Цвет сакуры красный (СИ) - Орлов Борис Львович - Страница 3

Отец помолчал, выпустил в вечерние сумерки клуб синеватого табачного дыма…

— Сдается мне, сын, что тебе пора и о семье подумать. В смысле, о своей собственной… — Он затянулся, отхлебнул дегтярно-черного чая, — Если ты за время службы не разучился считать еще что-то, кроме числа дней до дембеля, то должен соображать: когда мне было двадцать — я уже тебя планировал…

— Прямо так уж и планировал, — ухмыльнулся сын. — А я от бабушки, да и от мамы слышал, что оказался перевыполнением плана.

Оба негромко рассмеялись. Но потом Волков-старший посерьезнел:

— И все-таки, сын. Что ты думаешь о создании семьи? Вот Анечка, например: симпатичная, тебя, по-моему, любит, на присягу к тебе ездила. И теперь от тебя не отходила…

Волков-младший щелчком послал окурок в догорающий костер:

— Насчет «любит» — не знаю, на присягу не ездила, да и о красоте можно поспорить. Но не это главное. Понимаешь, папань, ну дура она. Обычная, деревянненькая такая. И что, мне с этой чуркой всю жизнь прожить?

— А эта… Марина? Она ж тебе вроде нравилась?..

— Ага. Жаль, что я ей не очень…

— Побороться?

— А смысл? Ну, бать, ну не всем же так везет, как тебе с мамой… Ой, прости!

Сын потянулся к разом помрачневшему и как-то осунувшемуся отцы, приобнял за плечи. Несколько минут они сидели молча, каждый вспоминая свое. Потом допили чай и, завернувшись в плащи, задремали. Скоро, скоро рассвет и утки. Много-много… Жирных-жирных… Хорошо…

Спали Волковы чутко, но недостаточно, чтобы проснуться и вскочить, когда над сухой опушкой вдруг возникло призрачное сияние. Оно продержалось несколько секунд, мерцая и переливаясь, потом стало меркнуть и пропадать. А когда совсем исчезло, сухая опушка была пуста: ни маленького костерка, ни дремлющих людей. Словно и не было тут никогда и ничего…

Небольшое, но необходимое отступление

Будущее. Далекое или не очень…

— Ну, рассказывайте, что у вас там опять случилось? — мягкий, но уверенный голос. Таким голосом говорят начальники, которых любят подчиненные…

— Опять, — и тяжелый вздох.

— Снова скачок нагрузки? И сколько на этот раз?

— Ну в этот раз не так уж и много. Несколько эксаватт[2] в течение двух наносекунд… Но ведь уже в седьмой раз! — казалось, что отвечающий готов разрыдаться.

— Ну-ну, дорогой мой, — уверенный голос стал еще мягче. — Меньше эмоций. Ну, в самом деле: что такое несколько эксаватт? Пылинка, мелочь в масштабах нашей большой работы.

— Но мы очень переживаем: ведь могут произойти незапланированные переносы на неопределенный временной промежуток…

— А вот это пусть вас и вовсе не беспокоит, — уверенный голос словно обволакивал, успокаивая собеседника точно неразумного ребенка. — Что там может перенести? Ну, пусть триста, пусть даже четыреста килограммов. И что с того? Ну отбросит какого-нибудь лося лет на сто назад. И что? Кто это заметит? — В уверенном голосе зазвучали веселые нотки, — Даже лось не сообразит, что оказался в другом времени.

Несмотря на свои переживания и душевные страдания собеседник фыркнул, представив себе лося, путешествующего во времени.

— Вот и славно, мой дорогой, вот и славно. А полный отчет ко мне на стол после обработки. И не задерживайте, очень прошу. Завтра с утра я отчитываюсь в Объединенной комиссии Физики Времени…

[1] Bronco — полудикая лошадь (англ.)

[2] «Экса-» — приставка в системе СИ. Соответствует 10¹⁸. Эксаватт равен триллиону мегаватт

Глава 2

Пограничная стража проводила их до намеченного коридора. На прощание финский лейтенант откозырял им и все время спуска в небольшой овражек ротмистр и капитан чувствовали на своих спинах его пристальный взгляд.

На ходу они не разговаривали. Во-первых, разговор сбивает дыхание, что прошедшие не одну сотню верст солдаты знали очень хорошо. Во-вторых, разговаривать было не о чем: все уже давно говорено и переговорено сотни раз.

