Идеальность (СИ) - Матюхин Александр - Страница 2

В старом подъезде на всех этажах воняло мочой. Сквозь замызганные, покрытые паутиной окошки на лестничных пролетах тянуло холодом. Кто-то привязал к батарее велосипед между вторым и третьим этажами, и у этого велосипеда уже не было переднего колеса. Лера торопливо спустилась, вышла на улицу, под осенний ветерок и накрапывающий дождь, подставила лицо теплым каплям. Вокруг шумели деревья, район был хорошо засажен еще с конца прошлого века — панельные пятиэтажки летом тонули в зелени, а осенью оказывались завалены гниющими листьями. Через дорогу раскинулась небольшая и неухоженная парковая зона, где чуть ли не раз в месяц находили очередного окочурившегося наркомана. В этой же парковой зоне, ближе к обочине дороги, раскинулись ларьки с шаурмой, сигаретами, газетами. Лера направилась туда, стремительно замерзая.

Знакомый продавец дал ей в долг пачку сигарет и зажигалку. Он давно привык к странной девушке, которая время от времени прогуливалась по улице в халате и тапочках, мороз ли, жара, ливень или ветер.

Лера тут же закурила, прикрыв глаза от краткого удовольствия. Попыталась понять, от чего ей прямо сейчас стало вдруг лучше — таблетки подействовали или никотин заставил выбросить очередную порцию дофамина? Возможно, и то и другое.

− Я в заднице, − сказала Лера самой себе. — Он умер, и я снова в заднице.

В кармане завибрировал телефон. Лера выудила его и увидела на экране лицо Дениса. Он улыбался на этой фотографии: уверенный, молодой, чуть небритый. В черных очках отражалась Лера — если приглядеться.

Номер был рабочий. Денис никогда не звонил ей с домашнего, а рабочий телефон никогда не приносил домой. Он прятал его в машине. В багажнике. В аптечной коробке. В офисном портфеле.

А где был телефон сегодня утром?

Соединение.

− Алло?

В трубке молчали.

− Алло? — переспросила Лера, чувствуя, как холодеет в затылке. — Кто это? Ответьте. Это по работе? Алло?

Связь оборвалась. Лера несколько секунд разглядывала погасший экран, на котором распустилось несколько капель дождя.

Когда она перезвонила, телефон Дениса был уже отключен.

Лера услышала карканье, едва съехав с трассы на грунтовую дорогу. Кладбищенское воронье радостно обсуждало очередное пиршество.

Эта дорога к кладбищу напоминала Лере её жизнь: где-то сзади мягкая скоростная трасса, по которой можно было нестись под двести километров, не оглядываясь и не задумываясь о последствиях. Потом вдруг начиналось бездорожье — с ухабами, тряской, клацаньем зубов, мухами в радиаторе и мелкими камешками о лобовое стекло. Это настоящее, как есть, без прикрас. А в будущем (закономерно) — усыпанные рыжими опилками тропинки между могилами, надгробия, деревянные кресты, фотографии, бесконечные даты рождения и смерти. Где-то здесь закончится и её жизнь тоже. Место на кладбище уже куплено. Папа заботился о неотвратимом будущем семьи.

При этом сама папа умер, когда Лере исполнилось девять. Смерть случилась до безобразия нелепой — как усмешка судьбы — через три дня после того, как папа оформил покупку кладбищенской земли. Он отправился в лес за грибами (нелепая семейная привычка, от которой не отказались даже после папиной смерти), и провалился в яму, наполненную грязью и дождевой водой. Сломал стопу, потерял сознание от болевого шока, упал лицом в воду, от чего и захлебнулся. Его нашли поздней ночью. Лерин старший брат Пашка высветил лучом фонаря папино тело, погруженное в грязь. Рядом с ямой валилась корзина с грибами. Пашка, которому тогда исполнилось семнадцать, потерял сознание. Лере с тех пор казалось, что очнулся он другим человеком.

Сейчас брат развалился на заднем сиденье автомобиля и, приоткрыв окно наполовину, курил. Судя по запаху — самокрутку с каким-то дорогим табаком. Он презирал сигареты (особенно электронные), точно так же как презирал готовый фарш, молотый кофе и презервативы.

