Наследники по прямой. Книга первая - Давыдов Вадим - Страница 11

• Предыдущая
• 11/149
• Следующая

— Я учитель, — Гурьев вздохнул. — Литературы.

— Не рассказывайте, раз нельзя, — невзирая на полотенце, Даша исхитрилась пожать плечами. — Вам же нельзя. Я понимаю.

И опять посмотрела, — нет, вовсе не на хронометр и не на браслет. На два — Даша не знала, как правильно они называются, — предмета, висевших у Гурьева на шее на длинных цепочках. Один — из металла, похоже, серебряный, и ещё один, поменьше — из неизвестного Даше светлого камня. Гурьев отрефлексировал её взгляд:

— Ну да, ну да, — подтвердил он, придавая голосу необходимые беспечные модуляции. — Нельзя, нельзя. Я только что приехал. Сегодня. Замечательный у вас город. Зелёный, солнечный, тихий — просто прелесть. А осназ — это что такое?

— Я совсем дурочкой Вам кажусь, да? Думаете, если я — голубоглазая блондинка, так со мной можно, как с куклой?

Вот оно, решил Гурьев, вот оно. Как же, как же это?! Не может быть. Не бывает. Не бывает, не может. Не может.

— Извини, пожалуйста, — он вздохнул. — Конечно, я знаю, что такое осназ. И ещё много чего знаю. И я не стану с тобой, как с куклой. Никогда. Обещаю. Честное наставническое. Простишь?

— Прощу, — кивнула Даша. — Только если на самом деле не будете.

— Не буду. Но я действительно работаю в школе. А самбо — это хобби.

— Это не самбо, — спокойно ответила девушка. — Такого самбо не существует. Вы обещали.

— Сдаюсь, — Гурьев покаянно опустил плечи, став на десять сантиметров ниже. — Прости меня. Я ужасно тупой. А в вашем городе все девушки такие?

— Нет. Не все. Я — такая.

О, подумал Гурьев. О. Ты — да, такая. Сейчас я вспомню, как нужно разговаривать с такими девушками. Ещё немного — и вспомню. Совсем чуть-чуть.

— Извини. На самом деле — извини.

— Ладно, — девушка кивнула, оставаясь серьёзной. И всё ещё, в общем, напуганной, хотя и старалась не подавать виду. — А где Вы работать будете?

— В Первой школе.

— А я там учусь, — вдруг улыбнулась Даша. Улыбка была такая, что Гурьева едва не опрокинуло — мгновенная, неожиданная и разящая, как ночной выстрел в лицо. — Десятый «Б». Правда? У нас в школе?

Продолжающаяся «амнезия» злила Гурьева. Совпадение времени и места — вообще приводило в бешенство. А тут ещё — такая улыбка.

— Правда. А кто у тебя флотский? Отец?

— Да. Капитан-лейтенант Чердынцев, эскадренный миноносец «Неистовый», — она так гордо это сказала, и так вскинула подбородок, что Гурьева проняло до самой печёнки. — Типа «Дерзкий». Который после «Новика» строили, того, балтийского, знаете?

— Знаю, — Гурьев сдержанно кивнул. Да это же просто чудо настоящее, подумал он. — Отец дома сейчас?

— Нет. Он… на работе. Мы с ним вдвоём, моя мама умерла, когда я родилась. Ну, просто, чтобы вы не боялись спрашивать. Я её даже не помню.

— Ясно. Что это за публика такая была?

— Я их так, в лицо видела, некоторых. И… этого тоже. Только я с такими не вожусь.

А вот это даже я понимаю, подумал Гурьев.

— Ну, иди вперёд, я за тобой, — он чуть отступил, войдя в воду по щиколотку. — Типа «Дерзкий», значит.

— Мне косу заплести надо, — словно извиняясь, сказала девушка. — Что же я, такая растрёпанная, пойду?

Верно, подумал Гурьев. Косу заплести просто необходимо. А для этого придётся полотенце-то снять. Он вздохнул и демонстративно развернулся на сто восемьдесят градусов. И секунду спустя услышал Дашин голос:

— Можете смотреть, если хотите. Мне не жалко.

Гурьев едва сдержался, чтобы и в самом деле не обернуться. Не то, чтобы ему очень хотелось на неё посмотреть. Вот на её лицо он хотел бы посмотреть. В глаза, опять. Это — да. Это — вот точно.

Две минуты прошли в полном молчании. По доносившимся до него звукам Гурьев понял, что туалет закончен, и полотенце находится опять на положенном месте. Он повернулся, улыбнулся, как ни в чём не бывало, и подбородком указал — подтвердил — направление.

