Терем-теремок
(Юмористические рассказы) - Ардов Виктор Ефимович - Страница 19

— Я сама верующая, — сердито пробасила ассистентка, — и никогда не позволю себе издеваться над религией, какая бы она ни была!

Находчивый Игорь не без иронии спросил:

— Значит, вы бы и за людоедов-шаманов заступились?

— И за людоедов! — резко отозвалась рябая дама и немедленно покинула артистическую уборную, где происходили переговоры, громко хлопнув дверью. А на последовавшем без нее совещании решено было поручить обязанности помощницы фокусника… Кому? Да ближайшей подруге Кати — некоей Тасе Жуковой. Было, правда, у Таси одно преимущество: Тасю бабка Аграфена тоже никогда не видела и потому не могла бы заподозрить, что вместо истинного чудотворца орудует перед ней цирковой фокусник, а «ассистирует» чудотворцу не ангел божий, а местная девчонка, настолько, однако, курносая, белобрысая и голубоглазая, что вполне она сможет сойти за херувима…

Впрочем, все это еще было впереди. А теперь предстояло уточнить программу и время «явления» верующей прихожанке благовестника с того света. Но этим Игорь и Василий Степанович занялись на другой день. И отработали полностью предстоящий чудотворный сеанс во всех деталях они только через три дня. Затем еще два дня ушли на репетиции, во время коих приучали Тасю играть роль ангела-ассистента, а попутно искали и перешивали обретенные там и сям костюмы как для самого святого, так и для сопутствующего оному херувима. (Как известно, херувим — одно из штатных наименований ангельских чинов; по своему рангу он стоит не слишком высоко и посему с точки зрения верующей старухи не будет подозрительно сослужение ангела этого разряда при появлении на земле чудотворца…).

Теперь прямо перейдем к описанию того, что произошло на деле, ибо исполнение «чуда» было осуществлено достаточно близко к замыслу.

Итак, в намеченную для «чуда» ночь Аграфена Прохоровна Пивцайкина отошла ко сну, как обычно, между девятью и десятью часами вечера. На сей раз ее внучка Катя ушла в свой уголок, отгороженный в большой сравнительно комнате, где проживали совместно бабка и ее внучатая племянница, в то же примерно время. Лежа на широкой деревянной постели, Аграфена брюзгливо прислушивалась к звукам, доносящимся из-за ситцевой занавеси, что отделяла ложе девушки. Заметим еще: между кроватями обеих обитательниц комнаты стоял старинный широкий и высокий шкаф, который до некоторой степени исполнял роль перегородки.

Убедившись, что у внучки потушен свет и никакие звуки не тревожат более тишину, старуха стала подремывать, а вскоре и вовсе уснула. Обычный храп огласил комнату.

Тогда Катя осторожно вышла на улицу и впустила заговорщиков. Силы были распределены так: глубоко в углу за шкафом поместился Игорь — постановщик и одновременно помреж предстоящего «явления». Все аксессуары иллюзионного акта стояли тут же. Тася Жукова, одетая в длинный белый хитон, на подоле которого болталась металлическая тарная бирка районного Дома культуры (то был костюм к постановке из древнегреческой жизни), с пришитыми к лопаткам картонными розово-голубыми крыльями и с волосами, завитыми в мелкую кудрю, вполне была готова к своей деятельности ангела.

Сам же «чудотворец», то есть Алонзо, был одет в разноцветные ризы, как это изображается на соответствующих картинках. Вокруг его чела на тонких алюминиевых проводах укреплен был нимб из латунной проволоки, натертой мелом до золотого блеска. Подсвеченный к тому же снизу, круг давал впечатление того сияния, которое обычно присвояется праведникам на изображениях в божественных книгах. Рукава ризы были закатаны, ибо в профессии иллюзиониста это обстоятельство имеет оперативное значение. Но благостный грим, седой парик и опрятная седая бородка с такими же усами давали полное впечатление иконописного лика. На ногах «святого» были летние сандалии, крайне похожие на обувь евангельских времен.

Когда Игорь проверил правильность расстановки сил, он подал сигнал к началу чудотворного акта кивком подбородка. Сам же режиссер поставил на проигрыватель пластинку, и в комнате мягко зазвучала музыка из оперы Н. А. Римского-Корсакова «Град-Китеж» — то была сцена погружения благочестивого града в озеро, написанная композитором в манере церковных песнопений.

