Знак четырех (СИ) - Носова Алёна - Страница 3

Зажиточные горожане - граждане Эндроса, живущие ближе к центру города - во всем стремились подчеркнуть свое превосходство над простолюдинами. Считая развеселые гулянья Окраинных кварталов уделом черни, достопочтенные мужи праздновали по-другому. Разместившись в удобных закусочных за обильным столом с кувшинами доброго вина, они ворчливо рассуждали, что раньше де было не так, раньше простолюдины знали свое место!.. После новой перемены вина добропорядочные граждане расплывались в улыбках и начинали хором выводить легкомысленные куплеты уличных музыкантов, не замечая даже, что их юные сыновья потихоньку улизнули из-за стола. Молодым людям наскучило сидеть с благочестивыми родственниками, потягивая разбавленное водой вино. Куда интересней переодеться в грубую одежду и отправиться в окраинные кварталы, где захмелевшие виночерпии щедро наполняют чаши крепким напитком, а простолюдинки улыбаются так сладко!

Иное дело - знать. С каждым годом ее празднования проходили лишь роскошнее: спрятавшись от глаз простых смертных за высокими стенами Старого города - самого сердца Эндроса - те, кто был рожден от благородной крови, изощрялись в выдумках и расточительстве.

Праздник начинался около полудня, когда в тенистых рощах Парка Семи фонтанов проводился смотр будущих невест. Девочек десяти лет впервые представляли обществу, после чего их родители могли официально договариваться о будущем браке. Ближе к закату в Розарии, парке-лабиринте, начинался пир, плавно перерастающий в дикую попойку, мало чем отличавшуюся от гуляний на окраине - за исключением того, что жен и детей отцы-аристократы отправляли по домам.

В женских покоях поместья Вэй с утра царил переполох. Хлопали сундуки. По коридорам носились рабы, в спешке перерывавшие гардероб госпожи. Жена сенатора, одна из красивейших дам города Айстриль Вэй, была сосредоточена до предела. Она не могла подобрать верх к наряду из роскошного охристо-рыжего шелка, выкупленного на аукционе за огромные деньги. Расчет был прост: скучные матроны явятся в белых туниках и привычных шалях; городские красавицы обрядятся в синий - цвет, еще недавно популярный, но уже порядком всем надоевший; она же, Айстриль Вэй, законодательница мод Эндроса, произведет настоящий фурор своим ярким нарядом! Еще вчера госпожа планировала накинуть на плечи простой плащ, который не спорил бы с рыжим шелком, но теперь сомневалась - может, все-таки рискнуть и облачиться, скажем, в сочно-зеленую накидку? Но какое тогда выбрать украшение?..

Дижимиус Вэй, облаченный в традиционную белую тунику и такую же белую тогу с широкой пурпурной каймой, стоял тут же. Он был не в духе, потому что ему предстояло произносить речь перед простолюдинами, но за сборами жены следил с особой тщательностью. Сенатор лично желал убедиться, что свет увидит женщину, красоте которой поэты посвящали стихи, музыканты - песни, а скульпторы - вольготного вида статуи. Жена была одновременно гордостью сенатора и неизменным атрибутом его статуса. Он покупал ей баснословно дорогой шелк из империи Райгон, заказывал украшения у лучших ювелиров, хоть сам не любил всей этой мишуры. Дижимиус, как приверженец строгих традиций, осуждал знатных матрон, копирующих вульгарные наряды наложниц из южных пустынь - а то, что многие мужчины по примеру варваров-северян стали носить нелепые штаны или, того хуже, разноцветные одежды, словно пустоголовые женщины, он считал просто омерзительным. Белая тога - вот одежда благородного человека!

Губы Дижимиуса тронула легкая улыбка, когда в комнату вошли две девочки, его дочери. Они тут же разделились: Сайарадил скользнула к матери, а младшая Эйлинур решительно направилась к отцу.

- Пл-лаздник! - требовательно пропищала она, дергая Дижимиуса за руку; это значило: 'Я тоже хочу пойти с вами!'

Сенатор усмехнулся, подхватывая рыжеволосую крепышку на руки:

- Тебе придется посидеть дома, моя радость!

Эйлинур надула губки, глядя на отца исподлобья так умилительно, что Дижимиус расплылся в улыбке: как же он любил младшую дочь, так похожую на него самого!

