Крутой сюжет 1995, № 3 - Паркин Геннадий Иванович - Страница 13

Я уже собрался распрощаться, как вспомнил, что так и не нашел ответа на давно терзавший меня вопрос.

— Слушай, Алена, а как ты считаешь, почему Володя не мог гебешников подальше послать? Чем они его держат?

Она криво улыбнулась и зашарила в кедрах сумочки в поисках сигарет. Я вытряхнул на стол остатки «Мальборо» и щелкнул зажигалкой. Тщательно раскурив сигарету, Алена чуть слышно начала рассказывать.

Все оказалось до ужасного просто или попросту ужасно. КГБ, как всегда, выступил в своем амплуа злодея, заботящегося о благе всех, но не каждого. У Володи с Аленой было двое детей: дочка и сын. Дочь, Наташу, я часто встречал у них дома: воспитанная семиклассница-отличница, немного, правда, замкнутая. О сыне шеф никогда не рассказывал. Их Алешка был семейной тайной болью. Какая-то жуткая болезнь поразила еще в младенчестве сосуды его мозга и он почти не выходил из многочисленных детских клиник, где безуспешно пытались хоть как-то вернуть пацаненку нормальную жизнь. Володя обращался за помощью куда только мог, но все было напрасным. В Союзе болезнь практически никто не мог излечить, хотя на Западе, по слухам, решение проблемы давно было найдено.

Однажды Алена вспомнила о своей троюродной сестре, благополучно вышедшей замуж за итальянца, которого невесть как занесло в Москву, и отчалившей за рубеж, откуда она изредка приезжала навестить родителей. Алена ринулась к ним на поклон, вызнала адрес итальянской родственницы и написала той слезное письмо. В конце концов, когда Володя подарил итальянской чете какой-то безумно дорогой антик, они обо всем договорились. Сестра организовала приглашение на лечение в Италию, оплачивала там все расходы. Алена начала оформлять документы и поэтому Алешкину судьбу теперь прочно держал в своих руках комитет. Без санкции площади Дзержинского о лечении не могло быть и речи.

— Он ради сына не только к вашему Дракону, под танк полез бы, — закончила свой рассказ Алена, вытирая платком уголки глаз.

Мне тоже от всего услышанного стало как-то муторно, тем более, что особой разницы между Драконом и танком не наблюдалось. Какие-то суки в своих роскошных кабинетах сцепились в схватке за кусок власти, а в итоге несчастный пацан лишен элементарного права на жизнь. О Володиной, Вячиковой да и собственной жизни думать вообще не хотелось. Возникло острое желание перенестись на сто лет назад в губернский город Симбирск, взять в руки дубовый дрын и вышибить дурь из мозгов братьев Ульяновых, Саши и Володи. Чтобы один не кидался в императора всея Руси бомбами, а второй думать забыл про поиски других путей в светлое будущее. Но не было у меня под рукой машины времени, а был враз ставший противным стакан с ликером. Я с отвращением посмотрел на остатки сорокаградусной финской гадости и залпом ее саданул.

К Верке я вернулся, когда радио на кухне пропикало семь. Такого насыщенного событиями дня у меня в жизни не было, а впереди предстояло провернуть еще кучу дел.

Володя так и не оклемался, но Вячик встретил меня в хорошем расположении духа.

— Вера все сделала, как надо. Договорилась, что на три дня Вовку положат вообще без регистрации, и знаешь куда?

— В институт материнства, — ляпнул я, что в голову взбрело.

Вячик с хохотом замотал головой.

— Близко, но не то. Хорошо, что ты чувства юмора не теряешь. А договорилась она в инфекционном отделении Боткинской, там завотделением давно на нее облизывается. Полежит Вовчик в боксике, приведут его в порядок, а мы, тем временем, все устроим в лучшем виде.

Упоминание о каком-то инфекционном прихехешнике вызвало у меня легкое чувство ревности.

— А Верка-то где?

— Пошла брату звонить, он вроде бы на скорой шоферит. Надо же как-то Володю в больницу перевезти.

Я вспомнил, что Сергей, Веркин братец, действительно гоняет по столице на машине скорой помощи. Все складывалось очень удачно и настроение окончательно ко мне вернулось.

