Заклятие немоты - Дарт-Торнтон Сесилия - Страница 17

• Предыдущая
• 17/103
• Следующая

Невежда взялся было за рукоять меча — в тоже мгновение рыцари ожили и приподнялись на своих ложах. До смерти перепуганный Уилл уронил оружие на пол, и витязи снова погрузились в сон. Гоби так и застыл на месте — бледный, неподвижный, как будто и сам обратился в камень. Много времени прошло, прежде чем он успокоился и облегченно перевел дух. Тут бы разине и убраться на цыпочках подобру-поздорову, так нет: любопытство взяло верх. О, эта опасная черта сгубила многих, мастер Пеннириг. Что же делает наш пастух? Берет со стола рог и дует в него. Звук, который он издал, был чистым и ясным, как лучшее серебро, и таким громким, что отозвался эхом в самых далеких горах. Вдруг неведомо откуда раздался громовой голос:

В ту же минуту рыцари поднялись на ноги, выхватили мечи из ножен и бросились на несчастного. Ужасный ветер, воя, ворвался в подземелье, унес пастуха далеко прочь и швырнул вниз с высокой скалы. Когда товарищи нашли Гоби, он был еще жив и, прежде чем скончаться, успел поведать обо всем.

Рыцари лежат там и поныне, под Вороньим, а может, под Орлиным курганом, одетые в боевые доспехи, с острыми мечами и крепкими щитами в изголовьях. Время не властно над их плотью. Лица воинов так же прекрасны и благородны, как сотни лет назад. Спящие Рыцари по-прежнему ждут своего часа.

И лишь в канун Дня Солнцестояния их видят гарцующими на подкованных серебром конях неподалеку от входа в подземелье.

Бринкворт замолчал и пригладил седую бороду. В кухне воцарилось тревожное молчание.

— Я слышал, — произнес бондарь Греч, — что некоторые все же проснулись и теперь скитаются по тайным лесным тропам Эриса.

— Да это просто басни для легковерных дурачков! — вмешалась швея. — Знаете, вроде той сказки про…

— Чего они ждут, эти Рыцари, поцелуя принца? — беспардонно воскликнул Дэйн Пеннириг, вызвав всеобщий смех. Забравшись на стол, конюший лег на спину, скрестил руки на груди и, закрыв глаза, захрапел зычным голосом. Хохотушки-судомойки пронзительно завизжали, когда Пеннириг резко сел, выбросив руки перед собой.

— О милый принц! — запищал он тоненьким голоском. — Как трепещет мое сердце!

При этом Дэйн выпятил губы и выразительно зачмокал. Бранд Бринкворт благодушно улыбнулся, наблюдая за общей потехой.

— Смейтесь, будьте веселы! Кто-то скажет вам, что холодность возвышает человека: не верьте! Чувства, как дикие волки, любят жить на воле. Не пытайтесь удержать их в клетке — не получится.

Он взял с пола кочергу и пошевелил угли в очаге. Обезьянка на полу широко зевнула и потянулась.

Завязался важный спор о том, жила ли на самом деле Матушка Гусыня или все это детские сказки на ночь. И тут в кухню вошла главная домоправительница — Долвач Тренчвисл. Эта огромная баба с лицом, будто вылепленным из квашни, ударила по столу кулачищем.

— Сказок больше не будет. Ни в этой кухне, ни где-нибудь еще. Ни сегодня, ни завтра, никогда — до самого свадебного пира.

Ее черные глазки, похожие на мух, влипших в тесто, обшарили всю кухню, остановившись на каждого из присутствующих. Убедившись в том, что ее слушают с должным вниманием, домоправительница приосанилась и уперла руки в бока.

— У вас будет о чем поговорить. Заливное из язычков жаворонков, фазан под карамельной глазурью, перепелиные яйца, пироги с голубятиной, оленина, трюфели, устрицы, огромные пудинги, патока, пряности, пирожки с тмином, почти живые фигурки из сахара и мармелада из кондитерской Каэрмелора, лососина, гигантские голубые кальмары, форель, я уже молчу о баррелях крепких вин, пива, медовухи и сидра, плюс копченые угри, соленые языки, свежие фрукты и лесные ягоды, специально доставленные по воздуху желтые и красные сыры, а также кувшины сливок. И никаких глупостей.

