Остров кошмаров. Корона и плаха - Бушков Александр Александрович - Страница 10

Мейнуэринг взял курс на Тунис, куда и предназначался груз, справедливо рассудив, что ворон ворону глаз не выклюет. И не ошибся – берберийцы из города Мрамора (игравшего в Средиземноморье ту же роль, что в Карибском море Тортуга и Порт-Ройял) оказали «гяурам» как собратьям по ремеслу самый радушный прием. Груз купили за приличные деньги, приютили и накормили. Какое-то время Мейнуэринг в Марморе и базировался, совершив несколько удачных абордажей. Прослышав о перспективном молодом человеке, его звал на службу тунисский бей, а потом, в качестве капера, и испанский король.

Мейнуэринг эти предложения отверг – он себя всячески позиционировал «идейным корсаром» и патриотом. А может, и был таким, кто его знает. Он категорически запретил своему воинству (к тому времени у него было уже 8 кораблей) нападать на английские суда, основное внимание уделять «клятым папистам».

Потом подался к американским берегам – вероятнее всего, в Средиземном море, пусть и большом, но замкнутом берегами, ему опять-таки стало скучно. Других объяснений нет – в Средиземноморье пираты, кто бы они ни были, чувствовали себя вольготно.

В Америке Мейнуэринг сначала взялся крышевать Ньюфаундленд, в те времена никому не принадлежавший и служивший пристанищем рыбаков различных наций. Дипломированный юрист быстренько обложил всех налогом, как денежным, так и натуральным в виде части улова. И немного переусердствовал – не вытерпев непомерных поборов, изрядная часть рыбаков Ньюфаундленд покинула (причем многие сами подались в пираты). Мейнуэринг нисколечко не унывал, грабя имевшие неосторожность проплывать поблизости испанские и португальские галеоны. Причем бесчинствовать своим орлам не позволял. Рассказывали, что когда один пират вздумал издеваться над пленниками, Мейнуэринг без церемоний его вздернул на нок-рее.

Через какое-то время он снова поплыл в Мармор, но пристанища там не нашел – город недавно разграбили и сожгли почти дочиста английские же пираты. Мейнуэринг подался в другой порт, где познакомился с таким же образованным, мало того, благородного происхождения капитаном, Уолсингемом (не исключено, родственником того самого знаменитого сэра Френсиса). Уолсингему как раз надоело мирно возить грузы, и он задумался, как жить дальше, склоняясь к пиратству как более доходной профессии. Так что Уолсингем с превеликой охотой примкнул к социально близкому земляку, и оба отправились грабить испанцев. Те послали против англичан военную эскадру, но не особенно и большую – недооценили уроженцев Острова кошмаров. Обладая нешуточным перевесом в кораблях и пушках, Мейнуэринг испанцев без особого труда разбил.

Испанский король Филипп Третий, как когда-то его отец, отправил в Лондон резкую дипломатическую ноту, требуя приструнить пиратов. Резонно напомнил, что состояния войны между двумя странами нет, и пригрозил, что ответит адекватно.

Отношение к таким нотам при Иакове было совсем другим, нежели при Елизавете. Иаков всеми силами старался сохранить с Испанией мир, и очередная война ему никак не улыбалась. Через третьих лиц он отправил Мейнуэрингу письменный ультиматум: либо тот бросит разбойничать и вернется в Англию, где ему честным королевским словом гарантируется полная амнистия, либо его будет искать и ловить весь английский военный флот.

Мейнуэринг взвесил шансы на успех в случае, если он будет и дальше заниматься своим веселым ремеслом, точнее, полное отсутствие таковых – и, хозяйственно распродав знакомым пиратам свои корабли, с нажитым добром вернулся в Англию. Широкая общественность устроила ему торжественную встречу как идейному борцу с папизмом. Король слово сдержал, выписал Мейнуэрингу полную амнистию и из жгучего любопытства дал аудиенцию, где услышал много интересного. Он полагал, что пираты – это никем и ничем не управляемое дикое племя, все свободное время проводящее в буйствах и грабежах. Мейнуэринг говорил другое: «Хотя пираты в силу своего ремесла больше похожи на дьяволов, чем на ангелов, их сердца не столь окаменели, как это принято считать. Верно, что некоторые из них жестоки и беспощадны, но в еще большей степени они готовы оказывать помощь товарищам. Многие из них отличаются качествами, которых не устыдился бы ни один джентльмен. Пираты расплачиваются наличными и всегда честно выполняют соглашения, поэтому их радушно принимают во многих портах разных стран. Пираты оказывают помощь друг другу вне зависимости от национальности и религиозной принадлежности».