Старуха заворочалась на постели. Катя поспешно спряталась в свой уголок, а Игорь усилил звук проигрывателя. Обе девушки замерли в волнении. Сам «чудотворец» вытер пот с загримированного лба… И вот послышалось оттуда, где размещены изголовье и многочисленные подушки богомольной старухи: «Господи, твоя воля!»

Освещение игровой площадки было задумано так: подле себя Игорь поставил на пол настольную электрическую лампу и менял над ней цветные полосы прозрачного желатина. Поэтому окраска света, который лился из скрытого для «аудитории» источника, менялась, но мягко: розовый, голубой, желтый оттенки придавали комнате причудливый и необычный характер…

— Ой, да что ж это?! — явственно произнесла Аграфена.

«Чудотворец» посмотрел на режиссера.

— Давай! — почти беззвучно произнес Игорь и начал суфлировать: «По повелению господню, о раба божия Аграфена…»

— Я помню! — отозвался святой и, выйдя из-за шкафа, заговорил вкрадчивым голосом: — По повелению господню притопал… я извиняюсь: снизошел я к тебе, о раба Аграфена, дабы… дабы… что там «дабы»? («Угодник» повернулся лицом за шкаф).

— Дабы возвестить тебе благую весть! — подсказал Игорь.

— Ага. Дабы возвестить тебе плохую весть!

— Благую, а не плохую! — Игорь повысил голос.

— Я извиняюсь: благую. Ага: благую весть.

— Да кто ж ты есть сам-то?! — с огромным интересом и вместе с тем с трепетом вопросила старуха, севши на край кровати.

Из «кармана сцены», каковым, как мы знаем, являлся закоулок за шкафом, бесшумно (она была для сего обута в галоши на босу ногу; эти галоши были скрыты подолом хитона) вышла Тася Жукова, ангельски улыбнулась и, приятным жестом указав на своего партнера по «действу», ангельским же сопрано произнесла:

— Это же Николай-чудотворец… По иконам небось помнишь его?

Засим Тася исчезла, уйдя за спину «чудотворца» Алонзо. Ее крылья слегка затрепетали на ходу…

Старуха засуетилась. Она стала натягивать на себя темно-гнедого цвета юбку, черную кофту, белый головной платок, бормоча:

— Ой, да что ж это: срам какой!.. Ко мне этакий гость явился драгоценный, а я вся не прибрамшись…

«Чудотворец» из деликатности отвернулся и обождал, пока хозяйка не закончила туалет. Он даже повторил раза три:

— Пожалуйста, пожалуйста, не торопитесь!..

И поправил нимб, несколько сбившийся уже на сторону.

А когда Аграфена стала приближаться к нему, сложивши обе ладони ковшиком, — это означало, что она рассчитывает на благословение со стороны своего пречистого гостя и намерена облобызать ему «длань», — «святой» Алонзо предупредительно поднял руку (такой жест у него давно был отработан на иллюзионных выступлениях) и властно заявил:

— Попрошу пока на расстоянии!

Аграфена замерла в пяти шагах от «святого». А сей последний обратил голову к своему суфлерорежиссеру. Едва слышно прошелестели слова следующей реплики «чудотворца»: «Дщерь божия, узнай же ныне, что я есьм пришед к тебе в отношении внуки твоея рабы Екатерины».

(Отметим, что автор текста, Игорь, был не очень горазд в церковно-славянской премудрости, а потому и перемежал древнеболгарские слова этого диалекта с современными идиомами, как например «в отношении» и т. п.).

— Ага! Точно! Дочь божия, — начал было «святой», но его поправили:

— Не «дочь», а «дщерь»! Я же вам говорил: надо больше по-церковному!

— Верно-верно… Дщерь! Ты это… ты узнай, что я ныне… Как там дальше?

— «Я есьм пришед к тебе в отношении твоея внуки…»

— Ага. Вспомнил. Я если…

— Да не «если», а «есьм»!

— Что вы, действительно, товарищ Алонзо, не можете запомнить текст! — укоризненно сказал «ангел»-Тася.

— Я помню. Я есьм пришед к вам… к тебе… к тебе! В отношении твоей внучки…

— «Внуки»!

— А?

— Надо говорить не «внучки», а «внуки». По-ихнему, по-религиозному так!