Туман и гроза (СИ) - "Lacysky" - Страница 20

Здесь не место для октаэдров с миниатюрными растениями. Ничего лишнего или личного. На рабочем столе ровные стопки бумаг, стакан с заточенными карандашами и тонкий ультра-бук, сейчас закрытый и отодвинутый в сторону. Абсолютный порядок минимализма.

Николай представляет собой власть над мрачной и хаотичной стороной магии. Кристине он с первого взгляда внушает давящий страх. Она тут же собирается, заталкивая поглубже внутреннее смятение и боязливость перед ним.

Не время и не место быть трепетной ланью. Меньше всего на свете она хочет быть слабой. И, находя, как часто бывало, смелость в своей магии, которая течёт прохладой воды внутри, она вызывает едва заметный бриз, отдающий солью. Он мешается с тугой магией Николая, зависшей прозрачным облаком под потолком.

Допрос длится уже час. И чем дальше, тем больше она начинает чувствовать себя в чём-то виноватой. Возможно, всё дело в пресловутой ответственности, впитавшейся в кости с детства. Она будто нарушила какие-то правила, о которых ей не сказали.

В какой-то момент Варя приносит поднос с пузатым чайником, большой медной туркой с деревянной ручкой и веточкой мелких белых цветов. Такая маленькая деталь на удивление разбавляет мрачность кабинета Николая. Кофе пахнет смесью пряностей и растопленным шоколадом. Три чашки аккуратно разлетаются по кабинету, повинуясь изящным взмахам рук Вари.

Кристина вопреки давним привычкам выбирает кофе, которого как раз хватает на три порции. Горячая чашка в руках помогает разогнать усталость и напряженность.

Отвечая на сухие и формальные вопросы Николая, Кристина занимает свои мысли сравнением двух стражей, находя в этом некое отвлечение от внутреннего неудобства допроса.

Если Кирилл высок и худ, сплетен из жил, которые говорят скорее о выносливости, чем о силе, то Николай плотнее, тяжелее и шире в плечах. Он монументален и твёрд и выглядит куда старше Арда.

И куда опрятнее, с некоторым любопытством отмечает Кристина.

Кирилл уже закатал рукава косоворотки, выкурил с разрешения обоих две сигареты и три раза прошёлся по кабинету за спиной у Кристины, расточая древесный запах бергамота.

Николай ни разу не шевельнулся в старом кожаном кресле.

Поверх отглаженной косоворотки на нём идеально сидящая жилетка, руки обтянуты тонкой кожей полуперчаток. На лбу залегла глубокая морщинка, будто он постоянно ищет решение сложной головоломки.

Кристину пугает такая аккуратность. В ней не остаётся места для улыбок или чувственности. И под тяжёлым взглядом Николая она чувствует себя вылетевшим кусочком паззла, который непонятно, куда вставлять в его выверенный мир.

Песчинка перед лицом земляного урагана.

Хаос Кирилла куда интереснее. Яростнее. Словно он может принести огонь в души людей без всякой магии.

Скрипит кресло, когда Николай подаётся вперёд, вцепляясь в неё взглядом. В её шероховатые от работ в оранжерее руки, в наверняка замявшийся по его меркам блёклый свитер и выбившиеся пряди волос. Кристина ёжится и натягивает грубые края рукавов до середины пальцев, как собственную броню.

Возможно, колкость шерсти придаст больше уверенности, чем собственная магия.

Внутри спокойные волны моря и грани воздуха, за которые можно схватиться и удерживать гармонию.

— Что необычного вы замечали в Академии до этого? Какие-либо странности? — голос Николая сух и словно царапает кожу.

— Ничего не было, — она качает головой и прячет руки под стол, чтобы скрыть дрожь. Никогда не показывать слабость. Тем более перед тем, кто сильнее.

— Интересно. А… так, Кирилл, сядь, пожалуйста, — вдруг громче и резче просит Поулг, морщась на очередной круг почёта по кабинету.

Кирилл само послушание. Он садится напротив неё, сцепляя руки в замок, и внимательно наблюдает за коллегой.

Ей нравится его динамичность, которая не даёт сидеть на месте. Эти движения, чуть рваную и быструю походку она наблюдала все лекции. Кто-то из студентов кривился на мельтешение перед глазами. Кристина думала о том, что с таким огнём внутри невозможно быть спокойным.

