Звери в моей жизни - Даррелл Джеральд - Страница 16

• Предыдущая
• 16/37
• Следующая

В тот самый день, когда Джеси поручил мне самостоятельный участок, меня ожидал обед у Билов. Надо ли говорить, что миссис Бейли бесстрастно восприняла новость о моем повышении; ее гораздо больше волновало, как я оденусь к обеду, ибо приглашение к Билам в ее глазах было чуть ли не равносильно вызову в Букингемский дворец.

– И я совершенно уверен, – торжествующе говорил я за чаем, – что в конце концов приучу этих песцов брать корм у меня из рук.

– Как это кстати, – заметила миссис Бейли, не слушая меня, – что я заштопала ваши голубые носки. Я считаю, вам надо идти в синей рубашке, она очень подходит к вашим глазам.

– Спасибо, – отозвался я. – Понимаете, с этим вомбатом придется повозиться…

– А ваши чистые носовые платки лежат в левом ящике. Жаль только, голубого нет.

– Да оставь ты парня в покое, – пожурил ее Чарли. – Он же не на конкурс красоты отправляется.

– Не в том дело, Чарли Бейли, и ты это прекрасно знаешь. Этот обед может сыграть важную роль. Джерри должен выглядеть прилично. И что скажут люди, если он у меня будет выглядеть, как бродяга? Скажут, что я его совершенно запустила. Скажут, что я обманом выкачиваю из него денежки. Он живет здесь вдали от дома, от матери, от всех, кто мог бы его направлять… значит, мы должны взять это на себя. Ты как хочешь, Чарли Бейли, но уж я послежу, чтобы парень был чистым и опрятным, не позорил себя и нас. Представь себе, если капитан Бил…

Наконец мы управились с жгучим супом, капитан протопал на кухню и вернулся с исполинской миской.

– С этими карточками окаянными разве наберешь достаточно мяса для приличного кэрри, – ворчал он. – Придется вам довольствоваться тем, что есть. Это кролик.

Он поднял крышку, и над обеденным столом повисло облако густого, словно лондонский туман, ароматного пара. Казалось, ваше горло мертвой хваткой сжимает беспощадная рука и в легких оседает едкая роса. Мы потихоньку прокашлялись. Кэрри был отменный, но я поблагодарил небо за то, что вырос в доме, где постоянно готовили острые блюда; только это спасло мой язык и голосовые связки. После первых же глотков все, хватая ртом воздух, судорожно потянулись к графину с водой, чтобы охладить обожженную гортань.

– Не пейте воды! – пророкотал капитан; пот градом катился по его лицу, даже очки запотели. – От воды только хуже будет.

– Я тебя предупреждала, милый Вильям, что будет слишком остро, – с протестом в голосе вымолвила красная, как мак, миссис Бил.

Обе еврейки издавали странные, нечленораздельные звуки; физиономия Билли уподобилась цветом его шевелюре; бледное от природы лицо Лоры налилось кровью.

– Вздор, – заявил капитан, вытирая голову, лицо и шею платком и расстегивая до пояса рубашку, – совсем не слишком, в самый раз, верно, Даррелл?

– Для меня в самый раз, сэр, но я вполне допускаю, что кое-кому может показаться островато.

– Чушь! – воскликнул капитан, отмахиваясь широкой, как лопата, ручищей. – Люди сами своей пользы не понимают.

– Какая может быть польза от такой острой пищи, – произнесла, глотая воду, миссис Бил прерывающимся голосом.

– А я говорю, польза есть, – воинственно проревел капитан, сверля ее взглядом сквозь затуманенные очки. – Острый кэрри полезен для здоровья, это общеизвестный медицинский факт.

– Но ведь не такой же острый, милый Вильям?

– Именно такой. И вообще этот кэрри еще не острый… детская кашка по сравнению с тем, что я мог бы приготовить.

Всех бросило в дрожь при мысли о том, что мог бы приготовить капитан.

– На Западном берегу, – продолжал он, усердно работая вилкой, – мы ели такой острый кэрри… словно раскаленные угли глотали.

Он торжествующе улыбнулся и смахнул платком пот с лица и лысины.

– Да какая же тут польза, – цеплялась миссис Бил за свое исходное утверждение.

– Вот именно что есть польза! – нетерпеливо возразил капитан. – Как ты думаешь, Глэдис, почему кэрри изобретен именно в тропиках, а? Чтобы выжигать всякую хворь, ясно? Как ты думаешь, почему ко мне ни разу не пристала фрамбезия или бери-бери, а? Почему я не сгнил от проказы?

– Вильям, голубчик!

– То-то и оно, – язвительно произнес капитан. – Все благодаря кэрри. С одного конца входит, из другого выходит… насквозь тебя прожигает, вот… получается вроде прижигания, ясно?

