Крутой сюжет 1994, № 01 - Моргунов Владимир - Страница 28

— Знакомая штука, правда, толстый, — участливо спрашиваю я здоровяка. — Наша прежняя встреча была случайной, но полезной. Кража шкурок оказалась чистой воды инсценировкой, но режиссером был покойный Гладышев, задумавший таким образом избежать налогообложения. Видишь, как все скучно и пошло. А теперь уходи, начальник. Шакалов своих тоже прихвати.

Он раздумывает, я его хорошо понимаю. Уход по моему приказанию — это полная капитуляция. Но у него просто нет выбора. У них один ствол, у меня два ствола, последний козырь бит.

— Все равно, дни твои сочтены, — злобно вещает здоровяк.

— Веско, веско, — одобрительно киваю я ему головой. — Долго, наверное, репетировал. — Он не удостаивает меня взглядом, поворачивается и уходит вместе со своей командой.

Я слежу за ними до тех пор, пока они не поднимаются на дорогу — их головы и плечи видны мне отсюда. Потом кладу обрез на прежнее место. Теперь уж точно им не остается ничего, кроме последнего штурма. Струи тепла опять растекаются по спине, по рукам, по груди. Вот одна из вещей, которую, не; купишь ни за какие деньги, не выхлопочешь благодаря связям и знакомствам. Но чувство превосходства чуждо мне. Если я иногда и испытываю к людям нечто подобное, то это скорее что-то вроде жалости к растерявшимся, недоумевающим, уставшим от борьбы за существование. Так было и в случае с Рындиным…

Я уже собираюсь лечь спать, когда раздается телефонный звонок. Нельзя сказать, что он звонит неожиданно. Звонка-то я как раз ждал.

— Да, — говорю я.

Голос включается сразу.

— Ты должен явиться завтра в пять вечера ко входу в краеведческий музей, если не хочешь осложнений, — тон у этого говорящего робота приказной.

— Я никому ничего не должен, чучело, — ответил я насмешливо.

— Ты сам хотел этой встречи. Рано или поздно она должна состояться.

Вот тут я с ним согласен. Оттягивать встречу нет никакого смысла.

— А может, лучше все-таки позже? — интересуюсь я, но ерничество мое осталось без внимания.

— Я все сказал. Завтра в пять вечера у входа в краеведческий музей.

Щелчок, гудки.

Может, у них что-нибудь серьезное еще осталось в запасе? Надо идти.

На следующий день я отправляюсь к месту встречи намного раньше пяти вечера, еще засветло. Места мне мало знакомые, а в темноте больше шансов попасть в ловушку. Здание краеведческого музея расположено около городского парка, который с большим основанием можно назвать национальным парком — уж больно он неустроен. У одного из входов поставили несколько аттракционов, заасфальтировали подходы к ним, а остальная территория представляет собой просто лес площадью в несколько квадратных километров. С противоположной от музея стороны к нему прилегает поселок, который считается частью города.

Сюда можно добраться только трамваем. Я схожу на одну остановку раньше, у самою входа в парк. Закатное солнце, пронзительная синева неба, на которой ветви деревьев кажутся нарисованными черной тушью. Мороз всего градуса два или три и ветра практически нет, идеальная погода для прогулок. На широкой асфальтированной площадке гуляют молодая мама, молодой папа и их карапуз в ярком оранжевом комбинезоне. Чуть подальше — какой-то старик в старомодном пальто и черной шляпе. Эта публика не имеет никакого отношения к вызвавшим меня на рандеву, тем более, что до музея отсюда с полкилометра. Я иду не спеша, рассматривая через просветы между деревьями дома на противоположной стороне улицы. Два трамвая прошли за то время, что я шел через парк.

Вход в музей размещался с противоположной стороны от той, с которой я подошел. Я обогнул здание по кругу, не слишком углубляясь в лес, чтобы видеть все подходы к зданию, и стараясь в то же время не высовываться. На обозримом пространстве вблизи музея по этой стороне улицы не было никаких построек, за исключением здания непонятного назначения, напоминающего склад. Часы показывали без четверти четыре. До условленной встречи еще час пятнадцать минут. Стремительно темнело.

Холод меня не пугал. Но было бы глупо торчать на улице. Вход в музей был только один, можно проскользнуть незамеченным, лишь бы дверь оказалась не запертой. Я вообразил грозящую мне опасность, ощутил привычную крупную дрожь, сотрясающую все тело, увидел резко очерченные кроны деревьев, здания, окаймленные яркой синеватой полоской, словно сзади на них падали сполохи электросварки.

