Террорист номер один (СИ) - "Пантелей" - Страница 16

— Что от меня потребуют русские за свою помощь?

— Это пока рано обсуждать. Ты ведь даже пока не представляешь себе — что это будет за помощь и чего ты благодаря ей добьёшься. Но могу тебя уверить, что ничего унижающего твоё достоинство они не потребуют, за этим я прослежу. Ещё вопросы есть?

— Когда я умру?

— Это от тебя зависит. Если будешь делать так, как я говорю, то гарантирую, что доживёшь до победы. Ты будешь принимать парад в Багдаде.

— Ты точно не шайтан?

Асхам опять усмехнулся.

— Точно не знаю, а ты? Ты сам то не шайтан? Минуту тебе на раздумья, старик. Мне уже пора….

За эту минуту в голове у Хомейни успели проскочить тысячи мыслей.

— Ещё один вопрос. Твои люди правоверные?

— Не сомневайся, они не меньше правоверные, чем ты. Только они, в отличие от тебя, приняли на себя лучший из ибадатов — Джихад. И поэтому, у них нет возможности по пять раз в день становиться раком на намаз. Воин просто не может жить по шариату просто потому, что он служит по уставу. Я жду твоего ответа, старик. Принимаешь ли ты мою помощь?

— Принимаю, уважаемый Асхам.

— Я рад, уважаемый Аятолла. Пошлите своего человека в Тегеран, отель Тахриш, пусть найдёт Алимджона-хаджи. Это мой названный брат и офицер связи. Пароль — «жаркое лето», отзыв — «скоро полегчает». Для меня была великая честь — познакомиться с вами. Очень бы хотелось, чтобы мне не пришлось вам мстить. До встречи после победы!

И человек под киблой словно истаял в воздухе. Губы Хомейни сами собой зашептали продолжение Ташаххуда. Аллах услышал его!

3 сентября 1984 года.

— Где мы?

Подполковник Андрейченко огляделся. Кругом была полная темнота, но прямо перед ним, эта темнота сгущалась в настоящий Мрак. Мрак воспринимался как материальный и мало того… Он был живой. И при этом словно светился темнотой, постоянно меняя свою форму, будто бы играл какими-то причудливыми геометрическими фигурами. А ещё он внимательно смотрел на подполковника, смотрел прямо в мозг, прямо в память. Это было жутко, но в то же время хотелось слиться с этим Мраком, стать его частью. Андрейченко потянулся к нему рукой и в это время привычным звуком щёлкнул выключатель, осветив какую-то комнату, в центре которой стояло кресло, похожее на кресло из женской парикмахерской с феном-колпаком для сушки волос. И в этом колпаке спрятался Мрак! Воронов внимательно посмотрел Андрейченко в глаза и понимающе усмехнулся.

— Именно там, куда вы и хотели попасть, товарищ подполковник.

— «За Кромкой»?

— Если смотреть с той стороны, то можно и так назвать. На мой вкус мрачновато, но довольно романтично, вполне в духе Сергеича.

— И чего он тут так испугался?

Воронов снова усмехнулся.

— Не знаю. Наверное ему свет не зажгли, а в темноте можно всякого насмотреться. Вы без меня сюда лучше не ходите, товарищ подполковник.

Андрейченко вдруг понял, что теперь он теперь сможет попадать сюда по собственному желанию, но … Снова оказаться с этой «Тварью» в темноте совсем не хотелось, тем более в одиночку. Хотя, сейчас она ощущалась какой-то не то, чтобы доброй, но вполне послушной, словно искушая.

— Я постараюсь, Максим.

Воронов равнодушно пожал плечами, — Воля ваша. Будете потом как Сергеич шарахаться. Садитесь, не зря же приходили. — кивнул он на кресло.

Андрейченко с некоторой опаской посмотрел на сидящий в колпаке Мрак.

— Что ты хочешь сделать?

— Повысить антропрогрессию[59] на один уровень и установить кое-что в память. Садитесь, товарищ подполковник, лучше это сделаю я сейчас, чем потом вы сами полезете пытаться. Вам понравится, не сомневайтесь, потом ещё благодарить будете.

Андрейченко сел в неожиданно удобное кресло и почти сразу задремал.

