Крутой сюжет 1994, № 01 - Моргунов Владимир - Страница 20

А Рындин вот оставил эссе. То есть, свой опыт. Опыт взаимоотношений с этим миром. Взаимоотношения его были непростыми. Особенно с людьми. Он со всеми ссорился. Вот, пожалуйста: «… оказывается, я обозвал Куренкова графоманом. Позвонил с развеселой вечеринки, велел срочно приезжать. А он отказался. Мне это очень не понравилось. Я сказал, что он скользкий тип и графоман. Мне это сам Куренков потом рассказывал. Было чертовски неловко. Возможно, я ему еще что-то говорил в подобном ключе. А какие у меня были для этого основания? Он не гений, я не гений. Печатались вместе в коллективном сборнике да еще „пробили“ по одной тонкой книжечке мизерными тиражами. Счет равный. Если бы не одно маленькое „но“ — Куренков на пять лет моложе меня. Так кто же больший графоман?»

Куренков. Куренков… Фамилия мне показалась знакомой.

«… с внешностью дитяти-злодея. Я наблюдал однажды за тем, как Куренков переходил улицу. Тонкие ножки даже по ровному месту словно бы через что-то переступают — щупают, пробуют. Очечки поблескивают, глазки из-за них пытливо все и вся изучают».

Однако! Отмечен все же был Рындин печатью таланта, не такой уж он графоман, каким себя считал. Я этого Куренкова считанные разы видел, а фамилию, кажется, только однажды слышал, но сразу узнал, вспомнил. Действительно, пытливо зрит на мир Куренков. Вот ведь Рындин — «через что-то переступают» — и сразу видится тип. Что называется, одним росчерком. Рындин пишет, что Куренков моложе его всего на пять лет, а мне он показался вообще почти что одногодком. Фольклор в данном случае гласит: «Маленькая собачка — до века щенок».

Таких дневниковых или, как их называют, фактографических данных в тетрадях Рындина было немного. В основном, он заносил туда свои замечания о разных явлениях абсурдной действительности, либо набрасывал сюжеты будущих рассказов. Подобные вещи сейчас интересовали меня во вторую очередь. Важны были сведения, относящиеся к Гладышеву, «Ониксу», «Рице». И вдруг я читаю: именно Куренков является директором малого предприятия «Рица»!

Что-то уж больно многое с ответом сходится… Но это смотря с каким ответом. Если предположить, что Рындин, мягко говоря, не любил Гладышева и Куренкова, каждого по отдельности и вместе взятых, как друзей и как дельцов «новой волны», почему и «бодал» их в своей статье, а они ему за это отомстили, то такая задачка подходит для учеников вспомогательной школы, то есть, умственно отсталых. Тем более, что метод, каким был устранен Рындин, ни для Гладышева и тем паче для Куренкова никак нельзя назвать характерным. Да и на роль управителя преступного синдиката Куренков не тянет, если верить характеристике, данной ему Рындиным: «Уж у этого истерия на бледном челе написана. При каждой встрече кормит меня историями то о встрече с профессором, который измерил его специальным инструментом и сказал, что соотношение параметров свидетельствует о гениальности, то о каких-то мифических друзьях в мифическом московском институте, занимающемся тотальным контролем над космическими вибрациями и выделением избранных среди хомо сапиенс. По каким критериям эта избранность определяется, господин Куренков не сообщил, но очень прозрачно намекнул, что сам он в избранные попал. Следствием успеха в тестировании на предмет определения суперменства и элитарности можно считать факт бесплатной выдачи ему, Куренкову, новых ботинок, кои он и продемонстрировал мне». Тут уж я просто расхохотался. Нет, обладал все же Рындин даром уесть, подкусить. Надо же — ботинки в знак причисления к элите! Я верил, что так на самом деле и было, может, чуть-чуть Рындин только кислоты перебрал в своем изложении. Вырисовывается, вырисовывается портрет антигероя Куренкова. Каждое лыко в строку: «Куренков долго говорил о космических пришельцах, каковыми являются, по его мнению, Гоголь и Лермонтов, особенно подчеркивал свою духовную связь с последним. Я намекнул ему, что к двадцати шести годам Лермонтов уже написал раз в сто больше, чем сорокалетний Куренков».

