Все рассказы - Носов Николай Николаевич - Страница 6

– Хочешь, Лёшка, я не буду сегодня на пианино играть, а мы пойдём во дворе погуляем. За это я тебе дам конфету.

– Не хочу, – ответил Алёшка.

– Почему, глупый?

– Потому что, если ты не будешь играть на пианино, мне папа вечером не даст конфету.

– Вот и видно, что глупый! Как же папа может не дать тебе конфету, если ты ему скажешь, что я играла?

Алёша подумал и согласился. Наденька отдала ему конфету, он съел, а потом они пошли во двор и гуляли до вечера. А когда вечером пришёл папа и спросил, занималась ли Надя сегодня музыкой, Алёша, по обыкновению, сказал:

– Два часа.

Папа дал им, как всегда, по конфете. Алёша свою съел тут же, а Наденька и на этот раз спрятала.

На следующий день повторилась та же история. Алёша быстро сообразил, что гораздо интереснее съедать не одну, а две конфеты и в добавление к этому гулять с сестрой во дворе, вместо того чтобы сидеть дома и слушать скучную музыку.

Так прошёл целый месяц, а может быть, даже больше.

У Наденьки снова заиграл на щеках румянец, улучшился аппетит. И всё было бы хорошо, если бы ей не становилось всё труднее отказываться от конфет. Бедная девочка за это время забыла, какие бывают на вкус конфеты.

Один раз она даже не удержалась и отгрызла от конфеты кусочек. А на другой день Алёшка устроил ей за это скандал и сказал, что он за полконфеты не согласен обманывать папу, а согласен только за целую. Насилу Наденька уговорила его молчать и обещала, что никогда больше не станет откусывать от его конфеты ни кусочка.

После этого случая Наденька крепилась несколько дней подряд, но однажды ночью, когда все уже спали, она достала из-под подушки припрятанную для Алёшки конфету и съела её.

Бедная девочка действовала как будто во сне и даже не понимала, что делала, до такой степени ей захотелось сладкого. На другой день она не знала, как быть, и, когда братишка потребовал у неё конфету, сказала, что потеряла её.

Алёша, который никак не ожидал такого ответа, даже не понял сразу, какая страшная произошла вещь, а когда наконец понял, то разинул от удивления рот. Постепенно он, однако, пришёл в себя и спросил:

– Где же ты её потеряла?

– Глупый, – сказала Наденька, – если бы я знала, где потеряла, то сейчас же нашла бы.

– Так её искать надо! – заявил Алёша.

Он никак не мог примириться с мыслью, что останется на этот раз без конфеты, и они вместе принялись бродить по комнатам, заглядывая во все уголки. Наденька понимала, что никакой конфеты найтись, конечно, не может, но искала для виду, чтобы братишка не заподозрил её в обмане. Алёша, наоборот, отнёсся к делу вполне серьёзно. Он старательно ползал на четвереньках по полу, шарил палкой под шкафами и под буфетом, залезал под столы и кровати, наконец стал обыскивать Наденькину постель и нашёл у неё под подушкой бумажку от конфеты. Некоторое время он молча стоял с бумажкой в руке и как будто что-то соображал, потом подскочил к сестре и закричал визгливым голосом:

– Это что, а? Это что?

– Как – что? Будто не видишь? Бумажка.

– Сам вижу, что бумажка. А от чего бумажка? От конфеты! Значит, ты конфетину сама съела, а бумажка осталась мне!

– Глупый! – ответила Наденька. – Это бумажка совсем не от той конфеты.

– От какой ещё – не от той? Думаешь, я не знаю! Я вчера не спал вечером и слыхал, как ты там во сне что-то жевала. Я тогда ещё подумал, что это ты уже, наверно, мою конфету ешь.

– Какую такую твою конфету? – рассердилась Наденька. – Конфета моя! Хочу – даю тебе, не хочу – ем сама.

– Ну и ешь сама, а я больше не буду обманывать папу. Вот скажу сегодня, что ты не играла на пианино.

– А я вот нарочно буду играть, попробуй тогда скажи, что я не играла.

Наденька села за пианино и целых два часа подряд играла свои упражнения. Под конец у неё даже голова закружилась от непривычки. Однако она и виду не подала, что ей было трудно, и, встав из-за пианино, сказала:

– Теперь каждый день буду играть и конфеты сама буду есть.

