Да, были люди в то время! (СИ) - "Nicols Nicolson" - Страница 46

— Что нос повесил полковник? — с улыбкой спросил Петр Иванович. — Завтра сражение, есть возможность вновь отличиться на поле брани. Хорошо ты французов разделал. Признаю, был не прав, не уверовал я тогда в твои трубы окончательно.

— Завтра моей будущей жене день рождения, а я не смог отправить ей подарок. Вот поэтому и опечален.

— А кто она? Ты мне не представлял мне свою даму сердца.

— Княжна София Бакуринская. Она больше времени проводит в провинции.

— Ну, тихоня ты Степан Иванович, приглядел себе неплохую пару. Вези её в Санкт-Петербург, к себе поближе. А сколько ей годков?

— Завтра пятнадцать исполнится.

— Юна она ещё у тебя, пусть под крылом родителей побудет. Рано ей по столицам ездить.

— Согласен, рано. У неё недавно отец умер, осиротела моя София, сейчас её дядя по материнской линии опекает, и мать приглядывает. Но вы, ваше высокопревосходительство пришли по иному поводу.

— Что думаешь о завтрашнем сражении? Одолеем Бонапарта?

— Я не стратег, и всей диспозиции не знаю. Вы нам довели приказ, я обязан его исполнить с честью.

- У тебя светлая голова, я знаю, ты что-то задумал.

— Если бы вдруг прислушались к моей задумке, то нужно срочно отвести все войска на более выгодные позиции. Отправить в тыл врага подвижные казачьи соединения, рвать пути снабжения неприятельской армии. Но императоры решили дать сражение, я не могу ослушаться вас и перечить воле августейших особ.

— Опять про партизан говорить будешь?

— Сейчас уже нет смысла. Войска расположены, как прописано в диспозиции. А знаем ли мы, вот вы, например, кто противостоит нам? Нет. Разведку никто не проводил. Примерное количество войск не выяснили, и места расположения не установлены. Ждём, когда придёт француз нас воевать, там и познакомимся. Так нельзя. Без разведки мы как слепые котята. Я на свой страх посылал разведку, и знаю, что перед нами, войска маршалов Бернадота, Мюрата и Ланна. Это говорит о том, что наше направление одно из главных, но Бонапарт ударит в центре, он любитель собирать войско в один мощный кулак.

— Так никто в штабе не говорил, что Наполеон собрал войско в центре. Ещё скажите, что Бонапарт письменно уведомил генерала Вейротера о расположении своих сил. Французы, в отличие от нас разведку провели, и по головам нас сосчитали.

— Так ты не веришь в нашу победу?

— Ваше высокопревосходительство, победы не будет, случится горькое поражение. Нам с вами опять придётся прикрывать разбитые войска. Смею вас заверить, я и мой полк до последнего егеря будет биться с врагом.

— А твои орудия уцелели?

— В боеспособном состоянии двадцать пять минометов, с боезапасом по восемьсот мин на каждый. Я оборудовал несколько огневых позиций для орудий, одна батарея будет резервной. Использовать планирую в самых горячих местах. За шестой егерский полк можете не переживать, свои позиции мы неприятелю не уступим, он их сможет занять, когда живых не останется. Вам могу порекомендовать, маневрирование силами, создавать численный перевес на отдельных участках, так легче будет отбивать атаки. Пушки не собирайте все в одном месте, а расставляйте по-батарейно, в каждом полку. При необходимости их можно свезти к месту прорыва и накрыть пехоту с кавалерией картечью.

— Не смотря на то, что ты не веришь в нашу победу, я тебя уважаю. Ты не юлишь, не заискиваешь перед начальством, говоришь правду, какой бы горькой она не была. Выживем завтра, добьюсь твоего производства в генерал-майоры, и назначу начальником моего штаба. Ты помимо разного вздора, дельные мысли иногда предлагаешь.

В соответствии с диспозицией князь Багратион построил пехоту по обе стороны Ольмюцкой дороги, а кавалерию Уварова на левом фланге пехоты, которая также заняла селения Круг и Голубиц.

Удар французов был очень сильным. По приказу Наполеона, маршал Ланн, усиленный дивизией генерала Кафарелли и кавалерией маршала Мюрата, безостановочно атаковал наши позиции. Кавалерия Уварова, пытавшаяся остановить движение французских кирасир, была опрокинута и частично рассеяна.