Одет Пашка был в потертую камуфляжную форму, с медальками на груди (возможно даже заслуженными), с выцветшей георгиевской ленточкой, приколотой к нагрудному кармашку. Пашка старательно поддерживал образ умудренного жизнью военного, хотя уволился из армии десять лет назад. На его висках проступили седые волоски. В короткой бородке тоже мелькала седина. Борода вообще его старила, но Пашка банально не любил бриться.

Лера проехала через небольшой пролесок, полный мертвых деревьев и кустарников. Справа и слева от пролеска тянулись железнодорожные пути. На кладбище можно было попасть только по этой грунтовой дороге, параллельно которой вилась вытоптанная сотнями ног тропинка. Если не на машине, то добирались на электричке — платформа спряталась за деревьями в полукилометре отсюда. Кладбище в Митино было единственное, старое. Оно расползалось по полю с чудовищной быстротой. Лера помнила, как маленькой ходила здесь с братом. Они шли через кладбище на озеро Мутное. Могил было мало, дорога занимала пару минут. Сейчас от количества могил, крестов, оградок разбегались глаза. Озеро Мутное сначала заросло камышом, потом высохло, а теперь на его месте тоже рыли могилы и жаловались на отвратительную почву, потому что на два метра вглубь было сложно докопаться, не наткнувшись на воду или грязь.

Почти сразу за пролеском дорога заканчивалась — тянулись две колеи примятой травы. Еще через две сотни метров начиналась гравийная стоянка. Туда Лера и свернула.

Возле кабинки сторожа, окрашенной в черно-белую полоску, стояло три автомобиля. Несколько человек, одетых в рабочие комбинезоны, сидели на лавочках, поглядывая на приезжих. Далее, за стоянкой, начиналось, собственно, кладбище, огражденное низким заборчиком с колючей проволокой. Будто кто-то всерьез думал, что проволока спасала от цыганят и бомжей.

− Автобуса еще нет, рановато, − сказал Пашка, щурясь от редких лучей солнца, пробившихся сквозь низкие серые облака. — Как думаешь, под дождь попадем с этими церемониями?

− У меня зонт с собой. Не растаем.

Лера припарковалась и тоже закурила. От нервов она не спала всю ночь, крутилась, вспотела, высосала штук семь сигарет и выпила две чашки крепкого кофе. В пять утра забылась быстрым сном, когда не разобрать, где явь, а где грёзы, потом проснулась с ощущением полной бесполезности жизни. Такое уже случалось раньше — и довольно часто — но нынешнее ощущение было самым сильным за год или даже два. Хотелось наглотаться таблеток и уйти в сновидения раз и навсегда. Спасаясь от самоубийства, Лера выскочила на улицу и наворачивала километры на машине вокруг дома, пока не рассвело. Потом дозвонилась Паше и предложила подбросить его до кладбища. По дороге заскочили за кофе, но все равно приехали раньше всех. До похорон оставалось еще около получаса.

Мама ехать отказалась. Она давно уже не выбиралась из своего загородного дома дальше, чем на пару километров в лес: хандрила, пила пачками таблетки, мерещилось ей всякое. Волноваться было нельзя — хотя, как тут избавиться от волнения?

− Я влипла, − сказала Лера, поглядывая на Пашку в зеркале заднего вида.

О, эта спасительная привычка делиться с братом всеми проблемами.

Он пожал плечами и спросил:

− Насколько сильно?

− Трахалась с женатым парнем. Понимаешь, как кролики. Последний год или около того.

Паша снова пожал плечами.

− Я не мастер утешать или вправлять мозги, да? Но я тебя хорошо знаю. После того, что ты вытворяла несколько лет назад, трахайся с кем хочешь — никто не осудит.

Он имел ввиду наркотики, депрессию, алкогольную зависимость, разрыв контракта с «Первой звездой», скандалы в прямом эфире, те жуткие фотографии и короткие ролики «домашнего порно», которые раскопали в интернете газетчики — длинный вонючий шлейф новостных лент шестилетней давности.

Шлейф этот тянулся до сих пор, то и дело мелькал на задворках региональных телеканалов и проскакивал в глянцевых журналах. Надо было стать звездой, чтобы эффектно сорваться с неба в бездонную черную пропасть. А когда Лера достигла дна — снизу постучали. Она не думала, что этакая банальность, годная разве что для статуса в социальной сети, случится на самом деле.