Осколки Империи (СИ) - Батаев Владимир Петрович - Страница 1

Давно следовало уехать из города. Ещё год назад, а лучше три года. Не стоит так долго задерживаться на одном месте в моём положении. А десять лет — это очень много, надо почаще напоминать себе об этом. В последние несколько месяцев я каждое утро говорил себе — пора уезжать. И каждый раз отвечал — завтра, вот завтра непременно…

— Завтра! — твёрдо ответил я себе этим утром, после чего пошёл и уволился с должности охранника в лавке ростовщика, где проработал последние два года.

Надо было сразу после этого собрать вещи и уехать. Но старик внезапно расщедрился и выдал мне небольшую премию. Расскажи я кому — не поверят, что ростовщик добровольно расстался с деньгами. Но старый Пьетро никогда не был жмотом и не задирал проценты, вопреки мнению его клиентов, не желавших добровольно возвращать долги. Впрочем, за время моей службы должники пытались расплатиться с кредитором сталью в сердце всего трижды, остальным хватало вида моей угрюмой физиономии и ладони на рукояти меча, чтобы полезть за кошельком вместо кинжала. Моя репутация делала работу за меня — говорю же, что слишком долго задержался в этом городе.

Куда идёт наёмник, когда у него в кошельке неожиданно завелась пара лишних монет? Конечно, в бордель! Я не стал исключением. Да и как я мог навсегда уехать, не попрощавшись с Клементиной? Слишком многие люди раньше ждали моего возвращения и не дождались. Однажды я дал себе зарок хотя бы иногда прощаться. Впрочем, выполнял я его так же тщательно, как клятву не оставаться на одном месте дольше семи лет. Что ж, наверное, я уже никогда не стану более ответственным.

— Я пришёл попрощаться, — сообщил я, когда мы с Клементиной уже как следует поприветствовали друг друга и лежали в обнимку на смятых простынях в её постели.

— Ты уезжаешь, Гисмунд[1]? — надулась девушка. — Надолго? Когда вернёшься?

Я усмехнулся, как почти всегда, когда слышал это своё имя. Из-за того, что я часто улыбался вот так, вроде бы без повода, многие считали, что я весёлый парень, хотя у меня и странное чувство юмора. Эх, знали бы они, насколько.

— Навсегда, — честно ответил я. Может, я и вернусь когда-то в этот город, но её тут уже не будет. Возможно, я встречу её внучку… — Извини, дорогуша, моё решение окончательно. Так надо.

— Ладно, Гис, как скажешь. — Девушка казалась искренне расстроенной, но быстро взяла себя в руки. Может, за эти годы я и стал для неё больше, чем просто клиентом, но рыдать у меня на плече она не станет. Клиент должен уходить довольным, даже если собирается никогда не возвращаться. Через минуту она вновь улыбалась и весело щебетала. — Гис, а расскажи мне на прощанье свой секрет? Ну Гис, ну пожалуйста!

— Какой секрет? — я удивлённо вскинул бровь. Уж чего, а секретов у меня хватает, но большинство из них не для ушей Клементины. Впрочем, даже мысль о существовании большинства моих тайн никогда не придёт в её хорошенькую головку.

— Гис, ты красишь волосы, да?

От удивления вверх взметнулась вторая бровь. Я искренне расхохотался. Вот уж такого вопроса я не ждал. Впрочем, и в нём есть подвох. Всё же слишком надолго я задержался.

— Нет, — честно ответил я, машинально пригладив коротко стриженные абсолютно белые волосы. — Это не от возраста, я поседел давно и за один-единственный миг.

Клементина кивнула. Наверное, решила, что в жизни наёмника бывает много моментов, когда можно в одночасье поседеть с перепуга. Пусть думает что хочет, как оно было на самом деле, ей ни за что не догадаться.

Я нежно провёл пальцами правой руки по щеке Клементины. Кожа гладкая и нежная, но в уголках глаз уже заметны «гусиные лапки». Десять лет — долгий срок, люди стареют.

— Гис, а может, снимешь перчатку? — попросила девушка, покосившись на мою левую руку. — Для меня, прощальный подарок, а? Знаешь, как меня любопытство заело?