Алёша увидел, что здорово прогадал, и у него даже затряслись губы от огорчения.

– Зачем же играть каждый день? – сказал он. – Завтра можно и не играть, а за сегодня я, так и быть, прощаю тебя.

– Что-что? – с удивлением спросила Наденька. – За что ты меня прощаешь?

– Ну за то, что ты съела конфету, – объяснил Алёшка.

– Ты, видимо, дурачок, Алёшка, – с обидной усмешкой сказала Наденька. – Свою конфету я всегда имею право съесть без твоего ослиного разрешения. Глупая я раньше была, что отдавала тебе такие вкусненькие конфетки. Теперь вот и завтра съем, и послезавтра, и послепослезавтра, и всегда-всегда! Понял?

– Ну и ешь, – мрачно ответил Алеша. – Мне не очень и хочется!

– «Не очень хочется»! – передразнила Наденька. – А сам тут как царь Кощей над каждой конфетой трясёшься!

– Кто царь Кощей? Я царь Кощей? – закричал, рассердившись, Алёшка.

И как стукнет сестру кулаком.

– А, так ты ещё драться! – сказала Наденька и, схватив Алёшку за волосы, дёрнула с такой силой, что у него из глаз искры посыпались.

– А-а! – завопил Алёшка и принялся размахивать во все стороны кулаками и лягаться ногами.

Но Наденька крепко держала его за волосы, и он ничего не мог ей сделать.

Как раз в это время с работы вернулся папа. Наденька услыхала, что кто-то вошёл в прихожую, и выпустила из рук Алёшкины волосы.

– Вот скажу папе, что ты съела конфету! – прошипел Алёшка, грозя сестре кулаком.

– Как будто папа дал мне эту конфету не для того, чтобы я её съела, – сказала Наденька. – У, глупый!

– Вот скажу, что всё время называешь меня глупым.

– Как же тебя называть, если ты и есть глупый?

– Вот скажу папе, что ты не занималась сегодня на пианино.

– Не смей, слышишь! Я ведь занималась! Ах ты!..

Наденька не успела договорить, потому что в комнату вошёл папа.

– Ну, механики, как дела? – весело спросил он.

Когда у папы бывает хорошее настроение, он почему-то всегда своих детей механиками называет. Увидев, что дети почему-то молчат и сердито смотрят на него исподлобья, папа удивился и спросил:

– Что тут у вас случилось?

– Ничего, – ответила Наденька.

– Совсем-совсем ничего?

– Совсем-совсем ничего.

– Что-то не верится! – покачал головой папа. – А ты почему сегодня такой лохматый? – спросил он Алёшу.

Алёша принялся приглаживать рукой всклокоченные волосы и сердито нахмурился. Вся кожа у него на голове свербила.

Папа схватил обоих ребят в охапку и сел с ними на диван.

– Ну, рассказывайте, что хорошенького?

– Ничего, – сердито буркнул Алёша, усаживаясь у отца на коленях.

– Как же так – ничего? А Наденька занималась сегодня на пианино? Сколько она играла?

– Нисколько, – буркнул опять Алёшка.

– Эге! Вот оно, значит, что!.. – протянул папа и сердито взглянул на Наденьку.

От возмущения Наденька вспыхнула, потом немножечко побледнела, тут же раскрыла широко рот, словно ей не хватало воздуха, и сказала дрожащим голосом:

– Он говорит неправду!

– Это правда? – строго спросил Алёшу папа.

– Что – правда? – не понял Алёша.

– Правда, что ты говоришь неправду?

– Это она говорит неправду.

– Он врёт! – сказала, задыхаясь от гнева, Наденька.

– Вот как! – недоверчиво усмехнулся папа. – Для чего же ему вдруг понадобилось врать? Когда ты занималась исправно, он всегда говорил, что ты занималась. Вот тебе, Алёша, конфетка за то, что сказал папе правду. А ты, нехорошая девочка, ничего теперь не получишь! Лучше я и твою конфету отдам Алёше. Получай, Алёшенька, и вторую конфету.

Увидев такую несправедливость, Наденька побледнела ещё больше, стала белая как бумага, потом покраснела внезапно, бросилась плашмя на диван и зарыдала так громко, что у папы от ужаса зашевелились на голове волосы.