на пустом месте, а на месте старого. Прежде всего, здесь был форт, старинное запустелое крепостное строение. Форт назывался Сагалло, но вольные казаки тотчас окрестили его кремлем; таким образом, Новая Москва с самого начала располагала своим центром. Там было несколько покоев, стены с амбразурами, внутренний двор, башня с флагштоком, все окружал ров, прерывавшийся воротами.

В стороне виднелись три каменных строения, изрядно порушенные. Впрочем, горный лес мог обеспечить колонистов строительным материалом, хотя его заготовка требовала значительных усилий.

Море плескалось рядом, горы, отступив от берега, открывали пространство, достаточное для земледелия. Прибавьте колодцы с превосходной водою (по пути попадалась лишь солоноватая), и уже можно заключить, что мать-природа позаботилась о нашем процветании.

Надо было видеть молитвенные лица вольных казаков, когда они наконец добрались до места поселения! То был миг почти экстаза, великой решимости возвести Дом Счастья, в котором заживешь надолго и который оставишь детям и внукам.

В особенности потряс нас с Михаилом Пан. тот самый старик Ананий Сергеевич Басов, что «много жил мыслью» и проповедовал спасительный всеобщий труд. В недели пароходного путешествия Ананий Сергеевич изнурился донельзя, в Таджуре он уж дышал на ладан и лишь усилием воли одолел последний крутой перевал, чтобы спуститься в обетованную долину. Никогда не забуду, как он пал на колена и медленно-медленно, выставляя вперед руки, приник к земле, коснулся земли лбом. Увы, не разогнулся он, не поднялся; я констатировал паралич сердца… Анания Сергеевича погребли у изножья гор, в тени тамарисков… Потом я часто думал о счастье предтеч, провозвестников; и еще я думал – потом, спустя время – о том, что, вероятно, всякая ложь произрастает из какой-то части правды… Но это, повторяю, все потом, спустя время. А тогда над могилой нашего первого покойника быстро сомкнулись волны забвения, потому что мы пылали энтузиазмом устройства, созидания.

Нетрудно, конечно, вообразить размах, сложность, перипетии этой деятельности. Мы вышли из России наследниками нищеты, отсталости, и Новая Москва располагала лишь minimum'oм, ну, хоть бы малым запасом хлеба. Нам не на кого и не на что было рассчитывать. К тому же мы уже сознавали враждебность соседей-европейцев.

Буквально с первых шагов хлынула прорва потребностей, которые там, в России, удовлетворялись как бы сами собою, без усилий, неприметно, уж во всяком случае, без размышлений, откуда что берется. Ну, кто из нас прежде размышлял над тем, что починка сапог требует дратвы, шитье одежды – иголки, топор – точильного камня, посуда – лужения и т. д., и т. д., и т. д. А теперь, в Новой Москве, каждый едва ли не десять раз на день озирался: ах, этого нет! ах, где бы это достать? ах, как же тут быть?..

Но вот что решительно подчеркну, так это то, что подобные недостачи и затруднения не порождали уныния, а воспринимались с терпеливой улыбкой, как преходящие.

То было молодое, бодрое время. Вспоминая его, я и теперь будто молодею, хотя и понимаю… Ну, понимаю-то это я теперь… Но ведь и вправду был праздник, когда в кузне полыхнул первый горн и наши гефесты застучали молотками! Ведь и вправду был праздник, когда неподалеку обнаружился каменноугольный пласт и Н.И.Ашинов сказал, что мы будем сбывать каменный уголь мимо идущим пароходам! Ведь и вправду, был праздник, когда начались первые новоселья!.. Нет, как хотите, то было время первых радостей, поймет их только тот, кто сам пережил!

Мои записки были б необъятны, вздумай я изображать, как драли землю, рубили лес, ставили избы (некоторые, впрочем, сочли за лучшее шалаши на манер данакильских), как мирской силой устроилась пекарня, амбар общественного имущества, столярная и оружейная мастерские, хранилище боевых припасов, как ремонтировалось старое строение, где я расположился со своим больничным хозяйством.

В ту пору рельефна была черта нашего труженика: он работает порывами, в рвущем жилы напряжении, обнаруживая чудовищную энергию, работает до изнеможения, когда, как говорит мужик, «на пойло бросает», но, повторяю, работает порывами, а не методично, как, скажем, немец.

Взглянешь на долину с крыши форта или с гор – и видишь возделанные поля и виноградники, бахчи и сады с уже принявшимися апельсинными и лимонными деревцами, видишь дома колонистов, поставленные правильным порядком, а посреди обширную поляну с четою роскошных пальм, поляну, служившую плацем и форумом вольных казаков.

Данакильцы, не оставлявшие нас своим вниманием, говорили, что «москов» сотворил чудо. И они были правы, если под чудом разуметь материальное устроение. Конечно, многого недоставало, главным образом из того, что приобретается на деньги, однако все уже были сыты, обуты, одеты, все под кровлями и почти все, каким бы ремеслом ни владели, занимались «хлебным трудом», так что, пожалуй, старик Басов мог спокойно спать в своей могиле. Да, кажется, и каждый из нас мог спать спокойно, потому что все мы ели хлеб от трудов своих.

Волей-неволей мне придется анатомировать жизнь колонии, рассказывать как бы об отдельных разделах ее, хотя, понятно, все эти части и разделы в реальности были взаимосвязаны и взаимозависимы, как это и бывает в любом живом организме.

Хотя я теперь и сознал бесплодность иссушающих ум размышлений о сущности власти, начну все же с форта Сагалло, средоточия власти. В Сагалло с самого начала расположились Ашиновы, Шавкуц Джайранов с другими осетинами, штабс-капитан Нестеров. Какое-то время там жили и семейные, но едва построились, как перебрались из-за крепостных стен в долину.

Все отдавали должное уму, энергии, распорядительности Ашинова. Он пользовался общим уважением; его репутация стояла высоко. Никто из вольных казаков не мог да и не хотел забыть, что сделал атаман для всего нашего дела еще до того, как мы добрались до Африки. Да и здесь на первых порах немалое удалось благодаря авторитету Н.И.Ашинова. Возьмите, например, тяжкий процесс заготовки и доставки строевого леса за 6–8 верст сквозь густые чащи неподатливого кустарника. Нечего греха таить, некоторые, будучи сильнее и проворнее прочих, отказывались помогать слабым, рахманным, как говорят мужики: сказывалось извечное крестьянское, какое наблюдается даже в работе грабаров, уж на что артельной артели. Н.И.Ашинов настоял на необходимости взаимопомощи, и его послушались, повиновались. Было и еще несколько подобных случаев.

• Предыдущая
• 43/100
• Следующая