Зов Лавкрафта
(Антология хоррора) - Кабир Максим - Страница 24

— Алла Руднева, — уверенно сказала мама. — Точно, Аллочка.

Тимур сел, налил в блюдо подсолнечное масло, посолил и окунул в него хлеб. Прожевав, спросил с деланным безразличием:

— Почему я ее не помню?

— Так ведь она всего один год с вами училась.

Марина улыбнулась выкрашенными в «Зуко» губами:

— Любовь твоя, да?

— Пасть закрой, — шикнул Тимур и опередил мамино недовольство вопросом: — Она, что не местная была?

— Местная. У стадиона, по-моему, Рудневы жили. Она же пропала без вести. Горе такое. Пошла гулять и не вернулась. Десять лет бедняжке было. А ты почему интересуешься?

— Да так.

Он встал из-за стола.

— Пообедал, называется? А ну, быстро, котлету съел! Бестолочь!

— Собакам отдай.

В спальне он вытряхнул из томика Дюма пригоршню рублей. Маловато, но на одно свидание хватит. Маринка заглянула в комнату, звеня готовальней с циркулями. Он сжал кулаки. Почему эту шумную тварь не похитят, как прочих детей?

— А мы с мамой съедем, — сообщила сестра доверительно. — К тете Вале. Без тебя. Тут работы нет. Только гробики делать и можно. Мама говорит, тебя все равно зарежут скоро. Или сопьешься, как остальные.

— Скатертью дорога, — тихо сказал Тимур, хлопая входными дверями.

На улице вечерело, молодежь сходилась во дворы и детские садики, чтобы выпить псевдо-голландский спирт или плодово-ягодное пойло. Звучал смех, перебиваемый хитами «Сектора Газа». Детвора палила по голубям из шпоночных рогаток.

Рядом со станцией находился холм, увенчанный гаубицей времен Второй Мировой. Когда между микрорайонами началась война, Тимур с пацанами повернули двухтонную махину стволом к Парковой. Мол, перчатка брошена.

Возле пушки Тимур и расположился. Лениво метая в землю складной нож, он то и дело поглядывал на купол станции. Перегон Парковая-Речная-2 был наземным, с холма Тимур хорошо различал служебные пути, выходящие с восточной стороны купола. Рельсы сворачивали к коробкам депо и ремонтным мастерским. Как говорится, поезд дальше не идет. Ни в двадцать три, ни в другое время.

— Что за бред? — пробормотал Тимур. — Она же развела меня.

Он извлек из кармана сложенную вдвое фотографию. Прикоснулся к детскому лицу с розовой кляксой.

В половине одиннадцатого Тимур вошел в вестибюль станции. Метро привычно пахло гидроизоляционной пропиткой и креозотом. Он устроился на лавочке, наблюдая за людьми. Представлял, какого размера гробы понадобятся для того или иного человека. Чьи семьи отвалят кругленькую сумму за ящик, а чьи предпочтут сэкономить на похоронах.

Стрелки подвешенных под потолком часов ковыляли к одиннадцати.

Состав прибыл без опозданий. Самый обычный поезд с плоской мордочкой и круглыми глазищами фар. Сине-зеленый, а вовсе не чёрный-пречёрный. Поезд выпустил пассажиров, но медлил отправляться в металлическую люльку.

Тимур встал и подошел к открытым дверям пустого вагона.

«Меня просто выгонят оттуда», — подумал он.

Поезд загудел, и Тимур сделал шаг в его нутро. Двери закрылись, отрезая обратный путь. Состав тронулся.

«Ну что ж, — решил Тимур, хватаясь за поручни. — Хотя бы побываю в депо».

И поезд въехал в туннель.

Сначала за окнами царила абсолютная темнота. Потом он разглядел рыжую стену подземки в потеках воды, змеящиеся кабели, глубокие трещины. Запах ила проник в вагон, наполнил ноздри. Тимур крепче стиснул поручень, чувствуя себя посетителем рискованного аттракциона.

Поездка длилась три минуты — ровно столько, сколько нужно, чтобы преодолеть реку, которую легко переплыть, да никто никогда не переплывал. По крайней мере, с этого берега.

Медленно и величественно поезд выехал из туннеля. Распахнулись двери. Тимур шагнул на платформу и очарованно завертел головой. Станция находилась ниже уровня земли, о чем свидетельствовала высокая, уходящая вверх лестница. Лампы в плафонах давали скудное освещение. Тьма сгущалась в углах и подкупольном пространстве, где-то журчала вода, но следы запустения отсутствовали. Тимур постучал по колонне, убеждаясь, что перед ним не мираж. Ощутил холодное, шершавое, настоящее.