Помолчав для пущего эффекта, она добавила:

— И это только начало.

— Да, еще рыба-морда под грушевой древесиной! — выкрикнул Дэйн Пеннириг.

Кухня возмущенно загудела. Тренчвисл подняла мясистую натруженную ладонь, требуя тишины, и продолжала:

— Поработать придется всем, можете не сомневаться. Каждую комнату для знатных гостей убрать, проветрить, постелить свежее белье, повесить надушенные полотенца, приготовить масла для ванн. И чтобы нигде ни пятнышка: я не позволю вам, лодырям, чернить мою репутацию! Не забудьте об украшениях. В Большой Пиршественной зале — никаких других оттенков, кроме свадебного белого и цветов, символизирующих оба Дома. Все убрать белоснежным атласом, а во дворе — серебряным кружевом и бледно-голубым шелком.

— Забодай меня комар! Хуже, чем в ткацком цеху. А для гостей-то место останется? — поинтересовался Пеннириг.

— Везде цветы, непременно свежие, — продолжала домоправительница. — Дорогу от пристани до главных ворот усыпать лепестками, вокруг развешать праздничные флаги. Важные гости ни к чему не придерутся. Все будет сделано вовремя и в лучшем виде. Иначе не сносить вам голов. Повторяю, работа найдется для каждого, даже не одна. Старайтесь, как только можете. Нет, еще больше.

Слуги устало кивали.

— После свадьбы всем обещано пиво. И куча объедков! — прорычала Тренчвисл и, подвязав фартук потуже, величественно удалилась.

— Спорим, не будет настоящих жаворонков! — сказал младший поваренок. — Кому их ловить? В Башне ни кречетов, ни соколиных охотников сроду не было!

— Небось вонючую козлятину подадут или что-нибудь в этом роде, — мрачно добавил другой. — А что туда положит Реннет Тайбоун, пока будет готовить, лучше вообще не говорить.

В густой тьме под скамейками блеснула пара глаз. Невидимый слушатель напряг все свое воображение, придумывая, как бы избежать непосильного бремени внеурочной работы. Очень скоро ему предстояло стать свидетелем разговора, который заставит его мечтать о побеге другого рода.

Чалый мерин скакал по воздуху. Его грива развевались на ходу, крылья громко хлопали, под лоснящейся кожей играл каждый мускул. Вдруг нога юного наездника выскочила из стремени — он вскрикнул, соскользнул с коня и повис на страховочной веревке, натянутой межу его силдроновой пряжкой и седлом. Мерин продолжал тянуть за собой юношу, который отчаянно крутился и кувыркался, точно пойманная рыба, не в силах ни влезть обратно на коня, ни освободиться от страховки. В конце концов, полузадушенный завязками собственного капюшона, всадник с трудом просипел: «Стой!»

Эотавр повиновался.

— Очень элегантно, милорд, — произнес Мастер Верховой Езды, который наблюдал за происходящим с круглой деревянной платформы, расположенной на высоте шести футов от усыпанного опилками пола манежа, то есть на одном уровне с эотавром и незадачливым наездником. — Я вижу, вам нечего бояться, что конь испугается какой-нибудь хищной птицы или что его хорошенько тряхнет на неподходящей дороге: вы всегда сможете вернуться в седло.

— Веревка перекрутилась. Она меня чуть не удавила.

— Вы же сами сматывали ее. Правило номер один: всегда проверять снаряжение перед скачкой — ведь вы сделали это, не правда ли? И прошу вас заметить: всадник, который вот так сжимает колени, обычно легко вылетает из седла — как зубик младенца, куснувшего яблоко. Достаточно на сегодня. Дальше у нас по расписанию круг препятствий.

Помощник Мастера, стоявший рядом с ним и державший эотавра на длинных поводьях, с необычайной для калеки ловкостью спрыгнул на пол манежа, собираясь ассистировать будущему Курьеру, но тот возмущенно воскликнул:

— Ты не потащишь меня на этом поводке! Я что, ребенок? Я занимаюсь уже второй год! Бросай сюда поводья.

Мастер Верховой Езды кивнул помощнику, и тот выполнил приказание. Рослый парнишка, оскорбленно играя желваками, пришпорил коня и во весь опор поскакал на улицу, пролетев прямо над головой уродца-ассистента.

• Предыдущая
• 17/103
• Следующая