— А проснулся я, как и ложился у себя в квартире, Филипп Денисович.

— То есть, он тебе приснился?

— Так точно, товарищ генерал-полковник. Приснился. Я ведь его только сегодня хотел об этом попросить. Но память у меня и правда изменилась. Я теперь на шести языках понимаю и, судя по всему, свободно на них говорю.

— Неплохо сходил… Что ещё?

— Много чего, Филипп Денисович, я пока ещё и сам не разобрался. Города, страны, да так, будто я там родился и всю жизнь прожил. Песни какие-то, новые совсем. Много всего. Если подобный рапорт писать, за неделю не управлюсь.

— Писать ничего не надо, Виктор. Сон и есть сон. А антропрогрессия эта самая у тебя изменилась?

Ничего не сближает сильнее, чем общая тайна. Тем более такая тайна, которая может быть поважнее любых государственных секретов. Если это вообще уместно — сравнивать государственные секреты с Тайной Мироздания. Андрейченко пожал плечами.

— Что-то несомненно изменилось, Филипп Денисович. Пока в ощущениях не разобрался. Ходить по воде, наверное, не смогу, но олимпиаду по плаванию выиграю почти наверняка. Пробовать надо.

Генерал-полковник Бобков в задумчивости отстучал пальцами по столешнице какой-то марш.

— Пробуй, но осторожно, не напугай никого. Когда всё распробуешь, поделишься мнением — к чему он тебя готовит. Мдааа… Интересно…. Значит, говоришь, что теперь и сам сможешь туда попасть.

— Думаю, что смогу, Филипп Денисович, если сильно постараюсь. Только понравится ли моё вторжение этой… этому…? Я вам уже говорил, что, кажется, Оно живое? Да, говорил, извините. Оно не доброе и не злое, Ему просто скучно. Оно всё знает и всё видело уже миллионы раз. Оно смотрело на меня как на жирафа в зоопарке, на которого смотрит каждый день уже много-много лет. Вроде и без злобы, но с досадой, что жирафы не летают, или не охотятся на бегемотов, чтобы Его повеселить.

— Значит, что Воронов может Его как-то развеселить?

— Мне показалось, что может. А в нашем мире они вполне могут столкнуть Луну с Землёй, но это им давно не интересно. Воронов пришёл, чтобы заставить жирафов охотиться на крокодилов и бегемотов. Извините, Филипп Денисович, я и сам пока ничего не понимаю, и вряд ли когда-нибудь пойму, для этого нужно подружиться с Этой… Этим… А я пока не понимаю — кто Оно. Я теперь даже не понимаю — кто я. Если я существую вне материи, то здесь мне ничего не нужно. Как актёру ничего не нужно из театрального реквизита. Нужно только Признание. Только возможность зажигать Там свет. Это не измена Родине, это…. Не могу объяснить. Сходите сами. Только захотите, уверен, что Воронов вам не откажет.

— Может и схожу, когда замену себе найду. Только и не хватало нам ещё на моём месте хищного жирафа, пожирателя крокодилов. Тебе за Державу всё ещё обидно, Витя?

— Ещё обиднее стало, Филипп Денисович!

— Это очень хорошо. Когда в новых способностях разберёшься — сразу приходи. Вместе подумаем — для чего они тебе дадены. Воронов говорил мне, что случайно заразиться этим нельзя, значит заразил он тебя специально.

— Чем заразил, Филипп Денисович?

— Не знаю, но знать хочу. Вот ты и должен в этом разобраться.

15 марта 1981 года.

Целую неделю потратил Виктор Андрейченко на изучение своих новых возможностей, но не успел изучить даже малой их части. Просто потому, что это было невозможно. Никак. Например, он был уверен в способности пилотировать все типы современных самолётов, в том числе и военных, в том числе и американских, но кто же ему даст самолёт? Однако то, что уже удалось попробовать внушало уверенность, что и с самолётом всё получится. Вчера он доложил результаты генерал-полковнику Бобкову, а тот его отправил за дополнительными инструкциями к Воронову.

— Неделю назад мне приснился сон, Максим. После этого сна я сильно изменился. Причём не только интеллектуально, но и физически. Уверен, что ты понимаешь, о чём я хочу поговорить.

Воронов улыбнулся.