Сезоны любви (СИ) - Колесова Наталья Валенидовна - Страница 2

— Девушка, вас подвезти?

— Да пошел ты!.. — рявкнула я, не оборачиваясь.

— Я же с мирными намерениями, Наташа.

Чуть не споткнувшись, я резко остановилась. Перегнувшись через переднее сиденье, на меня смотрел шеф. Сзади сигналили.

— Что, свидание уже закончилось?

— Да. То есть…

— Садитесь, здесь нельзя останавливаться! Да садитесь же, вы совсем промокли!

С этим уж явно не поспоришь — и я вновь погрузилась в сиденье и в знакомый аромат. Шеф осторожно влился в поток машин и лишь после это поинтересовался — с неуместной, на мой взгляд, веселостью:

— Что, цветы не понравились?

Только сейчас заметив, что все еще сжимаю в руках увесистый букет в намокшем целлофане, я с силой швырнула его на заднее сиденье.

— Да провались они!

— Зря. — Мирно сказал шеф. — Симпатичные гвоздики.

— Представляю, как бы я таскалась с ними весь вечер!

— Из-за этого вы и ушли?

— Это вы во всем виноваты! — буркнула я, еще не остыв.

— Я? Что поздно вас привез?

— Нет. Что вообще привезли.

— Не понял?

— Первым делом он поинтересовался, на ком я приехала. Я сказала — подвезли. — Кто подвез? — Начальник. — И часто он вас подвозит? — я выразительно замолчала. Шеф начал похмыкивать.

— Я подумала — если он с первой минуты устраивает мне такой допрос, то что же будет дальше?

— Ну?

— Ну и послала его…

Шеф усмехнулся, качнув головой. А я, немного успокоившись, опять начала себя терзать: а может, зря? Ну, спросил человек, ну, интересно ему, что такого? Нет, но каким тоном! Словно жену неверную обличал.

— И правильно сделали! — вдруг сказал шеф. — Наши собственнические инстинкты нужно пресекать в корне!

Я глянула с неодобрением. Ситуация его явно забавляла. Продолжение оказалось неожиданным.

— Раз уж я во всем виноват, буду заглаживать свою вину. Если у вас нет больше никаких планов на вечер, может, сходим куда-нибудь?

Я уставилась на него, не веря своим ушам. Коротко глянув на меня, шеф хмыкнул:

— Не пугайтесь так. Я имел в виду кино. Видел афишу — идет один старый фильм, я бы сходил, да один не люблю.

Я созерцала его в благоговейном молчании. Никогда бы не подумала, что такие, как он, могут пригласить женщину в кино! Хотя какая я ему женщина? Подчиненная я ему. А он, похоже, подчиненных по полам не различает. Да и не в ресторан же ему меня вести — в моем-то костюме и осенних туфлях!

— Но если вы не любите старые фильмы… — начал он.

— Люблю, — быстро сказала я. Шеф кивнул и в третий раз за вечер развернул машину.

Тыщу лет не была в кино — это вам не в детстве, где мы бегали на утренний сеанс за десять копеек. И не в институте, когда, слиняв с “пары”, смотрели фестивальные фильмы, на которые чуть ли не за неделю покупали билеты. Кинотеатры-гиганты пустовали, выживая за счет баров, ларьков, дискотек…

Шеф доставил нас в маленький обшарпанный зальчик с откидными сиденьями, где сидела пара-тройка укрывшихся от дождя бедолаг. Пресек мою вялую попытку заплатить за себя: “Компенсация морального ущерба”. Я со стуком опустила сиденье, повесила капавший зонт на обломанную ручку кресла, села, вытянув ноги в промокших туфлях — из картона их делают, что ли? Шеф сел рядом, задев меня коленом, тут же отодвинул ногу, огляделся, ероша влажные волосы. Свет начал гаснуть — я с детства любила смотреть, как медленно, словно остывая, тают матовые светильники…

Едва начались титры, я навалилась на стоявшее впереди сиденье — прошли те времена, когда впереди сидящих просили отодвинуться. Фильм был еще черно-белым, музыкальным, веселым и добрым…

— Ох, хорошо! — сказала я с чувством, оглядываясь. Шеф смотрел на меня так, точно сам придумал и снял этот фильм. Зрители, негромко переговариваясь, тянулись к выходу. Я вновь загрузилась сумками и зонтиком, поплелась вслед за шефом, потирая занемевшую от долгого сидения поясницу. Сразу продрогла до костей: ветер небрежно швырял в лицо моросью, со скрипом раскачивал древний фонарь и выдувал из берегов лужи. Я поспешно нырнула в машину, шевеля пальцами в непросохших туфлях. Шеф поглядел и включил печку.

