С волками жить...(СИ) - "Ores" - Страница 31

— Дан, слушай внимательно. Салан сейчас в сторожевом кольце, взошла Багровая луна, а это не просто время гона… — батя слегка покраснел, я насторожился. — Если бы мега-альфы и вожаки реагировали на каждое полнолуние, то порядка в стае можно было и днём с огнём не искать. Время гона сильнейших — время багровой луны. Я отправил ориентировку в Кемерово, и сейчас приняты меры, чтобы не один оборотень не выскользнул из тайги. Шейна я запру в изоляторе, мальчишке лучше никому не попадаться на глаза. Он… не совсем волк, рисковать не будем. Ты… остаёшься с Виком, поскольку вы — пара и… — батя покраснел окончательно, — как-нибудь договоритесь.

— Палочку ему побросать или блох повычёсывать? — стебусь, а у самого трусы мокрые, от того оргАна, что звучит в горле моего мужика, и глаза у него неузнаваемые, невменяемые. Теперь Вик ими меня поедает без масла и соли, имеет открыто и так похабно, что у меня не то что не стоит, а, похоже, внутрь втягивается. Но вопреки моим желаниям… как наказание за свою сущность… Демона выворачивает наизнанку от запаха и вида вожака, вступающего в гон, отторжение сильное, вынуждает податься назад.

Но Бойко сейчас не готов соображать головой: встаёт, сбрасывая остатки человечности, как змея старую кожу, и подходит ко мне, с каждым шагом обрастая шерстью, пока не превращается в роскошного пушистого волка. Здоровый, сука, ни разу не овчарка…

Алые точки зрачков плавят дыры насквозь, с языка и клыков звонко капает на пол слюна. Зверь идёт знакомиться в лобовую, словно мы с ним не зачитали Камасутру до дыр, а так, на первое свидание пришли. От утробного рыка сущность внутри меня чуть ли не шипеть начинает, ищет спасения в боевой форме, тело меняется без моего контроля. Невольно трансформируюсь, чтобы встретить либо бросок, либо объятия. И в этот момент демон моими руками хватает тяжёлую кружку с горячим чаем, благо не с кипятком, и швыряет в морду распалённому волку… Вик этой мордой погружается сначала в оторопь, а потом растерянность сменяется ужасным оскалом. Я… его… отверг?! Я?! Пиздец! Это не я!

— Вик… кыс-кыс-кыс… тьфу! Не рычи на меня! Я пошутил. Пробуем подружиться второй раз… Это вообще не я был!

Волк отступает и с леденящим воем, вышибая грудью дверь, уносится в морозную, но такую жаркую ночь. Тихо себя ненавижу, но сделать ничего не могу, демон уже слишком… самодостаточно силён, и ему ничего не стоит взять верх над человеком. Не понимаю — чего ждёт. Почему не открывает последний самый тяжёлый замок, сметая меня с лица земли.

Как пьяный, едва сообразив набросить пуховик, вываливаюсь на улицу. Вокруг Вальпургиева ночь… воздух наэлектризован страхом и возбуждением, неудержимым желанием жёсткого секса. Молодые волки, дробясь на пары, растворяются в темноте, издавая такие вопли, от которых кровь в жилах сворачивается. Да их и волками-то язык не поворачивается назвать: чудовища в полуобороте, одичавшие, движимые лишь первобытным инстинктом спариваться. С веток деревьев сбивается аккуратно уложенный снег, от ударов, которые сотрясают стволы в лесу. Оборотни беснуются в гоне под багровой луной. Мимо меня, рыча, проносятся оскаленные Мирра и Леон. Не могу сказать, что не рад за них, главное, чтоб не поотгрызали друг другу что-нибудь выдающееся в таком состоянии. Я ищу глазами своего волчару.

Убью, если сниму с какой-нибудь сучки… или сучонка…

Возьму и… Вой рядом заставляет подпрыгнуть. В трёх метрах правее застыл Виктор, его всё ещё неизменно влечёт ко мне, волк вернулся. Протягиваю руку, сука, боюсь, но тянусь к чудовищной морде с пастью, куда запросто влезет моя голова. Не могу успокоить, это видно и слышно, его уши прижимаются к лобастой башке. Вику мешает демон внутри моего тела, он не видит меня-человека. Хрен с рукой, пусть жрёт, главное, потом, пусть проморгается и…

— Вик, мохнатая ты задница! Что творишь?! Зеньки разуй! Это же я!!! — паника накрывает больше, чем сильнее вызверивается мой мужик, и внутренний голос настойчиво велит ударить по съёбкам, пока не поздно… пока с неоткушенной головой…

— Вик, блядь!!! — еле успеваю отпрыгнуть, а напрочь перекрытый вожак бросается за ошалелой молоденькой волчицей, ни хрена не хорошенькой, уже с измочаленной холкой, мокрой шерстью и пеной изо рта. Издаю вопль бессилия, почти оседая в снег, я облажался по всем пунктам и что делать дальше, не имею понятия. Это ж надо было в такой момент его оттолкнуть!

