Солдатская верность - Потехин Яков Филиппович - Страница 11

И все же майор Борисенко добился своего: в мае 1943 года Владимир Александрович был назначен командиром 1428-го легкоартиллерийского полка, воевавшего в составе 42-й армии. Трудные и ответственные задачи выполнял этот полк. Огневые позиции орудий, оборудованные на танкоопасных направлениях, днем и ночью находились в боевой готовности.

Буквально через несколько дней после вступления в командование полком Владимир Александрович уже знал все о жизни и боевых делах каждого дивизиона и каждой батареи. Многое ему рассказали заместитель по политической части майор Шпортько, начальник штаба капитан Хамцов и его помощник капитан Чернышев. Немало узнал он и из личных бесед с бойцами и командирами подразделений.

С первых же дней совместной работы командиру полка понравился майор Шпортько. Это был энергичный, неутомимый, а главное, умный и общительный политработник. Вскоре они стали настоящими друзьями, мысли и практические дела которых ни в чем не расходились.

Борисенко придирчиво осматривал огневые позиции каждого орудия, проверял выучку расчетов. Для этого командир объявлял боевую тревогу, вводными данными создавал различную обстановку до самой сложной и внимательно следил за действиями каждого номера орудийного расчета. Не оставлял без внимания землянки и укрытия. Хвалил бойцов и командиров за хорошую боевую службу, а кое-кого и пробирал за нерадивость и упущения.

Словом, командир полка всегда был с солдатами, использовал короткие минуты затишья и для задушевной беседы, и для деловых советов. За общительность, простоту, смелость и выдержку все больше и больше нравился солдатам новый командир полка. С каждым днем они совершенствовали свое мастерство, старались действовать так, чтобы майор сказал: «Хорошо!»

Через пару недель майор Шпортько спросил:

— Ну, Владимир Александрович, какое твое мнение о наших пушкарях?

— Народ хороший, боевой. И дело свое знают.

— Все до одного?

— Да нет, не все. Есть и такие, с кем надо поработать. Я уже толковал об этом с некоторыми командирами батарей.

— Я по своей линии расшевелю коммунистов и комсомольцев.

Помолчав немного, Борисенко сказал:

— Есть у меня думка, Павел Аксентьевич.

— Слушаю, командир.

— Хотя на артиллеристах оборона и не так сказывается, как на пехотинцах, но все же окопная жизнь в какой-то мере оказывает влияние и на них. У людей появляется вялость, даже притупляется чувство ненависти к врагу. Словом, люди тяжелеют, что ли…

— Вполне согласен с тобой. А что ты предлагаешь, чтобы встряхнуть их? Встряхнуть в условиях окопной жизни, как ты говоришь.

— Все наши войска, выполняя требования командования фронта, ведут активную оборону, не дают фашистам покоя ни днем ни ночью. Думается, что мы можем значительно повысить свою активность.

— А именно?

— Сейчас многие наши орудия ведут огонь и с основных и с запасных огневых позиций. А что, если кое-где выдвигать пушки на передний край, а где можно и в боевое охранение? Выбрать там подходящие места, оборудовать огневые позиции, отрыть «карманы» для орудий, укрытия для расчетов.

— А ведь это дело, — согласился Шпортько.

— Конечно! Наши орудия не так уж далеко расположены от переднего края и не бездействуют, но там, на переднем крае, можно выявить значительно больше целей и уничтожать их.

— Правильно. А теперь и у меня есть разговор, Владимир Александрович.

— Какой?

— Ты еще всего ничего находишься в полку, а я уже слышал кое-что, как бы это сказать… ну, ведешь ты себя не как командир полка.

— В самом деле? — не на шутку встревожился Борисенко. — Что же говорят?

— Да ты не волнуйся, — увидев, как изменилось лицо командира, сказал замполит. — Говорят-то очень хорошо о тебе солдаты. Пришелся ты им по душе. А все ж не дело командира полка становиться за орудие и вести огонь.

— Ну и ну, ошарашил же ты меня, — облегченно вздохнул Борисенко. — А я уже подумал черт знает что…

— Разве я не прав? За такие дела начальство по головке не погладит, если узнает.