— Холодно. Вы далеко живете?

— Ну-у… — протянула я, прикидывая, далеко ли по его понятиям кварталов десять отсюда.

— Адрес, адрес, — сказал он нетерпеливо. Взглянув на часы, я поняла, почему: был уже двенадцатый, он потратил на меня целый вечер.

Мы опять молчали, но, по крайней мере, с моей стороны, это было умиротворенным молчанием: ТАК я давно вечера не проводила. Каждый знакомый мужчина от меня что-то требовал: внимания ли, постели, будущих ли встреч, стараясь дать взамен как можно меньше…

“Мерс” тормознул у подъезда, я кивнула: “Спасибо”, и увидела, что шеф отстегивает свой ремень безопасности. Должно быть, он уловил озадаченность на моем лице, потому что сказал с расстановкой:

— Провожу вас до квартиры. Не доверяю я этим подъездам.

Я в очередной раз десантировалась из машины, шеф вручил мне забытый букет и первым пошел к подъезду. Я брела следом, в красках представляя, что нас ожидает: кодовый замок вырван, выкрученные лампочки, мусор, запах мочи или еще чего… Шеф наверняка живет в элитном доме с охраной или вообще в каком-нибудь особняке. Он приостановился у дверей, достал и зажег пальчиковый фонарик и перешагнул через порог. Я шла следом, радуясь, что не надо бежать опрометью, вжав голову в плечи — пусть мужчина первым принимает удар. Так, лифт, конечно, уже отключили.

— Четвертый этаж… — извиняюще сказала я. Мы молча зашагали наверх. И когда добрались до двери, я уже вполне созрела для раздумий: должна ли я пригласить его на чашечку кофе? И если да — с какими последствиями? Я вставила ключ в освещенный фонариком замок, и шеф сказал:

— Спокойной ночи, Наташа.

— Спокойной ночи, Глеб Анатольевич, — отозвалась я с облегчением, смешанным с раздражением: мог бы, в конце концов, и что-нибудь предпринять…

Через минуту я с ужасом созерцала себя в зеркало — какое счастье, что он не вошел! От прически — одни воспоминания, тушь становится водостойкой только когда пытаешься ее смыть, красный от холода нос… Вспомнив неудавшееся свидание, зевнула себе в лицо: обычно я целый вечер анализировала, что же я сделала не так, и ложилась спать с сознанием своей полной никчемности. Сейчас же бодро отправилась в ванну, чувствуя себя славно, хоть и странно. То ли ему и впрямь не с кем было пойти, то ли… Стоп, стоп, стоп! Человек хотел сходить в кино, а тут подвернулась ты, да еще это придурошное свидание… И вообще, мужчина, которому нравится женщина, ведет себя не так; мы с ним весь вечер даже не разговаривали, разве что выяснили, что обоим нравятся старые фильмы. И все. И не придумывай больше ничего, Бога ради! Не восемнадцатилетка, пора и мозги иметь! И вообще — спать, спать, спать…

Конечно, я опять опоздала. Влетела в кабинет, на ходу отряхивая мокрый плащ и мотая мокрой головой:

— Привет, я…

— Доброе утро, — сказал Глеб Анатольевич. Он сидел на краю буровского стола и спокойно разглядывал меня ясными серыми глазами: уж он-то не открывал их в последний момент, не умывался наполовину и не скакал галопом, опаздывая безнадежно.

— Извините, — выдавила я, — я… у меня…

— Автобус из-под носа ушел, — сочувственно подсказал шеф.

— Я… да.

— Рад, что вы все-таки добрались до своего рабочего места, — продолжал он так же учтиво. — Похоже, это вам удается с большим трудом все то время, что вы здесь работаете.

Похоже, меня сейчас будут немножечко увольнять… Сколько раз зарекалась валяться в постели после звонка будильника! Все смотрели на меня: тетки с испугом, Буров — с интересом, начальник — выжидающе. Я молча стояла в луже воды, сжимая в руках сломанный зонтик. Шеф вполне удовлетворился моим жалким видом. Бросив на ходу:

— Сергей Дмитрич, разберись, — он подчеркнуто тщательно обошел меня и скрылся за дверью.

— Как скажешь, Глеб Анатольевич! — отозвался Буров и показал мне кулак. Я вяло отмахнулась, проходя за свой стол.