Рабы Тьмы - Френч Джон - Страница 24

— Привет, Мал, — произнес голос.

Звук.

Первым появился звук.

Голоса. Слова. Шепоты. Крики. Песни.

Лайак падал сквозь звуки, чувствуя, как те раздирают его, тянут в разные стороны, пока он проносится мимо, пытаются удержать, молят, угрожают.

Всё выше и выше поднимался звук, не имевший ни конца, ни начала. Лайак узнавал языки, на которых говорили в последний раз, когда галактика была лишь угольком в утробе вселенной. Он слышал в них боль. Он слышал печаль и гнев, бурлящие внутри них; глубинные течения сокрытых рек, что никогда не достигнут моря.

Ощущения наслаивались поверх ядра, которым было сознание: боль, раскалывающая по своей силе; запах и вкус, насыщенные хлопьями пепла и медью крови; вес и форма собственного тела и облегающей его брони.

Зрение вернулось последним; образы медленно проявлялись в разуме, а звуки отступали на задний план.

Тонкие нити света разворачивались перед ним, уходя в необозримую высь и изгибаясь наподобие стен круглого туннеля. За этими стенами вращалась беззвездная ночь. Туман растекался на уровне ног и скрадывал расстояние. Гневные черно–красные разводы вспыхивали и гасли в этом тумане. Маска Лайака обжигала лицо.

Он осторожно повернул голову. Туннель ускользал от взгляда. Расстояния сокращались и увеличивались в зависимости от угла зрения. Руны, бегущие по визору его шлема, рассыпались, не успевая сформироваться. Туннель выглядел одновременно таким узким, что по нему едва ли могли бы пройти бок о бок пять человек, и таким широким, что космический корабль свободно мог бы проскользнуть в его глотку.

Лайак понятия не имел, где он. Он читал о Паутине, но в этих осколках мифов оказалось мало проку, когда он столкнулся с реальностью лабиринтного царства. Ему сделалось интересно: всегда ли дверь вела с Оркуса в одну и ту же точку для любого, кто проходил сквозь нее.

— Нам нужно двигаться, — ровный голос Актеи эхом разнесся откуда–то рядом с Лайаком. Он развернулся на месте, взмахивая жезлом.

Она стояла в шаге от него. Ее капюшон был откинут, а голова склонена набок — как если бы она прислушивалась к чему–то. Ее лицо оставалось неподвижным, но глаза теперь были не белыми, а сплошь алыми. Кулнар и Хебек стояли за нею, поводя головами из стороны в сторону, точно псы.

Лоргар также был здесь, появившись внезапно, как если бы открывшийся Лайаку вид пустого прохода был рисунком на занавесе, отдернутом прочь.

— Нас сорок пять, — сказал Лоргар: голосом одновременно громким и далеким. Лайак повернулся, скользя взглядом по припорошенной пеплом броне его собственных воинов. Здесь были ветераны Калтет, в броне, инкрустированной грязным золотом, взятым из сокровищниц мертвых королей. Унктут уже занимали круговую оборону, целя из автопушек в клубящийся туман. Мясники Гадет и обвешанные костями братья Гролт были здесь, двигаясь медлительно, как будто пробуждались ото сна. На мгновение всё казалось таким, каким должно было быть. Затем Лайак глянул вновь, ведя счет при взгляде, сверяясь со своей памятью о каждом из воинов. Двое исчезли. Исчезли так, что он даже не был уверен, существовали ли они когда–либо.

— Перекресток берет свою плату, — проговорила Актея. И затем вновь: — Нам нужно двигаться.

Лоргар повернулся на месте; глаза у него блестели.

— Завораживающе, — сказал он. Лоргар, как и Лайак, прежде не ступал в Паутину. Он посылал десятки тысяч сквозь бреши в лабиринтном измерении: воинов его собственного легиона, Пожирателей Миров, мучеников из сотен культов. Но сам никогда не входил туда.

— Завораживающе и смертельно, — уточнила Актея. Ее плечи ссутулились, и голова подергивалась в разные стороны. — Здесь есть… силы, которых нам не стоит недооценивать.

— Я чувствую их, — сказал Лоргар.

— В каком направлении нам идти? — спросил Лайак.

— Направление — ничто, — сказала Актея. — Только цель что–то значит.

Она вытащила из складок своего одеяния неглубокую бронзовую чашу, обхватила ее обеими руками и протянула Лоргару.