Она сама уже десять раз сменила позу, едва сдерживаясь, чтобы не подтянуть одну ногу к подбородку. И нашла удобство в том, чтобы откинуться на спинку стула, вытянув ноги.

Палец рисует на отполированном столе абстрактные узоры. Кофе выпит, чай остыл. Хочется выйти на воздух: ей, как всегда, становится тесно в помещении, где нет окон и большого пространства. Мысли двоятся, во рту пересохло. Сам воздух ощущается густым и тягучим как смола.

Николай стучит карандашом по столу и продолжает.

— Итак… на вас без причины нападают тени? — голос затихает, шелестит, становится почти осязаемым. — В чём ваша особенность, Кристина? Чем вы заинтересовали создания хаоса?

Она лишь пожимает острыми плечами.

— Я не знаю. Во мне нет ничего необычного.

Так она себя ощущает. Сестра твердит, что в ней упрямства пополам с упорством. Кристина всего лишь хотела вырваться из границ дома и познать свои возможности. Стать сильнее, чем её привыкли видеть родители.

— Вы часто гуляете по Академии в одиночестве?

— Нередко.

— И до этого никаких происшествий не было?

— Нет.

Кристина смотрит на сцепленные руки Кирилла. По ним вьются узоры выпуклых вен как тонкие сосуды для его ласкового огня. Она могла бы очертить каждую из них указательным пальцем, ощущая приятное покалывание искр.

Изучить подушечками пальцев контур татуировки на левой руке.

Ей до физической боли хочется прикоснуться к нему. Залезть ладонями под закатанные рукава косоворотки, ощущать не силу — его самого касаниями до дрожи на своей коже.

От одной мысли об этом перехватывает дыхание, и стихия воды в ней скручивается в водоворот. На ладонях выступают прохладные капли воды.

Пусть её наполнит хаос теней. Она ответит солёным штормом.

Кристина поднимает взгляд, наталкиваясь на пристальный взгляд синих глаз с отблеском костров в глубине. В них застыл невысказанный вопрос — всё ли в порядке? «Конечно, нет».

Но она коротко кивает.

— Вы слышали мой вопрос? — голос Николая возвращает мысли в сухие границы то ли опроса, то ли допроса, она сама уже не до конца понимает. Ей досадливо боязно от того, как она себя ощущает в присутствии этих двух мужчин.

— Простите, что…

— Я спросил, — терпеливо, как ребёнку, говорит Николай, — можно ли взглянуть на вашу руку?

— А, да, конечно.

Кристина выпрямляется и закатывает рукав свитера до самого сгиба локтя. Вена на сгибе уже не такая почерневшая, но выглядит нездоровой и болезненной. Будто в неё влили жидкий уголь.

— Вы позволите? — Николай встаёт и наклоняется через стол, впиваясь взглядом в едва заметный след от шприца.

Он даёт секунду на кивок, сугубо из вежливости. Его сухие пальцы касаются руки, проводят по сгибу локтя и выше. Его сила сейчас так близко, что волосы встают дыбом.

— Ай! — Кристина закусывает губу, когда Николай сильно надавливает большим пальцем на место укола. Острая боль пронзает всю руку, на глазах выступают слёзы, которых она не хочет показывать.

Сквозь их застилающую пелену видно, как сгущается тень вокруг Кирилла, а язычки пламени в плафонах вздымаются ввысь, покоряясь его взметнувшейся силе.

— Николай.

— Я допрашиваю свидетельницу, — хладнокровно отвечает Поулг и обходит стол, остановившись за спиной Кристины. У неё перехватывает дыхание от близости его пыльной магии. Она превращает воду в грязь.

Лишает света.

Николай опирается рукой об стол рядом с ней и заглядывает в лицо, ловя её взгляд. Внутри застывает лёд.

— Что вы скрываете?

— Перестань! Посмотри на неё — она что, представляет какую-то опасность? Врёт? Скрывает информацию?

— Именно это я и пытаюсь выяснить, — Николай напрягается. — Или ты настолько ослеплён своей зависимостью всех защищать?

Кирилл отшатывается. Только магия его сгущается и тяжелеет.

Оба мага вздрагивают, когда температура воздуха резко падает до того, что изо рта вырывается пар. Тёмную поверхность стола затягивает прозрачный иней.