Трясёт всего, по венам лава струится, в голове звон и мерзкие голоса начитывают приговор. Но такой безнадёгой закончится всё просто не может! Подрываюсь, бегу по горящему неостывающему следу (просил же Славку снегоход прислать!), зову его, срывая горло и живот, меня тошнит от всего, что вижу под каждой елью. Демона выворачивает от оргии? Это что-то новенькое! Просто меня там нет… в этом процессе. Эмоций слишком много, к такого рода пище я не привык, передоз.

Вик выскакивает сам, готовый уже в меня вцепиться, лишь бы я не волокся следом и не мешал, но зубы лишь щёлкают у моего лица, обдав стылые щёки жаром, толкает лапами, раздирая пуховик, падаю спиной в сугроб, мысленно себя успокаивая, что бить оборотней нельзя, а хочется… их можно только кастрировать у плохого ветеринара с просроченной анестезией!

Передо мной вырастает тонкая ненавистная фигура, сразу кровь закипает. Чёртов Леон, не донёс его до изолятора?! Этот сумасшедший так просто вышел к оборотню в гоне? Шейн дрожит, и я почти уверен, что это не от страха, а от чудовищного маниакального возбуждения. Вик оставляет попытки загнать испуганную волчицу и меня заодно и, круто поменяв направление, надвигается на пацана, принюхиваясь, глухо взрыкивая, облизываясь…

Лучше бы мне ослепнуть… араб, привстав на цыпочки, влипает в Вика всем телом и обнимает. Я не слышу леденящего хруста клыков, впивающихся в плоть и рвущих от неё куски, а жаль. На моих глазах гнев волка постепенно гаснет… Виктор в ответ сжимает Шейна и падает с ним в сугроб. А дальше меня отключает невыносимая боль в голове… Расслабился. Открылся. Потерял бдительность! И сразу пожалел об этом! Такой удар способен нанести лишь вампир. Могу поклясться, что видел гаденькую торжествующую улыбку щенка.

…Я дома очнулся, сам не понял как вырубился, от передоза наверно, всё слышал пока шёл: как меня заносил Вик, голоса, возмущения Шейна, каким-то хером вернувшегося Леона, урывками.

Ужасно раскалывается голова. Словно небольшой бур сверлит от мозжечка вглубь мозга и останавливаться не собирается.

Неприятным открытием стали поддавки моего демона, это он меня отключил, чтобы я не навредил в первую очередь себе, сцепись мы тогда в Виктором, и я бы его скорее всего поломал, а может и он меня, значит все-таки причина в бережном отношении к моему телу.

— Ты как? — лохматый как тысяча чертей Леон сидит на кортах передо мной и чуть ли не подпрыгивает на месте. Морда довольная, но обеспокоенная, раздражает.

— Я твой недотрах, как запах духов чувствую, — морщусь и со скрипом сажусь. — Уйди, старый, не до тебя.

— Ты не имеешь права злиться на Вика, — начинает с нотаций, меня от протеста перекашивает.

— А не по хую ли вам всем на мои отношения?! — злость накатывает урывками, то топит, накрыв капитально, то отступает, и становится легко до звона в ушах. Я стараюсь думать о снеге, снег это здорово, холодный… ненавижу, сука!

Потряхивает. Звенят и вибрируют окна в рамах. За грудиной что-то живое сжимается в ком, не получается сосредоточиться, словно песком заполнен наполовину, тело тянет вниз, не устоять. Выдох со свистом.

— Шейн — его кровь, поэтому смог помочь. А ты — демон, издревле его раздражитель. Здесь не в чувствах дело, а в природе! Успокаивайся, парень, — Леон мрачнеет, с него дурная спесь слетает, как штукатурка со старой стены, у меня в ответ заранее на мгновение меняет спектр цвета, переходя в чёрно-белое.

— А то… что? — снова обратно в реальность, слабость проходит, наоборот, адреналиновый приход усиливает потребность в движении, резко встаю. Стекло за моей спиной идёт трещинами. Леон пригибает голову, скалится, но молчит и не успокаивает, наоборот раздражает, как грязь под ногтями. Тошно от этих мыслей, они проникают в голову, отравляя каждую из них. Такая знакомая защитная улыбка, старый волк встаёт, словно на что-то решаясь, в глазах — сожаление. Рано списывать, я пока что ещё в себе. Пока…