В селениях Круг и Голубиц, войска Ланна, схлестнулись с моим полком. Не ожидали эти любители лягушек, мощного сопротивления от русских варваров. Минометами я косил наступающих пехотинцев и кавалерию, не давая возможности разобрать установленные ночью рогатки. Против позиций полка начали появляться горы трупов людей и животных.

От Багратиона прискакал посыльный. Срочно требовалось сбить французскую батарею на высотах вблизи местечка Коваловиц. Эта батарея доставляла большие неприятности, обстреливая все расположение войск Багратиона. Надо сказать, что в битве при Аустерлице, Наполеон очень умело маневрировал артиллерийскими подразделениями.

Высоту возле Коваловица от неприятеля очистили. Разместили и окопали там минометы, подтянули две роты Староингремского мушкетёрского полка.

Несмотря на предпринятые меры, натиск французов не ослабевал, противник вводил в бой свежие полки.

Я приказал начать отвод в тыл всех обозов полка, за исключением повозок для раненых.

Для ослабления напора неприятеля, был выдвинут Архангелогорский мушкетёрский полк, который в течение часа отбивался от французской кавалерии и потерял значительное количество солдат.

Багратион приказал начать полный отвод войск. Мой шестой егерский, прикрывая войска, уходил последним. Командир дивизиона капитан Гаврилов доложил, что удалось эвакуировать все минометы, в том числе от Коваловца. Мин осталось не более трех-четырех сотен. Он распределил их между пятью минометами прикрытия. Это позволяло сдерживать французов. Потери среди моих пушкарей большие, в основном раненые.

Отступая шаг за шагом, мы держались последовательно на трёх позициях и с боями дошли до селения Раусница. Для восстановления связи с остальными войсками генерал Багратион приказал отойти к Аустерлицу. Но это я не видел, так как валялся раненый. Под Раусницей прилетел французский картечный подарок. Большую часть картечи приняла на себя моя лошадь, а мне обожгло левую сторону тела. Сознание померкло в миг.

В себя пришёл в какой-то комнате. Было тихо, не били пушки, не хлопали ружья. Осмотрелся. За столом сидел мой верный Силантий.

Позвал его, очень пить хотелось.

— Сейчас принесу ваше высокоблагородие, — обрадованно сказал денщик, и выбежал из комнаты.

Вода была холодной и очень вкусной, я бы сказал сладковатой немного.

— Силантий, куда меня зацепило?

— Весь левый бок вам порвало. Я вывез вас в наш тыл. Полком подполковник Пырьев опекается. Все хорошо, французы от нас отстали. Мы уходим от них далее.

— Сколько времени я валяюсь?

— Второй день. Вас вчерась побило. Дохтур-немец вас смотрел, говорит, вы не выживите, раны очень страшные. Одна картечина на спине застряла, он её доставать не стал, сделал повязки и ушёл

— Рано мне ещё помирать Силантий. А других лекарей в лагере нет?

— Народу поранетого страсть как много. Дохтуров не хватает. Я проходил мимо лазарета, видел там, рядом наваленную гору отрезанных увечных рук и ног.

— Тогда слушай внимательно. Найди нашего полкового коновала, если он уцелел. Пусть берет свой инструмент и снадобье, которым лошадей лечит, и быстро сюда. Найди бутылку хорошего вина, и насыпь туда половину кружки соли. Перемешай все, чтобы соль растаяла. Будем сами лечиться. А как наш Багратион?

— В добром здравии. О вас несколько раз справлялся. Немецкому дохтуру пообещал голову снести, если он вас на ноги не поставит. Ладно, вы полежите, а я побегу исполнять вашу волю.

Ну, что Степан Иванович, допрыгался? Рассуждал я мысленно. Сколько раз пули и картечь пролетала мимо, а сабли со шпагами, ты сам отбивал лихо. Выходит и на тебя у французов нашёлся не плохой артиллерист, положил заряд точно. Ранение это всегда плохо, а в этом веке плохо во много раз. Никаких тебе антибиотиков и антисептиков. В медицине я ничего не понимаю, ну, там перевязать я ещё смогу, а на что-то большее не способен, не научился. Попробую использовать народные средства лечения ранений. Читал, как лечили ранения белорусские партизаны, запомнил, спасибо хорошей памяти. Главное не занести инфекцию, а там, даст Бог, выкарабкаюсь. Организм у меня молодой и крепкий, справится. Вот подмогну ему немного, и порядок.