Поезд не двигался. Головной вагон погрузился в продолжение туннеля, и темнота спрятала таинственного машиниста.

Тимур прошел вдоль состава. Шаги отдавался гулким эхом. Он стал взбираться по лестнице, выше и выше. Навстречу двум фигурам, замершим у турникетов.

Никто в Речном не посмел бы назвать Тимку Гроботеса трусом. Окрестные пацаны уважали и опасались его. И сейчас, поднимаясь по ступеням, он контролировал каждый мускул, готовый бежать, а если надо, сражаться. Но капля холодного пота все же скатилась по его пояснице.

Две пары глаз уставились на гостя. Во взглядах сквозила неприкрытая враждебность. Женщина, судя по одежде, дежурная или диспетчер, куталась в шерстяной платок, так что открытой оставалась лишь верхняя часть лица. Бровей не было, надбровные дуги полукругом нависали над глазными впадинами.

Человек в милицейской форме был именно «человеком в милицейской форме», а вовсе не настоящим милиционером. Одежда висела на нем, как на огородном пугале, фуражка норовила соскочить с яйцевидного лысого черепа. Кожу мужчины покрывал тонкий слой лоснящейся слизи. Рот представлял собой широкую складку плоти, и Тимур не хотел знать, что она скрывает.

Лже-милиционер живо воскресил в памяти встречу с великаном из рогоза.

Тимур, как ни в чем не бывало, прошел мимо парочки. Его не остановили.

Стену слева украшал барельеф. Он успел заметить счастливых пионеров, марширующих за высокой безобразной фигурой. Понимая, что парочка провожает его взглядами, он не стал задерживаться у стены. Распахнул створки дверей и очутился на улице.

Озаренные полной луной, перед ним высились новостройки, те самые, из далекого детства. Монолиты темноты, притворяющиеся панельными домами. Ни в одном окне не горел свет.

Тимур повернулся к станции. Гранитные буквы над входом гласили: «РЕЧНОЙ-3».

«Добро пожаловать», — мрачно подумал Тимур и зашагал по аллее.

Тишина давила на барабанные перепонки. Лай собак, пьяные выкрики, музыка остались на том берегу. Он один был источником звука: дышал, точно к диафрагме подключили усилители, топал слоновьими ногами по плитам. Столько шума не издавала и Маринка в минуты вдохновения.

Пейзаж был самым обычным. Тропинка, ведущая между домами, гаражи-ракушки, голые деревья, электрические будки с «невходитьубьёт», ржавая карусель….

И все же Тимура не оставляло ощущение, что он ходит среди декораций, что вещи вокруг нефункциональны, а лишь кажутся таковыми.

«Речной-3, 22» — прочитал он адрес на здании. Первый этаж дома был выделен под гастрономом, здесь же висела табличка: «ГЛААКИ».

Резкий шум выпотрошил тишину. Пронзительный писк невидимой гигантской мыши донесся издалека, струной натянулся в воздухе, и сошел на нет. Тимур завертелся, ожидая удара в спину, но микрорайон вновь укрылся мхом тишины. Словно истошный писк почудился ему.

Двери «ГЛААКИ» были приглашающе открыты.

«Вы меня не напугаете», — сказал Тимур кому-то и вошел в магазин.

Эффект нормальности присутствовал в полной мере. Овощной отдел, колбасный, кондитерский, соки и воды. Но чем дольше гулял Тимур по безлюдному магазину, тем больше странностей замечал. Львиная доля товара была порченой. Капуста завяла, картошка зацвела, от прилавка с колбасами исходил характерный сладковатый аромат. Холодильники то ли выключены, то ли сломаны, бутылочки с лимонадом покрылись пылью. Алкогольная и табачная продукция отсутствовала. Зато было много сладостей. Сваленные в кучу пастила, зефир, вафли, батончики «Tupla», «Wispa», сушеные бананы.

Тимуру пришла в голову мысль, что все это украли или подобрали на помойке, прежде чем принести сюда.

— Тебе чего?

Продавщица, выползшая из подсобного помещения, застала его врасплох. Она напоминала жабу, которую малолетки надули воздухом через соломинку. А еще она могла быть родственницей лже-милиционеру и лже-дистпечерше. Такие же глубоко посаженные глаза под гладкими надбровными дугами, складки плоти вместо губ, такой же влажный блеск кожи. Прозрачная пленка киселя покрывала жабье лицо, и руки, поправляющий парик.