Когда я поднимался по ступенькам, дверь распахнулась и навстречу мне стала торопливо спускаться женщина в черной кожаной куртке, длинной черной юбке и черных замшевых сапогах. Только меховая шапка на ней была светлая. А что, если слегка прикоснуться к этому богато одетому созданию, источающему запах дорогих духов? Такая мысль возникла лишь на мгновенье у меня и я тут же ее подавил. Нельзя ни на миг расслабляться, у меня еще не было возможности проверить, как долго я могу удерживать свое «невидимое» состояние. Я осторожно потянул на себя ручку двери, дверь плавно, без скрипа приоткрылась, ровно настолько, чтобы я мог проскользнуть в тепло и полумрак вестибюля. Так же осторожно и медленно я прикрыл дверь. Справа от входа была устроена загородка из дерева и стекла. Там сидела за столом женщина в милицейской форме.

Пройдя по вестибюлю и оглядываясь через каждые два-три шага на женщину за стеклом, я поднялся на второй этаж. Здесь было тихо и безлюдно. Снаружи уже зажгли фонари, и тьма за окнами сгустилась.

Я не ощущал никакой опасности в радиусе нескольких десятков метров вокруг себя. Тогда зачем они меня сюда вытащили? Тускло блеснул в падающем с улицы свете циферблат наручных часов. Без двадцати пять. Совсем темно. Если они посчитали меня настолько глупым, что понадеялись на мое появление со стороны трамвайной остановки… Нет, после всего, что произошло, они просто никак не могут надеяться захватить меня врасплох. Ладно, может быть они и не планировали никаких козней до пяти вечера. Я приду, меня встретят… Стоп! Где-то поблизости появился источник опасности. Но где? В этом здании? Исключено — я не слышал, чтобы кто-нибудь входил в него. Значит, вошли в тот странный двухэтажный дом или появились на улице рядом с музеем.

Пора идти. Я опять ввел себя в состояние, когда предметы обретают четкие очертания с голубоватой каемкой по контуру, ощутил привычную в таких случаях дрожь и пошел вниз.

Уже начав спускаться по лестнице, я услышал, как слева от меня, в другом крыле здания, хлопнула дверь. По коридору шел мужчина в темном пальто-плаще, черной широкополой шляпе. Я подождал его, он рассеянно взглянул сквозь меня, на лице его — показавшемся мне знакомым — не отразилось никаких изменений настроения, оно сохраняло выражение хмурой озабоченности.

Я спустился вслед за ним по лестнице, а когда он, войдя в полосу света из загородки охранницы, выпростал запястье из длинного рукава пальто и взглянул на часы, я понял, что это не просто рассеянный жест заработавшегося человека. Он ждал меня!

Мужчина кивнул охраннице, пробормотав что-то, толкнул входную дверь, а потом, оказавшись снаружи, осторожно прикрыл ее. Тут я понял, откуда мне знакомо его лицо. Это был ясновидящий Владимир Скубенко, его прогнозы публиковались в городской газете. Сомнений нет, меня ждать мог только он.

Стряхивая с себя странное состояние, как покрывало (может быть, сказки о шапках-невидимках имеют в своей основе опыт чувственных ощущений тех, кто их носил?), я тоже открыл дверь и негромко окликнул его:

— Кого-то ждем, маэстро?

Он вздрогнул, испуганно оглянулся. Свет от фонаря позволил мне рассмотреть выражение крайней растерянности на его лице. Странно, он должен был почувствовать мое присутствие раньше, раз считается ясновидящим.

— Наверное, вы ждете меня. А теперь мы должны будем пройти вон в тот домик, верно?

Он пытался овладеть собой, этот маг-экстрасенс, один из наследников масонов, розенкрейцеров, черных буддистов или кого там еще. Самым глупым решением для него сейчас был бы ошарашенный кивок. И он, надо отдать ему должное, не сделал этого. Он промолчал, оставаясь неподвижным. Я пожал плечами, прошел мимо него и направился по тропинке, ведущей к странному домику. Окна его были черны, они выделялись на фоне серых стен, освещенных светом фонарей вдоль дорожки, идущей от крыльца музея куда-то вглубь парка.