— Дорогой ты мой Павел Аксентьевич! Все это я прекрасно знаю. И не лезу очертя голову туда, куда не надо. Но прошу ответить на такой вопрос. Вот ведешь ты в укрытии беседу с бойцами орудийного расчета. Вдруг противник начал обстреливать наш участок обороны из всех видов оружия. Невдалеке рвутся снаряды и мины. Расчет моментально оказался у орудия. А ты что будешь делать? Побежишь туда, откуда пришел?

— Останусь с расчетом и буду помогать ему чем смогу. А потом, в зависимости от обстановки, вернусь на свое место.

— И правильно сделаешь. Так поступаю и я.

— Но ты же становился у орудия вместо наводчика.

— Этим я помогал расчету, — уже улыбаясь, сказал Борисенко. — Ну и хотел узнать, не разучился ли стрелять. Ведь больше полугода не был в бою, не дотрагивался до орудия, не приникал к окуляру прицела.

— Ну и как, не разучился?

— Как будто бы нет. Первый же снаряд влепил в амбразуру дзота.

На другой день командир полка пришел в землянку командира второго дивизиона майора Дикова. Там находились командиры батарей капитан Александров и старшие лейтенанты Яковлев и Соколов.

— Вот и хорошо, что все в сборе, — сказал Борисенко, здороваясь с офицерами.

— Подводили итоги боевых дел, — проговорил Диков.

— Какой же баланс?

— На этот раз похвастать нечем…

— В таких случаях иногда говорят: сочувствую, но помочь ничем не могу, — улыбаясь, заметил командир полка. — Но я пришел, чтобы кое-чем помочь.

Борисенко повторил свою мысль, изложенную замполиту, и предложил офицерам высказать свое мнение. Все они, конечно, были согласны и готовы хоть сейчас же приступить к делу.

— Особенно торопиться не следует, — предупредил майор. — Все надо делать с толком: и выбор мест для огневых позиций, и их оборудование, и провешивание путей выдвижения орудий. Для начала выделите по одному лучшему орудийному расчету от каждой батареи.

Пока шли приготовления, командир полка не один раз побывал в орудийных расчетах, выделенных для выполнения задуманного. А когда все было готово, ни он, ни майор Шпортько не усидели в своей землянке. Задолго до рассвета они уже были на позиции орудийного расчета из взвода лейтенанта Аксютина.

Лишь рассеялся туман, огневики заняли места у орудия. Уже видны очертания дзота, выявленного за второй траншеей противника. Бойцы работают четко, уверенно. Грохнул выстрел, потом второй. Когда рассеялся дым и осела поднятая взрывами пыль, Борисенко увидел развороченную амбразуру вражеского дзота. Орудие и номера расчета были уже в укрытиях. На всю операцию ушло около трех минут.

— Хорошо сработано, ничего не скажешь, — похвалил бойцов командир полка. — На сегодня хватит. Не демаскируйте свою позицию. Поищите еще подходящую цель, а завтра и с ней разделайтесь.

Сопутствовал успех и другим расчетам. В первый же день были разбиты три огневые точки противника. К вечеру весь личный состав полка знал об удаче, о ней рассказывалось в боевых листках, в беседах.

Много разговоров велось среди бойцов. Они по-настоящему завидовали боевым друзьям, называли их счастливчиками. Узнав об этом, командир полка радовался. Нет, «окопная болезнь» не коснулась артиллеристов!

Частые выдвижения на передний край и других орудийных расчетов заканчивались, как правило, успешно. Врагу наносились ощутимые потери. Он недосчитался многих хорошо оборудованных наблюдательных пунктов, огневых точек и других оборонительных сооружений.

Но вот настало время, когда обжитые землянки и добротно оборудованные огневые позиции полка заняли другие подразделения. Часть майора Борисенко на судах Балтийского флота перебрасывалась под Ораниенбаум.

Все понимали, что неспроста на «малую землю» (так называли Приморский плацдарм) переправляются артиллерия, танки, пехота. Значит, предстоят большие дела. И по всему видно — скоро!

Через несколько дней Борисенко получил приказ от командира 43-го стрелкового корпуса генерала Андреева, в подчинение которому поступил, готовиться к наступательным боям.