Поступки и их последствия (СИ) - Резниченко Ольга Александровна "Dexo" - Страница 7

— Малыш, сама понимаешь, как это все важно… У меня уже самого ни сил, ни желания на эти соревнования не остались — но я не могу подвести тех, кто столько сил и веры в меня вложил. Хотя бы этот, а дальше — видно будет.

— Я тебе дам, видно будет! — рассмеялась и в сердцах наигранно стукнула в грудь. Глаза в глаза. — Ты — у меня самый лучший. Самый сильный. И обязан выиграть! И не раз!

— Ну, разве что только ради тебя!

Кривляюсь, улыбаюсь.

— Да, ради меня! РАДИ МЕНЯ!

— Да, рожу тебя, рожу, — паясничает, смеется и тычется своим носом в мой.

— Вот, дурень! — гаркнула. Отвернулась, прижалась щекой к груди — и снова слушать такой приятный звук.

— Ох, уж эта Улька-пулька, стреляющая и попадающая точно в сердце.

Невольно рассмеялась от услышанного.

Вдруг хватает за руку — и силой тащит куда-то за собой. Поддаюсь.

Выйти на лестницу, уединится.

(Совсем с другой стороны от балкона-перехода и коридора с лифтом; и учитывая высоту и желание людей исключительно поддаваться лени и комфорту — сюда явно ни одна живая душа не заглянет).

Сел на ступеньку — а я забралась сверху ему на руки…

И снова жаркие объятия, поцелуи в шею, блуждание рук по телу…

Довести друг друга до полного накаливания, до дрожи, до трепета, томных, урывчатых вдохов, тихих блаженства стонов — … и вновь отступить.

…

Звук будильника вырвал из плена страсти и грез. Еще миг — и силой отрываюсь от его губ. Выдох.

— Пора, — едва слышно шепчу. — Мне пора…

Понимающе кивает.

Еще один… затяжной поцелуй — и поддается моральным устоям. Правилам… игры.

Он — в свою сторону. Я — в свою.

И снова делать вид, что незнакомы. Что чужие…. что одиноки.

Что жизнь — отлична. И что… порознь — выть не хочется от боли, от горечи разлуки и глупого ожидания.

Бесконечное время, долгие ночи без сна. Тяжелый ход стрелок, от тика которых уже хочется рвать и метать.

Ноет, ноет рана в душе… без него.

Но я его увижу. Скоро увижу. И жизнь вновь забьет ключом. И снова начну делать… вдохи.

Это была Любовь — словно из сказки. Словно из былин… словно — из мифа.

Она казалась нереальной. Трепетной, нежной, безумной, но… и нереальной.

Была… такой и осталась.

Осталась.

Ведь наступил тот день — когда наши крылья обрезали… и как в самых ужасных рассказах, мы упали свысока прямо на дно. Но дно — где, лучше бы умереть, чем… так остаться жить.

Как раз Илья уехал на соревнования. Другой город. Другая страна.

И я одна… и на душе так гадко. Тоскливо и гнусно.

Без него не было сил ни засыпать, ни (если все же от бессилья сдавалась) просыпаться.

И вдруг очередной такой день. За дверью моей комнаты неожиданно для этого времени суток оживление.

Лениво протираю глаза — выползаю наружу.

— Что за кипишь?

— Папе одобрили переезд, — радостно улыбается мама. Смотрит мне в глаза, такая искренняя и счастливая, и не понимает, что только что пулю выпустила в меня.

И я не понимаю. Вернее, отказываюсь верить своему рассудку, который попытался объяснить сказанное.

— В смысле, переезд?

— Ну, что ты? — без притворства удивляется она. — Как первый раз слышишь! Уже недели две, как наш папа бегает по всем кабинетам: дядя Жора предложил отличное место в своей кампании. И вот, сегодня всё одобрили — нам даже помощь окажут в переезде. Квартиру там снимать будут за свой счет. Двухкомнатную…

— Там… это где? — едва слышно, сухим голосом шепчу, а внутри уже все немеет, леденеет — мертвеет.