Они двинулись. Отпустив девушку на несколько шагов, он смотрел, как идёт она по кромке воды. Да на кого же она так похожа, чёрт подери?! Эти глаза, этот взгляд. Волосы. Где, где я это уже видел? Работай давай. Качай, качай[12] быстрей. Он вздохнул и буркнул:

— Одна просьба.

— Я знаю, — Даша живо обернулась и кивнула. — Я никому не скажу, Вы не переживайте. Эта шпана только может проболтаться, а я — могила. Я же понимаю.

Что ты там понимаешь, почти рассердился Гурьев, что можешь ты понимать, прелестное дитя природы, растущее на черноморских скалах?! О-о…

— Всё равно Вы на учителя не похожи.

— А на кого похож?

— На Ланселота.

— На кого?! — чуть не споткнулся на ровном месте Гурьев. — Начиталась ты, Даша, всякой чепухи.

— Ой. Я книжку там забыла, — Девушка умоляюще оглянулась на него.

— Что за книжка?

— Не по программе, — вскинула опять подбородок Даша. — «Красное и Чёрное». Жалко, я даже до половины не дочитала.

— Возьмёшь в библиотеке. Мы не станем возвращаться.

Дурёха романтическая, почему-то с нежностью подумал Гурьев. Книжки на камнях читает, под мерный рокот прибоя. О. Сейчас в тебя ка-а-а-к вылетит весь этот заряд романтики. Обхохочешься.

— Ладно, что ж… Она, кажется, вообще в воду упала. Всё равно жалко. А Вы с Аннушкой уже познакомились?

— С кем?!

— С Анной Ивановной. Мы её так все называем, она чудесная, не то, что некоторые!

— Познакомился. Если это можно так назвать.

Что-то ты очень уж смелая в разговоре с незнакомым мужиком при полном безлюдье и практически неглиже, метнул Гурьев желваки по щекам. Это непосредственность такая или причина интереснее?

— А вы в каких классах будете преподавать?

— В старших.

— И у нас?

— Вероятно.

Даша остановилась и повернулась к Гурьеву. Он тоже остановился — в полном замешательстве, что, впрочем, умудрился достаточно успешно скрыть:

— Что?!

— Вы меня не бойтесь, Яков Кириллович, — проговорила Даша. — Я в Вас влюбляться не собираюсь, даже не думайте, и мешать Вам работать не буду. У меня папа — морской офицер.

— Офицер?!

— Да. Офицер. Я это слово не произношу обычно, знаю, что нельзя. Но Вам — можно. Вы — настоящий.

Ну да, ну да, подумал Гурьев. Мне — можно. За версту видать: никому нельзя, а этому вот — можно. Вот же влип.

— Даша.

— Я же говорю — Вы меня не бойтесь. Я устав очень хорошо знаю.

— Устав?

— Это папа всегда так говорит. Устав учила? Учила. Что можно — то можно, а что нельзя — то нельзя. Вот.

— Суровый у тебя папа.

— Он капитан. Командир, ему иначе никак невозможно… Но весёлый тоже бывает… Хотя редко, — Даша отвела со лба прядь волос и смущённо улыбнулась, но глаза при этом сохраняли испытующе-серьёзное выражение. — Вы не сердитесь, пожалуйста. Я Вам даже спасибо толком не сказала.

— Не стоит благодарности, — усмехнулся Гурьев.

— Дело не в благодарности, — Даша вздохнула и посмотрела туда, где мористее виднелись силуэты двух военных кораблей. — Не только в этом, хотя и в этом тоже. Вам ведь самому было приятно меня спасать. Я бы морем от них ушла, они плавать не умеют совсем, даром, что на море выросли, так что…

Ох, не ушла бы ты от них, подумал Гурьев. Ни морем, ни сушей, уж ты поверь мне… дивушко. Дивушко, да. Настоящее дивушко. И что же всё это значит, очень хотелось бы мне выяснить, и поскорее.

— А влюбляться в меня действительно ни в коем случае не следует. Тут ты совершенно в точку попала.

— Я знаю.

— Что ты знаешь? — удивился Гурьев.

— Я знаю, — упрямо повторила Даша, и глаза её потемнели. — Почему вы не вместе? Так же нельзя!

— Что, у меня разве на лбу что-нибудь написано? — печально спросил Гурьев.

— Конечно, написано, — девушка смотрела на Гурьева так, что ему захотелось превратиться в краба и забиться куда-нибудь под камень. — Огромными буквами. Только никто не умеет читать, а я умею. Вы ужасно ловко притворяетесь, конечно, но я-то всё равно вижу. Так почему?

• Предыдущая
• 11/149
• Следующая