Петрушка – душа скоморошья
(Бывальщина) - Привалов Борис Авксентьевич - Страница 14

Бородач оказался прижатым к полу, а хозяин принялся старательно связывать «хворого» по рукам и ногам.

Поняв, что ему одному с тремя не справиться, возчик покорно лежал, задрав к потолку большую бороду.

Когда хозяин, довольный своей работой, поднялся с колен, Лука отпустил шею бородача, и тот наконец смог спросить:

— За что, люди добрые?

— Хворь на тебя, мил человек, напала, — проговорила со вздохом хозяйка.

— Прости, гостюшко, — поклонился связанному хозяин, — только для тебя же лучше. Бес в тебе бродит. К утру отойдёшь и дальше поедешь.

— Не ведал я, кум, — сказал Лука, — что хворый ты.

— Да не хворый я! — взмолился бородач.

— А малец богомазов, — кивнул на Петруху второй возчик, — говорит, что хворый.

— Ты? — растерянно спросил бородач Петруху.

— Я, — ответил Петруха.

— Значит, бес во мне бродит? — грозно произнёс связанный.

— Вестимо, — согласился Петруха. — Разве здоровый человек такое может сказать, что я пирогов и похлёбки не ем?

Бородач обалдело посмотрел на Петруху и захохотал так, что изба ходуном заходила.

— Развалит, развалит… — засуетилась хозяйка. — Держите его!

Но тут Лука, сообразив, что произошло, повалился от смеха на лавку.

Хозяин только руками всплеснул:

— Ну и малец! Ну и распотешил!..

Второй возчик, сутулясь от смеха, принялся развязывать узлы на ногах и руках бородача.

Неожиданно в смех ворвался детский плач.

Все замолкли, прислушались.

Полуразвязанный бородач так и застыл с раскрытым от хохота ртом.

— То внучка моя, — сказала старуха хозяйка. — Разбудилась…

Девочка не унималась, пришлось её снять с печи.

Увидев Петрухины вихры, она вцепилась в них руками и, перестав плакать, проговорила:

— Ярочка…

— Разве ж я с овцой схож? — смутился Петруха.

— Змей ты, а не овца! — захохотал снова бородач. — Выволочку бы тебе хорошую! Мужика так поддел, ну и ну…

Девочка желала быть всё время возле Петрухи. Видимо, среди больших бородатых людей Петруха казался ей самым подходящим товарищем.

Старуха, сославшись на бессонницу, начала возиться с опарой, по-прежнему с опаской поглядывая на храпящего бородача.

Петруха не знал, как развлечь прильнувшую к нему девочку.

— К деду хочешь? — спрашивал он и поднимал её к печке, на которой сладко посапывал хозяин.

Девочка в аккуратно повязанном, как у бабки, платочке отрицательно качала головкой, и на глаза у неё снова наворачивались слёзы.

— Теперь полночи спать не будет, — тихо сказала хозяйка. — Как встанет — так не уложишь. Ревёт и ревёт.

— Сказку хочешь? — предложил девочке Петруха.

— Хочу, — доверчиво поглядев на острый Петрухин нос, ответила она и улыбнулась.

— Со сказкой-то она и ввек не заснёт, — пробормотала старуха.

— Жил да был весёлый скоморох, — начал Петруха. — У него…

— А какой он — скоморох? — спросила девочка.

— Ну как тебе его показать? — задумался Петруха.

На печном шестке лежал хлебный мякиш. От тепла сверху он почерствел, а внутри ещё сохранил вязкость.

Петруха поставил девочку на пол, взял мякиш и присел на корточки.

— Был скоморох вот такой. — Петруха скатал из мякиша шарик, вставил в шарик два маленьких уголька.

— А нос? — спросила девочка.

— Будет у скомороха и нос! — Петруха воткнул в шарик острую щепку.

— Как у тебя, колючий! — радостно произнесла девочка.

— А говорит он как? — Петруха, вспомнив, как орудовали скоморохи-кукольники, надел шарик-голову на палец и пропел:

Старуха оставила свою возню с опарой, засмотрелась на Петькину затею.

Петруха согнул палец, и длинноносая голова поклонилась. Девочка засмеялась.