— Ну, как где? Ну, уже тысячу раз сказано — ЯКУТСК! — неожиданно вмешивается в разговор отец и рявкнул на меня (мимо проходя: из ванной комнаты в зал). — Ты, вообще, последнее время, какая-то сонная. Заторможенная вся. Может, тебя к наркологу сводить?

Косой, беглый, машинальный взгляд на меня. И сам же проигнорировал.

Мама застыла, чувствуя неладное…

А я? Я? Глаза мои выпучились, слезы застыли на ресницах. Не дышу — не могу понять, что происходит. В голове дурно становится, холодно как-то, тошнота вмиг сдавила горло.

Странно как-то всё… жутко.

Это какой-то бред.

Нет, не может такого быть.

Бред, истинный бред, который только можно придумать в этой чертовой жизни.

— Так что, дорогая, собирай манатки — вечером приедет машина, — вдруг продолжил мой кат.

— Что?

— Что? — уставился на меня. — Опять глухая?

— Какая машина?

— Часть вещей сможем туда отправить. Но только — самое нужное. Остальное в кладовку. Жильцов предупредим.

— Каких жильцов?

— Уля. Ты как будто только что родилась на свет. Или мать не говорила? Эту квартиру сдавать в аренду будем. Как-никак, дополнительный доход. И ребята уже нашлись. Студента два, дяди Феди сын и его сокурсник.

И хоть я еще была в каком-то ступоре, слова сами выбрались, вырвались наружу:

— Я никуда не поеду, — закачала головой, шаг назад.

Даже не отреагировал. Разве что рассмеялся.

Еще миг — обулся и вышел из квартиры.

— Мама, мама! Мамочка!

… и как бы я не ревела, как бы я не валялась у них в ногах, как бы я не истрила и не кричала — итог был один.

Отец игнорировал, разве что — психанул в какой-то момент и просто ушел из дому.

Мама молча плакала, а я визжала, выла на всю глотку.

А позже — и вовсе закрылась у себя в комнате.

…

— Если ты сейчас не выйдешь — я выломаю дверь и за волосы тебя потащу. Будет восемнадцать — там сама решай, а пока я несу за тебя ответственность. Будешь ерепениться — быстро отыщут твоего козла. Думаешь, я не знаю? Думаешь, не видели? Но молчал. Давал вам вдоволь набаловаться. И то — если узнаю, что…. Что если он с тобой что-то сделал, посажу! Я тебе клянусь, посажу! Надолго!

— Не было ничего! Отвали от него! И от меня отвали! Я к нему перееду! А вы езжайте, куда хотите!

— На кладбище ты у меня переедешь! Если не заткнешься и не начнешь вести себя нормально! И он — за тобой. Проститутка малолетняя. Знал бы — давно разогнал. А то, ишь, ты — пожалел. Мр**ь поганая…

Быстро вещи в зубы — и в машину.

А то так и опоздаем на самолет. И не вздумай сбежать — везде найду… и урою! Я не шучу!

Илья…

Я не смогла ему все это сказать в лицо. Да и не как — он все еще на соревнованиях, хотя… и должен уже сегодня приехать.

Не смогла и по телефону…

Написать письмо — наверно, единственный, и под силу мне… способ. Слезное, отчаянное… горькое.

Написать — и отдать, передать через Марину.

Я понимала, что эти тысячи километров — это приговор.

Приговор…нам обоим.

А сбежать и пойти наперекор… не решаюсь.

Может, я — жалкий трус, или… просто, сильно люблю его, чтобы рискнуть ради собственного эгоизма. Не знаю…

А потому — еще один вдох… — и сесть в такси.

Прощальный взгляд на родной двор… — и проститься с настоящим, оставив свое разбитое сердце рассыпанными осколками по асфальту…

Странно было сюда возвращаться. Странно… и пугающе.

Прошлое уже восемь лет.

Многое поменялось: выросли новые дома, а некоторые старые хрущевки — исчезли. Отстроили большие супермаркеты, закрылись старые известные магазины и клубы. Переехали банки.

Жизнь наложила свои отпечатки и шрамы на город, как и на меня — наградив морщинами.