Пару часов спустя мы с Вячиком ужинали в тихом ресторанчике «Луч», неприметно расположенном посреди Краснопресненского парка. Веркин братан не подвел. Володю бережно перенесли на носилках в Серегин «рафик» и безо всякого риска доставили в Боткинскую больницу. Дабы завотделением, рано облысевший и какой-то весь пожеванный Викентий Павлович, не приставал потом к Верке с требованиями натуроплаты, я всучил ему три бутылки прихваченного по дороге азербайджанского марочного коньяку и здоровенную коробку конфет. От денег лысый наотрез отказался.

Верка отправилась домой, строго приказав нам «если убьют, лучше не приходить», а мы, обратив в сберкассе мою книжку на предъявителя в наличную тысячу рублей, забурились в вышеупомянутый «Луч».

Кабачок этот очень мне нравился. Здесь каким-то образом умудрились сохранить не только мебель, скатерти и посуду конца 50-х годов, но и саму атмосферу дней моего босоногого детства. Оркестр играл что-то вроде «Мишка-Мишка, где твоя улыбка», на стене, драпированной пыльным зеленым бархатом, висело нетленное «Утро в сосновом лесу», а на закуску, если у вас водились деньги, всегда можно было получить раритетную осетрину.

— Нужна машина, — смачно чавкая жирным балыком, развивал свою мысль Вячик, — без колес мы, считай, парализованы.

— Давай угоним какую-нибудь, — предложил я, позабыв о Вячиковом ментовском воспитании. — Семь бед — один ответ.

— Я тебе угоню. Криминала нам только не хватало, — пригрозил мне человек, в полдня заработавший десяток статей уголовного кодекса, о чем я поспешил ему напомнить.

— Ты не путай дар Божий с трамвайной ручкой. Заявлять на нас никто не станет. Скорее, линчуют, как хижину дяди Тома. А начнем машины угонять, совсем другой коленкор. Нет, поищем другой вариант, — похлопал себя Вячик по карманам и вытащил замусоленную записную книжку.

— Пойду-ка позвоню одному корешу, — поднялся он и вышел в холл.

Оголодавши за день, я приналег на домашнее жаркое с грибами, подоспевшее очень кстати.

Вячик вернулся через пять минут, сразу же ухватился за горячее и довольным голосом заявил, что у нас есть двадцать минут, чтобы доесть все, что я тут позаказывал. Через полчаса надо быть возле «Башмачка», куда его приятель подгонит свою машину, которую нам и одолжит на пару дней.

Времени доставало и я плеснул в рюмки польскую водку «Экстра житнева», другой здесь почему-то не водилось.

— Вячик, ты так и не рассказал толком, что было, когда ты пошел в бане Володю искать?

— Да ничего особенного, — Вячик лениво процедил сквозь зубы поданую рюмку, — открывал все двери подряд, в тот люкс заглядываю, а там вот такой вот, — он широко раскинув руки, показал какой, — шкаф Вовку как раз в ванну вываливает. Я ему сзади и врезал.

— А стрелял кто? — я был уверен, что Вячик пристрелил хозяина гигантских кроссовок.

— Ну пальнул для острастки, в потолок. Я же говорю, врезал, но он, сволочь, даже не упал. Так мне ногой по печени ахнул, до сих пор ноет. Пришлось пугануть, а потом уже рукояткой по темени.

— А я-то думал, на нас уже мокруха висит. В горячке как-то выехал, а теперь вспомнил.

— Малыш, — в голосе Вячика зазвучали нравоучительные нотки, — ну зачем нам с тобой какие-то трупы. В этом деле криминала должно быть как можно меньше, мне потом легче будет выпутаться. Если я кого и пристрелю, как собаку, так только Дракона. Нет, я его не ненавижу, мне безразлично, хороший он парень, или дерьмо вонючее. Просто так получается, что и нам с тобой, и Володе ничего другого, пожалуй, не остается. Виноват в этом не он, мы еще меньше виноваты, однако ничего не попишешь. Мы ведь никогда не узнаем, какая именно мразь заставила нас втюхаться в эту грязную историю. — Вячик помолчал и добавил: — Ну ладно, давай рассчитывайся, Валера скоро подъедет.

Пока мы на трамвае добирались до «Башмачка», здорово стемнело. Вечер принес городу долгожданную прохладу, однако очередная серия криминального сериала «Место встречи изменить нельзя», только что начавшаяся, прочно удерживала большинство москвичей у экранов телевизоров. По улицам бродили только редкие влюбленные пары да толпились кое-где небольшие кучки лениво покуривавших юнцов.