Битва вечной ночи - Дарт-Торнтон Сесилия - Страница 40
- Предыдущая
- 40/118
- Следующая
Создания эти проворно и быстро скользили по деревьям — вперед-назад, вверх-вниз. Солнечный свет поблескивал и отражался от них, как от чешуи стайки маленьких рыбок в море. Прозрачные шлейфы развевались вокруг плавными складками, волнами бледно-розового, шафранного, серебристого и изумрудно-зеленого оттенков. Однако на самом деле то были не одеяния в обычном смысле этого слова, а струящиеся с плеч вуали света или еще какой-то разновидности энергии. Кейтри любовалась их красотой, пока диковинные существа не исчезли в листве.
Странствуя по Циннарину, путницы время от времени щельком замечали этих и других древесных духов, что мелькали среди стволов и ветвей далеко наверху. Временами они взлетали даже над кронами деревьев, но никогда не спускались на землю, вечно поглощенные своими тайными, неведомыми смертным, заботами и делами.
— Это воздушные сильфы, — сказала Тахгил. — Меанви рассказывала мне о таких, они — койлдуины, древесные духи, живущие на солнце. Они красивы, но мысли их закрыты для нас. Кое-кто говорит, они и вовсе неразумны, Как растения, среди которых живут.
Вивиану привычки койлдуинов ничуть не интересовали. — Фрейлина все так же истово жаждала гоблинских фруктов. Беспокойство ее не утихало, ничто не могло удовлетворить девушку, хотя подруги отдавали ей все самое лучшее.
Ах, если бы я знала, как исцелить этот недуг! — с отчаянием думала Тахгил. — Теперь две из нас поражены Тоской По Несбыточному.
Она коснулась кольца на пальце, гадая, долго ли еще его сила сумеет спасать ее от мучительной смерти. Однако Тахгил переносила страдания более мужественно и стойко, чем фрейлина. Порой, не в силах сносить разочарования, Вивиана бросалась на деревья и пинала их ногами, а не тo ломала хрупкие ветви и со всей силы молотила по стволам.
Под вечер третьего дня путницы отдыхали на пружинистом дерне склона под персиковыми и грушевыми деревьями. Уподножия холма сквозь листья сверкали отражения солнца наглади воды. Там, в ложбинке, темным зеленым оком мерцало озерце. После столкновения с плотоядным фуатом подруги опасались стоячих водоемов, но в этом мирном лесном краю тревога их постепенно ослабла. До сих пор они не встречали здесь никаких духов, кроме безвредных древесных сильфов, которые не обращали на смертных вообще никакого внимания. Расслабившись, поддавшись рожденной сытостью приятной истоме, убаюканные теплом и витающими вокруг ароматами, девушки заспались дольше обычного. Каждая смутно надеялась, что посторожит кто-нибудь еще. Допытываться, кто именно, казалось делом утомительным, да и небезопасным — а ну как ответственность возложат именно на тебя? Куда как легче было пустить все на самотек.
Да и какая опасность могла таиться здесь, в этих невинных садах, огражденных высокой стеной из песчаника и колючей живой изгородью? Правда, лебединая дева предупреждала о ганконере, неявном духе, чьи сладкие слова таят отраву: «Прекрасно пение, очарователен облик — дрянная душа. Кто поверит пению — пусть готовит себе гроб».
Однако никаких коварных духов тут не было и в помине. Скорее всего ганконер давно уже перебрался на восток, в Намарру.
Так что путницы безмятежно дремали. Дремали и не замечали колыхания веток, не тревожимых ни малейшим ветерком, и легкой ряби на глади зеленого пруда.
На Циннарин опустился прекрасный вечер. Дивная красота природы: глубокая синева северного горизонта, воздушная пена белых облаков, стекавших по небосклону, ветви, утопающие во всех оттенках зелени, пышные гобелены листвы — все это способствовало пробуждению медленному и неспешному. Сады были пронизаны светом, что проникал туда словно бы через старинные янтарные стекла или богатые таннином воды горного потока — густым, медовым, дынным светом, цветом темного бутылочного стекла.
Кольцо-лист задрожало. Тахгил открыла глаза — на веках словно лежало по свинцовой пластине.
В тенях кто-то двигался. Человек? Быть может. Тахгил резко схватила подруг за плечи и встряхнула их, силясь пробудить от овладевшей ими летаргии.