– Вильям, я умоляю!

– Ладно, ладно, – пробурчал капитан. – Только непонятные вы какие-то люди. Я приготовил вам недурной кэрри, а вы крик подняли, словно вас убивают! Ели бы каждый день такой кэрри, зимой вас никакая простуда не взяла бы.

Признаюсь, тут я склонен был согласиться с ним. Ни один гриппозный вирус не смог бы выжить в организме, раскаленном добела капитанским кэрри. Во всяком случае, шагая вечером домой через темный пустырь, я слегка недоумевал, почему за мной не тянется светящийся след наподобие хвоста кометы. Судя по всему, тот факт, что я выдержал испытание кэрри, явно расположил ко мне капитана, и с тех пор каждый четверг я обедал у Билов. И это были для меня очень приятные вечера.

После того как я месяца два поработал в львятнике, однажды утром Фил Бейтс объявил, что мне пора переходить в другую секцию. Я обрадовался: как ни yютно мне было в львятнике, как ни хорошо работалось вместе с Джеси и Джо, я ведь приехал в Уипснейд за опытом, и, чем больше секций будет в моем послужном списке, тем больше знаний я наберусь. Итак, я перешел в медвежатник. Эта секция, как видно из названия, включала всех косолапых бурых космачей Уипснейда. Кроме того, в нее входили огромный загон, в котором паслось множество зебр и антилоп, в том числе гну, а также вольеры с разной мелочью, вроде волков и бородавочников.

Заведовал секцией Гарри Рэнс, плотный коротыш с переломанным носом и живыми ярко-синими глазами. Я застал его в сарае для зебр, в маленьком закутке, где он сидел, задумчиво прихлебывая какао из огромной помятой оловянной кружки и строгая ореховый прутик.

– Здорово, старик, – приветствовал он меня. – Говорят, ты будешь работать вместе со мной.

– Точно, – подтвердил я. – Я рад, что меня перевели в эту секцию, у вас тут много интересного.

– Уж куда интереснее, старик, – подтвердил он. – Только надо держать ухо востро. Там, в львятнике, ты редко входил к животным, а у нас без этого нельзя, и лучше быть начеку. На вид-то, может, они ручными покажутся, но гляди, как бы врасплох не застали.

Он указал большим пальцем на стойло, где безмятежно жевала сено толстая, лоснящаяся черно-белая зебра.

– Взять хотя бы этого жеребчика, – продолжал Гарри. – С виду смирный, как младенец, верно?

Я внимательно пригляделся к зебре. Ни дать ни взять раскормленный осел-переросток, которого расписали в две краски. Хоть сейчас входи в стойло и седлай его.

– Попробуй подойди к стойлу, – предложил Гарри.

Я подошел, зебра повернула голову и насторожила уши. Я сделал еще шаг – ее ноздри раздулись, изучая мой запах, и стали похожи на черные вельветовые колодцы. Еще шаг – стоит как вкопанная.

– Что ж, – начал я, оглянувшись на Гарри, – на вид вполне ручная.

Стоило мне оторвать взгляд от зебры, как она подобрала зад и, выбив копытами зловещую пулеметную дробь, внезапным броском очутилась у двери. С ходу просунула между прутьями оскаленную морду и попыталась цапнуть меня острыми, прямоугольными желтыми зубищами. Я отпрянул назад так стремительно, что споткнулся о ведро и упал. Гарри сидел со скрещенными ногами и, тихонько посмеиваясь, продолжал строгать свой ореховый прут.

– Понял теперь, старик? – произнес он, пока я поднимался на ноги. – Смирный, как младенец, а на деле – настоящий ублюдок.

Первые дни, естественно, я осваивал все то, что входит в обычный распорядок служителя, – когда кормить тех или иных животных, сколько корма задавать каждому. Пожалуй, самой тяжелой работой в этой секции была еженедельная уборка в сарае бизонов. Выгулом для них служила обнесенная высокой железной оградой обширная территория на склоне холма, но в часы кормления они поднимались к большому приземистому сараю на гребне. В просветы между прутьями мы насыпали кучи отрубей, овса и размолотого жмыха, а после того, как бизоны съедали все это, кидали им через изгородь вилами кормовую свеклу. Она подпрыгивала и катилась по земле, бизоны тяжело скакали за ней и впивались зубами в твердые корнеплоды с хрустом, напоминающим треск полена под колуном. Овес и жмых следовало сыпать с умом, чтобы старые быки не присваивали чужую долю. Как я быстро уразумел, для этого надо было насыпать пять-шесть куч, достаточно больших, чтобы занять быков минут на пять, а затем уже задавать корм коровам и телятам где-нибудь в сторонке, где они могли есть спокойно, не опасаясь, что их ткнут рогом в зад.

• Предыдущая
• 16/37
• Следующая