Они были слаженной, сработанной парой: почти ровесники, оба воевали сперва на Великой войне, потом — Корнилов, Деникин, Врангель… Оба уходили из Крыма в тот самый страшный двадцатый год. И хотя прошло уже почти девять лет, им обоим казалось, будто все это случилось вчера. Толчея на пристани, крики, ругань, выстрелы, солдаты, пробивающие прикладами, а то и штыками дорогу к сходням и трапам…Константинополь и Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев[1], а потом — Франция. Им не пришлось крутить баранки такси, они не собирали чаевые в «русских» ресторанах и не служили портье в третьеразрядных пансионах — им повезло. Почти сразу на них обратили внимание подчиненные адмирала Синклера[2], и в двадцать третьем они в качестве агентов СИС[3] впервые отправились в Россию, которою они потеряли. Но которую надеялись вернуть…

Первый раз они возвратились в Россию — нет, не в Россию, а в проклятую Совдепию! — через три года после позорного бегства. Тогда-то они и познакомились, посмотрели друг на друга, так сказать, в боевой обстановке.

Тогда удача улыбнулась. Во всяком случае, так казалось сперва. Убиты семеро большевиков, сгорел пакгауз с хлебом, которые эти жиды отобрали у крестьян, чтобы накормить городских оборванцев. Они возвращались, гордясь своими достижениями, и каково же было их разочарование, когда английское начальство встретило их с холодным презрением. Нет, их не бранили, не распекали, но… «Вы убили большевиков? Очень хорошо. Но что вы узнали об их армии? Ничего? Очень хорошо. А кого вам удалось завербовать? Никого? Очень хорошо…» О да! Это было очень хорошо. И они очень хорошо запомнили это. Накрепко. И навсегда.

Второй раз они отправились в Совдепию по приказу генерала Кутепова[4]. На этот раз их миссию организовывали не только англичане, но и Первый отдел РОВСа[5]. Они были связными, отправленными в МОЦР[6]. В их задачу входила доставка адреса и портрета Николая Николаевича, чтобы поднять боевой дух членов подполья. Но кто же мог представить себе, что эта организация — подлая провокация ГПУ?! Тогда им с огромным трудом удалось уйти, в отличие от других эмиссаров РОВС, сложивших свои головы в кровавых застенках чекистов. Ротмистр получил тогда пулю в бедро, капитан — в плечо, но им удалось вырваться из проклятой Совдепии.

Уже в госпитале они узнали, что в лапы ГПУ попал сам Рейли[7]. Чекисты трусливо расстреляли великого разведчика. Британцы взбеленились. Мало того, что красная зараза расползается на восток, так большевики еще и осмеливаются творить такое. СИС и РОВС пылали жаждой мести, и вот теперь двое агентов перешли через границу, показать большевикам, кто здесь настоящий хозяин. Краснопузые пожалеют, и не один раз горько пожалеют о своей наглости!..

Стараясь ступать бесшумно, они шли по предрассветному, молчаливому лесу. Внезапно ротмистр, шедший первым, замер, не окончив шага. Он осторожно повернул головой направо, налево…

— Дым, — одними губами выдохнул он.

Капитан напряженно принюхался. Действительно, откуда-то слева едва слышно тянуло дымком…

Оба задумались: финны обещали, что на всем пути до дома лесника им никто не должен встретиться. Неужели ГПУ как-то прознало об их миссии?

— Засада? — таким же почти беззвучным шепотом спросил капитан.

Ротмистр пожал плечами.

— Проверим?

Это, конечно, опасно, но их двое хорошо вооруженных мужчин, прошедших такое, что многим и в страшном сне не приснится. И вернуться вот так, не проверив — бесчестье. Рассудив таким образом, ротмистр энергично тряхнул головой:

— Проверим!

Осторожно, обходя подозрительные сучки, ветки и пятна скрывающего воду мха, они скользнули вперед. Запах дыма становился все яснее, и тут до них донеслись голоса. Негромкие — слов не разобрать, но несомненно — голоса.

Капитан чуть приостановился и показал два пальца. Ротмистр согласно кивнул: действительно разговаривали двое. Но, может, остальные молчат?..

Казалось, что до костра, у которого расположились незнакомцы, осталось совсем немного, но путь преградил густой малинник. Продираться сквозь ломкие стебли — выдать себя с головой. Ротмистр качнул головой, указывая путь обхода, и двое шагнули влево…