— Я тоже хочу! — потребовала она.

Пришлось Петрухе пересадить скомороха со своего пальца на тоненький, как лучинка, девочкин пальчик.

— А я другую куклу сделаю! — схватив остатки мякиша, сказал Петруха.

Вторая головка получилась куда красивее: нос аккуратный, рот точкой, глаза кругленькие.

— Мех бы соболий сюда, — мечтательно вздохнул Петруха, — да прилепить на голову! Ох и красавица получилась бы неписаная!

— Э-э, забыл, мил человек, — укоризненно покачала головой старуха, — ведь по Сеньке и шапка! Простая-то мужичка не может боярских мехов носить. Ни бобрового, ни соболиного, ни куньего. Наш мех — овчина.

— Рыбий мех, свиная щетинка! — усмехнулся Петруха. — Ладно, давайте клок овчины!

— На тулупе-то хозяин спит, замаялся, — сказала старуха, — обойдёшься и без меха…

Она метнулась по избе, принесла клок кудельки и махонький лоскут холстинный:

— Вот, чем не красота?

Девочка смотрела на сноровистые пальцы Петрухи широко раскрытыми глазами.

Петруха ловко приладил к голове-шарику платок, под платок засунул кудельку.

Надел голову на палец, спросил:

— Как тебя зовут?

— Варюшка, — ответила за куклу девочка.

— А меня — Петруха!

— Петрушка, — пошевелив пальцем с надетой на него длинноносой головой, сказала Варюшка, — давай меняться.

Петруха получил назад длинноносую голову, а Варюшка надела себе на палец новую куклу.

— Говорить она умеет? — спросила Варюшка.

— Умеет, — пропищал Петруха. — Свет мой Варюшка…

— Куклы не так говорят, — покачала головой Варюшка.

— А как?

— У них куклячий голос.

И очень смешным писклявым голоском Варюшка проговорила:

— Петрушка, Петрушка, почему у тебя такой длинный нос?

— Рос, рос и вырос! — хотел ответить таким же пискляво-пронзительным голосом Петруха, но ничего у него не получилось.

— Нет, Петрушка не так говорит! — обиделась Варюшка.

Петруха пошёл к печке, вынул из своего мешка манок-пищик. Иной раз, когда нужно было показать, как кричат кулики на болоте или пищат малые цыплята, скоморохи пользовались пищиком. Придумали этот пищик охотники-добытчики: птиц таким макаром подманивали. Потому и прозвали пищик манком. А те скоморохи, которые птичьим голосам учились, переняли этот манок от охотников.

Положив пищик под язык, Петруха заговорил.

— Чего меня дразнишь? — сердито сказала Варюшка.

— Так ты ж сама просила куклячьего голоса! — растерялся Петруха. И попробовал ещё раз: — Была репа важная, дивилась старуха каждая: в один день кругом не обойдёшь. У той репы половину всей деревней ели, а остатки обоз увезти не мог!

Голос у куклы получился звонкий, писклявый, пронзительный.

— Ой, как хорошо! — затопала ножками Варюшка.

— Ша-ша-ша! — замахала руками старуха. — Мужики спят, а вы тут распищались… А ну, Варюшка, на печку! И ты, малец, на свой шесток…

Хозяйка ещё немного повозилась с опарой, потом, прежде чем задуть лучину, взглянула на спящих. Варюшка на печи даже не успела уползти в свой дальний угол — так и приткнулась поперёк деда, прижав к груди куклу в платочке.

Петруха спал, притулившись к Луке, и длинный нос куклы, похожий на нос самого Петрухи, задорно выглядывал из-под полы старенького короткого зипуна.

Утром, перед тем как обозу в путь двинуться, бородатый возчик рассказал всем своим многочисленным кумовьям про Петрухину вечернюю проказу.

Возчики прибегали смотреть на Петруху, смеялись, приговаривали:

— Ай да богомаз!

Варюшка вышла на улицу, насадила головку-куклу на палец и держала его перед собой, как свечку.

Петруха надел на палец своего длинноносого скомороха, и он поклонился Варюшке.

Девочка засмеялась, замахала свободной рукой.