- Подожди, тебе еще успеют надоесть бесконечные пиры, которые так любит твоя мать, - вздохнул он.

- С-сая, - заупрямилась Эйлинур; это значило: 'Если идет сестра, то и я могу'.

- Что за плебейское сокращение! - нахмурился Дижимиус, чуть встряхивая дочь. - Твою сестру зовут Сайарадил. Это славное старинное имя, подходящее наследнице рода Валлардов!

- Да, это лучшее имя, которое ты мог выбрать, отец, - прошептала Сайарадил так, чтобы тот не услышал.

Отец не услышал, но услышала мать. Она украдкой бросила на старшую дочь тоскливый взгляд и опустила голову, но уже через мгновение ее глаза вновь задорно заблестели. Айстриль давно научилась быть веселой, когда нужно, а грустить, только если никто не видит. И все же она улучила мгновение, чтобы прижать Сайарадил к груди - они виделись редко, ведь старшая дочь всегда находилась подле отца...

Дижимиус мечтал о первенце-мальчике, который приумножил бы славу семейства Вэй из рода Валлардов на политическом поприще или в военном искусстве. Он заранее выбрал имя для первенца - Сайарадил, что означало 'победитель'. Сайарадил Валлард Вэй. Отличное имя для наследника!

Но ранним утром в полную луну первого месяца зимы 976 года от основания Эндроса Айстриль произвела на свет девочку.

Роды проходили тяжело. Рабы окуривали дом благовониями, взывая к помощи ведомых им одним богов и духов. Когда измученная повитуха сказала, что выжили и мать, и ребенок, Дижимиус почувствовал облегчение - ровно до тех пор, пока не увидел жену. Еще вчера цветущая, Айстриль выглядела так, словно вернулась из мира мертвых. Глядя на ее осунувшееся лицо и запавшие глаза, Дижимиус не мог отделаться от мысли, что новорожденная дочь выпила из матери все жизненные соки. В фамильное поместье Вэй были приглашены лучшие из жрецов-целителей Эндроса, которые вынесли суровый приговор: Айстриль больше не могла иметь детей.

Выслушав это, Дижимиус пришел в ярость. Он так мечтал о сыне, законном наследнике, но Великое Небо распорядилось иначе! Что теперь делать? Развестись? Повод был самый законный, но... Нет, Дижимиус не мог отослать бесплодную Айстриль обратно в отчий дом. Основой его состояния служила торговля с родней жены; лишиться этой поддержки означало для Дижимиуса потерять все.

Напрасно целители говорили, что Айстриль молода и может поправится - увещевания не действовали на Дижимиуса, решившего, что из него просто вытягивают пожертвования для Храма. 'А что мешает мне воспитать сына из дочери?' - подумал он и, желая доказать, что рок не властен над ним, дал девочке мужское имя Сайарадил.

Айстриль, как впоследствии шептались рабы, пыталась воспротивиться этому решению, но... (в этом месте слуги обычно разводили руками). Дижимиус был не тем человеком, воле которого можно воспротивиться. Возражать ему решались только отважные люди. Айстриль же относилась к мужу с благоговением, как и полагалось послушной жене. Кроме того, ей было шестнадцать, когда родилась Сайарадил, а Дижимиусу - двадцать семь лет. Для Айстриль муж был сродни божеству, сошедшему на землю, перечить ему она была не в силах.

Через полгода, поостыв, Дижимиус осознал все нелепость своей затеи. Как может дочь заменить сына? Ведь женщина не обладает ни должным умом, ни силой воли - не говоря уже о физической крепости! Дижимиус пожалел, что дал девочке неподходящее имя, но изменить его означало бы признать свою неправоту, а это было совсем не в его характере. Скрипя сердце, он оставил все как есть.

Шло время. Айстриль, в отличии от мужа, выполняла все рекомендации целителей, усердно моля о снисхождении богиню милосердия Вайдер, в которую она верила. Должно быть, молитвы нашли адресата: через пять лет после рождения Сайарадил Айстриль понесла. Это вновь оказалась девочка, но Дижимиус был счастлив: целители сказали, что его жена, судя по всему, способна родить еще, и причина чудесного выздоровления, без сомнения, в благочестии супругов Вэй. В ответ на это Дижимиус сделал щедрое пожертвование в пользу Храма.