Иаков был крайне удивлен, узнав, что не только фламандские, но и английские купцы продают берберийцам оружие, порох и боеприпасы (спрашивается: куда смотрела хваленая английская секретная служба, давным-давно инфильтровавшая страну многочисленной агентурой? Не знала? Или знала, но не докладывала?). Мейнуэринг объяснил: «В коммерческих делах нет места патриотизму. Я всегда считал самыми гнусными пиратами тех купцов, которые под предлогом честной торговли скупают и перепродают награбленные товары».

Трудно с этим не согласиться. Тем более что сразу вспоминаются строки Иосифа Бродского, правда, написанные от лица не самого поэта, а его героя: «Но ворюги мне милей, чем кровопийцы». Пират, по крайней мере, нисколечко не скрывает, чем добывает средства к существованию. Гораздо отвратительнее выглядит респектабельный купец, который старательно изображает добропорядочного семьянина и ревностного прихожанина церкви – а сам исподтишка скупает у пиратов (в том числе и иноверцев) награбленное и продает им порох, оружие и боеприпасы…

Король назначил Мейнуэринга губернатором Лувра, где располагалось пять военных портов. Мейнуэринг привел в порядок изрядно обветшавшие укрепления. Устроив ревизию пороховым складам, он был не на шутку ошарашен: в бочках вместо пороха оказалась какая-то дрянь, больше всего напомнившая толченый уголь. Порох уплыл на сторону, вероятнее всего, через английских купцов опять-таки берберийцам. Новый губернатор шуток не шутил – военные интенданты в офицерских чинах немаленькой колонной уныло побрели на каторгу…

Мейнуэринг оказался не чужд изящной словесности – написал и посвятил королю солидный труд, где содержание ясно из заглавия: «Об истоках, обычаях и искоренении пиратства». Прочитав его, Иаков поручил именно Мейнуэрингу очистить «узкие моря» от пиратов. С поставленной задачей бывший «идейный корсар» справился блестяще. Ему помогали военные эскадры нескольких европейских государств, чьей морской торговле пираты изрядно вредили, но основные труды легли на плечи Мейнуэринга. Он удачно топил корабли и вешал захваченных в плен берберийцев, среди которых наверняка были его старые корешки из Мармора. В конце концов уцелевшие берберийцы, бормоча под нос разные нехорошие слова, дружненько подняли паруса и уплыли на историческую родину. Заодно Мейнуэринг украсил нок-реи своих кораблей и пиратами христианскими. С тех пор пираты в Ирландском море и Ла-Манше перевелись. Осталась только контрабанда между Англией и континентом, процветавшая чуть ли не двести лет. С контрабандой оказалось гораздо труднее справиться, чем с пиратством, – с ней и в наше время не покончили…

Во времена Иакова началась колонизация англичанами Северной Америки. Иаков вовсе не был ее инициатором – но, во-первых, этому процессу нисколечко не мешал, наоборот, а во-вторых, его религиозная политика как раз и дала кадры первых поселенцев.

После того как Иаков под давлением англиканского епископата и пуритан отменил введенные было для католиков льготы, католики потянулись в эмиграцию, в первую очередь во Францию, где могли свою веру исповедовать спокойно.

Пуритане этому радовались недолго – вскоре и они попали под раздачу, в чем были виноваты сами: обнаглели и заигрались. Подали королю так называемую «петицию тысячи» – ее и в самом деле подписало около тысячи священников, в том числе и некоторое число англиканских. Требования были самые радикальные: полностью отменить в Англии англиканский епископат, а саму церковь упростить до предела: убрать «папистскую роскошь» и некоторые виды богослужений, опять-таки как «наследие папизма». И, наконец, распространить в Англии самую экстремистскую разновидность протестантизма – шотландское пресвитерианство.