— Кровь взывает к крови, — произнесла она.

Лоргар поднял левую руку. Перчатка отстегнулась с легким гудением механизмов. Он сжал и разжал пальцы, а затем снял с пояса узкое лезвие. Закрыв глаза, он и выдохнул беззвучное слово, которое едва не сбило Лайака с ног. На коже примарха вздулись черные вены. Лоргар полоснул лезвием по ладони. Кровь полилась наружу и ударила о дно бронзовой чаши. Актея с шипением произносила слова, обращавшиеся в дым, стоило им коснуться воздуха. Лоргар сомкнул кулак. Черные ручейки сочились между его стиснутых пальцев. Лайак мог ощутить вкус разлитого в воздухе колдовства. Стены туннеля вокруг них пошли рябью. Красные молнии прошили туман. Чаша светилась темно–вишневым от жара. Пальцы Актеи горели, но она держалась. Лоргар не разжимал кулак; на его лице под слоем золотой пудры проступали темные вены. Затем он раскрыл ладонь и сделал шаг назад. Последняя капля крови упала в чашу.

— Назовите его имя, повелитель! — вскрикнула Актея. — Назовите сейчас же!

— Фулгрим, рожденный третьим от души нашего отца, брат по крови, брат по судьбе, тебя ищу я!

Слоги прокатились, точно гром. Лайак почувствовал, как изгибается пол: проход сжимался и скручивался. Свет вспыхнул над бронзовой чашей. Актея застыла статуей, с открытым ртом, словно бы в оборванном вопле.

Тишина обрушилась ударом молота.

Лайак не видел больше стен прохода. Туман цвета кровоподтеков окружал их, погруженный в приглушенные сумерки.

— Я вижу… — выдохнула Актея. Чашу она держала высоко поднятой левой рукой, а в правой руке сжимала сферический хрустальный флакон. Она влила кровь туда и заткнула горлышко серебряной пробкой. Лайак чувствовал, как его глаза будто сами по себе пытаются взглянуть в противоположную сторону. Оракул держала флакон прямо перед лицом.

— Путь открывается, — провозгласила Актея. — Не теряйте меня из вида. Не оглядывайтесь. Куда бы вы ни шли, не оглядывайтесь.

Она сошла с места; по ее следу стелился туман. Несущие Слово последовали за ней; их глаза светились в полумраке. Лайак слышал голоса у себя за спиной, шепчущие на чужих языках. Невидимые ладони когтили и поглаживали его спину. Он чувствовал, как терзает его волю инстинктивное желание обернуться. Маска вцепилась ему в лицо. Призрачные ощущения щекотали нервы. Зловещие зеленые искры выплясывали над его жезлом и выступающими частями брони. Он ощущал эфирное присутствие, давящее, обволакивающее. То была не атака, не сжимающиеся кольца единственной воли, пытающейся вторгнуться в чужой разум. Скорее, это схоже было с погружением на дно моря — когда свет с поверхности постепенно тускнеет, и черная вода наваливается сокрушительной тяжестью.

— Это место… — начал с рычанием Лайак.

— Смертельно, — закончила за него Актея, не замедляя шага. — Почему, как ты думаешь, те, кого вы посылали сюда, благословлены, как мученики?

— Тогда зачем путешествовать именно так? — проговорил Лайак сквозь зубы.

— Затем, что это быстрый путь, — сказал Лоргар. — И единственный, который позволит нам добраться туда, куда нужно, с уверенностью и в тайне.

Они продолжили идти.

Время ускользало от осознания. Лайак не был больше уверен: проходили ли между отдельными шагами и мыслями секунды — или недели. Он был знаком с тем, как священное царство обращает время в насмешку, но здесь это ощущалось иначе, будто нарочитым. Умышленным. Он почувствовал, как вздрагивает, и вызвал в памяти слова защиты от желающих поживиться духов. Формула вспыхнула в его разуме, но единственным ответом послужил шипящий смешок на границе слышимости.

— Ты, конечно же, понимаешь, что они говорят? — голос Лоргара вновь вернул его к действительности. Каким–то образом Лайак продвинулся дальше, чем думал, и почти догнал примарха. Актея выглядела красной тенью в трех шагах впереди от них.

— Да, мой повелитель, — отозвался Лайак. — Они говорят на языках эльдар.