— Проснитесь! Это он, ганконер Циннарина. Заткните уши, не смотрите на него. Он может заворожить вас…
Движения его были легки и грациозны, как у дикого зверя, походка быстра. Увидев его, Кейтри, не успевшая еще стряхнуть пелену сна, от неожиданности громко завизжала и пустилась наутек. Боясь, что девочка заблудится и потеряется, Тахгил бросилась следом. Вивиане ничего не оставалось, кроме как бежать за ними.
Однако сзади тотчас же донесся топот копыт по траве. Рядом, держась вровень с девушками, скакал серый конь — но без всадника. Вот он резко вильнул в сторону, отсекая беглянкам путь на открытую полянку, на которую серебряными снежинками ложился лунный свет. Девушки вынуждены были остановиться и отпрянули. Конь взвился на дыбы, бешено молотя копытами воздух, изогнул шею и глянул на смертных пронзительным, знающим взглядом. Беглянки в ужасе бросились в обратную сторону. Лунный луч выхватил из тьмы меж листьев пару могучих рогов над черепом — и череп этот двигался. Дорогу девушкам, отрезая возможность бегства, преградил второй призрак. Задыхаясь, они остановились.
Кейтри с Вивианой цеплялись друг за дружку за спиной у Тахгил, вжимаясь в корявый ствол старой сливы. Кольцо под перчаткой пульсировало, посылая по руке Тахгил сигналы тревоги.
— Полегче, полегче, девоньки, — певуче выговорил рогатый преследователь. — Бояться нечего. Мы оба явные и не желаем вам ничего худого.
Это оказался всего-навсего уриск.
— О нет! — вскричала Тахгил, воздевая руку с кольцом, Дабы отвести наваждение. — Это ганконер, злобный и неявный!
На поляне более не бил копытами серый конь. На его месте вновь появился мужчина, наделенный звериной грацией. Опустившись на одно колено, он склонил голову. Длинные косматые волосы спадали по могучим плечам и висели прямыми тяжелыми прядями. Из их глянцевитой завесы зелеными лентами торчали длинные стебли водорослей. Одет он был лишь в груботканые штаны, а выше пояса совершенно гол. Длинный нос, длинное лицо — скульптурное, но совсем не красивое. Бледная, точно ночное облако, кожа блестела, как гладь пруда в свете звезд. Мускулистые руки покрывала поросль темно-серых волосков.
— Готов служить тебе, дева, — произнес он с каким-то странным акцентом.
— Водяной конь! — вскрикнула Тахгил. — Или это какое-то волшебство?
— О нет, дева, — ответил лесной человек. — Я всего лишь найгель, такой, каким ты лицезришь меня. Много ночей кряду я шел вослед за тобой с тех пор, как ты даровала мне свободу.
— Я освободила тебя? Как это?
Он поднял голову и растянул губы в улыбке. В глазах его не было видно белка — то были глаза коня: огромные темные зрачки, плавающие в жидком солоде.
— Не узнаешь меня?
Тахгил мысленно перенеслась на много дней назад, на рынок в Жильварисе Тарве — когда ее звали Имриен и у нее был полный кошелек золота.
— Целый пони за лошадку! — выкрикнула Ройзин. Все расхохотались. Один лишь мельник спросил:
— Это не шутка?
— Нет.
Имриен принялась рыться в кошельке.
— Ты что? Совсем спятила? — зашипела Муирна. «Нет. Пожалуйста, покажи ему деньги». Охотников поторговаться больше не нашлось. Толпарасступилась, пялясь в изумлении на диковинную монету. Настоящий золотой, без дураков! Чудо едва ли не почище водяного коня.
Памятуя о том, сколько в толпе головорезов и карманных воришек, мельник Багор позаботился, чтобы зеваки не успели насладиться зрелищем. Куснул монету, спрятал ее в карман, сунул веревку в руки Ройзин и был таков.
На этом сделка завершилась, и праздное внимание зрителей переключилось на новую обладательницу найгеля. Толпа забрасывала женщин вопросами и советами.
Имриен шагнула к напуганному существу и развязала петлю. Все вокруг замерли от ужаса. А потом бросились врассыпную.
— О да, — выдохнула Тахгил. — Теперь я тебя узнаю.
- Предыдущая
- 40/118
- Следующая