Я только обречённо вздохнул. Да уж, знаю. Интересно, сколько раз за эти годы Клементина просила меня об этом? Наверняка то, что я ношу только одну перчатку, кажется странным многим. А уж то, что я не снимаю её даже в постели… Впрочем, наверняка Клементине попадались клиенты и с большими причудами.

— Я ведь говорил, у меня на руке бородавки, — улыбнулся я. — Ты ведь не хочешь, чтобы они перескочили на тебя?

Я повёл правой рукой ниже, вдоль шеи девушки, к груди, по животу и ещё ниже… Пора заканчивать разговоры, прощаться, как следует, и уходить.

Дверь с грохотом распахнулась от мощного удара ногой, защёлка сорвалась с креплений. В комнату вломились стражники с мечами наголо.

— Ты Гисмунд? — строго спросил один из них. — Ты арестован!

— А что я сделал? — изумился я. — Неужели с сегодняшнего утра посещать весёлый дом стало незаконно?

Да уж, ситуация не из приятных. А меч валяется на полу, рядом со штанами. Я машинально покосился в ту сторону. Заметив это, стражник шагнул вперёд. Я тут же скатился с кровати и пнул его под колено. Мигом вскочив, схватился за рукоять его меча, одновременно двинув локтем бедняге в челюсть. Теперь я был вооружен, а противников на ногах оставалось четверо. Но вместо того, чтобы нападать, они расступились в стороны, и в комнату вошли ещё двое их коллег с арбалетами.

— Вы ведь арестовывать меня пришли, а не убивать? — уточнил я.

Вместо ответа мне в грудь вонзилось два арбалетных болта.

— Больно же! — возмутился я, скривившись. Сделал шаг вперёд и упал. Похоже, в сердце попали. — За что? — с трудом прохрипел я. И мир померк.

Очнулся я от вылитого на голову ведра воды. Вокруг стояли всё те же стражники, включая арбалетчиков и парня, зажимающего перебитый нос. Но находились мы уже не в комнате Клементины, больше это место смахивало на темницы под замком.

— Одевайся! — приказал один, бросив мне штаны. — Графиня хочет тебя видеть!

Я пожал плечами и поморщился от боли. Болты из меня вытащили, но раны ещё не зажили. Они что, меня по городу так и тащили — голого и истекающего кровью? Прелестная, наверное, была картина…

Я не стал спорить, просить позвать лекаря и уточнять, что случилось. Застрелили, притащили в замок, привели в сознание — значит, знают, что делают, какой смысл отпираться. Надо было уезжать вчера. Или год назад.

Меня сопроводили в кабинет графини. Она сидела за столом, читая какой-то манускрипт. Рядом стоял хрустальный шар. Я скользнул взглядом по книжным полкам. Что ж, примерно этого я и ожидал.

— Ваша милость, — поклонился я. — Чем обязан такой чести?

— Я знаю, кто ты, — спокойно произнесла женщина.

— Ну, дык, это не секрет, — почесав в затылке, заявил я. — Гисмунд меня звать. Наёмничаю, в охранке работаю иногда. И это, всё по закону, не нарушаю ничего.

Графиня раздражённо тряхнула гривой чёрных волос, в её золотистых глазах сверкнули гневные искры.

— Хватит дурака валять! Тебя застрелили, а ты ожил! Что на это скажешь?

— Чудо Господне, — пожал плечами я. — А может того-этого, стрелки у вас зазря паёк свой лопают…

— Я прикажу тебя пытать, — холодно объявила она.

— Ага, я весь дрожу от ужаса!

Я решил, что притворяться и впрямь бессмысленно. Взял стул, повернул спинкой к себе, уселся, сложив руки на спинке и упёршись в них подбородком.

— Мадам, скажите честно, господин граф в курсе ваших увлечений? Как часто вы подливаете приворотное зелье ему в еду? Он любит, чтобы вы почитали ему перед сном трактат о трансмутациях? И почему я не вижу у вас в кабинете чучела ворона или хотя бы филина? А помело у вас персональное или на двоих с уборщицей?

— Месье, вы хам! — воскликнула она, от злости зайдясь красными пятнами.

— Спасибо, мне говорили, — улыбнулся я. — Так чего надо, дорогуша?

— Сколько тебе лет? — осведомилась она.

— Тридцать! — мигом откликнулся я. — Плюс-минус три тысячи. Уважь мой возраст, милочка, и переходи ближе к сути.