Вернувшись домой, я быстро отыскал несколько старых газет с объявлениями об оказании услуг по биолокации и составлении астрологических карт. «Рица» такие услуги оказывала. Значит, куренковская «Рица» держит штат врачевателей, гадалок, экстрасенсов, астрологов? Очень даже вероятно. Ведь не далее как вчера я наблюдал сеанс коллективной психотерапии. И там все было без «дураков». Увиденное мной на веранде коттеджа никак нельзя поставить в ряд с такими явлениями, когда один шарлатан сует с телеэкрана кукиш, а десятки миллионов легковерных придурков ставят воду и кремы, чтобы «зарядить» их.

Но вот в записях появилось нечто поинтересней язвительных замечаний о Куренкове, у которого «комплекс неполноценности довольно быстро трансформировался в манию величия», как писал о нем Рындин. «В общем, это оказалась секта, неизвестно, сколько таких есть еще. Надо признать, что они готовят материал, то бишь людей, основательно. Могу предположить, что существуют нижние структуры, которые даже основанием пирамиды назвать нельзя, это скорее почва, на которую пирамида должна опираться — выровненная, утрамбованная, выверенная по горизонтали площадка. Члены секты делают взносы, скорее символические. В их обязанности практически ничего не вменяется: два-три собрания в месяц, кое-кто помогает в изготовлении и расклейке афиш. В группе-секте есть староста и пара активистов из числа верующих (или собирающихся уверовать) в Будду. Нетрудно заметить, что староста назначается наставником, проводящим коллективные моления. Назначение старосты и активистов — я с уверенностью могу это предположить, так как начал посещать группу практически с самого начала ее образования — было сделано по результатам тестов. Тесты эти весьма интересны с точки зрения психологии, наверняка над ними работали специалисты. После нескольких занятий наставник диктовал вопросы, мы, то есть желающие приобщиться к таинствам Всепроникающей Мудрости (именно так называется учение), старательно эти вопросы записывали, потом на них отвечали в письменном виде. Надо сказать, что имеющие самые общие представления о буддизме или даже интересовавшиеся им чуть поглубже, успевшие что-то прочесть или услышать, не могли заподозрить в наставнике неспециалиста. Любопытство неофитов Всепроникающей Мудрости удовлетворялось достаточно исчерпывающим образом и со знанием предмета. Во всяком случае я, при моем уровне компетентности, был наставником удовлетворен».

Да, надо признать, что Рындин умел наблюдать и делать выводы, что его, видимо, и сгубило: «Группы и группки насчитывались наверняка в большом количестве, состав их менялся — за два месяца, в течение которых я посещал четыре группы в разных местах города (одну даже вне города), состав их обновился более чем наполовину».

Собственно, такое явление характерно для многих подобных процессов. Оно знакомо мне по давним посещениям групп каратэ и ушу, где примерно через полгода занятий образуется ядро из пяти-семи самых способных или наиболее упорных учеников. С ними проводятся дополнительные занятия, иногда они даже подменяют инструктора в работе с новичками. Они же выступают в соревнованиях. Наверняка в этом случае старосты и активисты тоже участвовали в дополнительных собраниях. Знал ли Рындин о том, что из некоторых членов сект готовились боевики? Во всяком случае, я мог предположить, что овладение основами Всепроникающей Мудрости было условием хотя и необходимым для зачисления в состав боевиков, но недостаточным. Надо было еще иметь соответствующие физические данные. Я не мог пока определить суть функций боевиков, кроме расправ с неугодными типа Рындина и охраны собраний. Последнее предназначение у меня вызвало — хотя и являлось пока чисто теоретическим — некоторые ассоциаций, исторические аналогии, если угодно. «Зааль шютце», то есть, охрана залов, чем занимались в свое время крепкие и беззаветно преданные идее молодые люди, положила начало военной элите и дала известную аббревиатуру — СС.

Предположения Рындина в этом отношении почти полностью совпадают с моими: «… теперешние претенденты на роль повелителей идут неизбитым путем. Они овладевают душами, точнее психикой масс. И надо сказать, расчет их достаточно точен: в борьбе политических партий за голоса голодных и неуверенных в завтрашнем дне избирателей тратятся силы и средства, а обретенная власть может оказаться чисто формальной, потому как требуется удовлетворение нужд и чаяний миллионов, что является делом крайне трудным, если вообще выполнимым в нынешней ситуации».