Шестьсот дней и ночей в тылу врага - Емлютин Дмитрий Васильевич - Страница 6

Подпольщица комсомолка Полина Рябцева сообщила ей, что гитлеровцы узнали, где расположен партизанский лагерь, что они вместе с полицией готовят налет. Анастасия Семеновна, оставив девочек одних, отправилась ночью за шесть километров к нашему связному, передала ему тревожную весть.

Кузьмичев с сыном и тремя партизанами прорывал из землянки запасной выход в траншеи. Он установил пулемет, расчистил сектор обстрела и уселся на пенек передохнуть.

Подошел секретарь райкома Максименко, положил руку на плечо Кузьмичева.

— Анастасия твоя молодец. Важные сведения передала… Работу придется оставить, товарищи ее закончат. Пойдешь с Ананьевым в Навлю. Жену с детьми проведаешь. А задание будет такое… Пойдем-ка ко мне.

«Раз с Ананьевым, то…» — насторожился Кузьмичев, хорошо зная, что Ананьев — наш чекист.

Ночью Кузьмичев постучал в окно своего дома.

— Наши! — воскликнула Анастасия Семеновна и дрожащими руками открыла дверь. Увидев мужа и Ананьева, она ахнула: — Полиция следит за нами! Допытывается, где ты!

— Ничего… Мы осторожно, — успокоил ее Кузьмичев.

Пока Ананьев читал подготовленные Кузьмичевой для партизан сведения, Матвей Петрович прикинул, как лучше тайно выйти из дома. Затем он помог Ананьеву переодеться в форму полицая.

— Ну, Матвей Петрович, я пошел! Дорога каждая минута, — проговорил Ананьев.

— А кушать? — попыталась остановить Ананьева Анастасия Семеновна.

— Часа через два вернусь. Тогда уж…

— Пропуск не забыл? — спросил Кузьмичев.

— Помню!

Ананьев скрылся за дверью.

Трое суток Кузьмичев и Ананьев прожили в Навле. За это время произошли события, встревожившие фашистов. Груженный оружием состав, отправленный на Комаричи, отошел от Навли только на пять километров и взорвался. Несколько вагонов было разбито… Резервный паровоз взорвался на угольном складе… Кто-то перевел стрелку, и прибывший из Брянска воинский эшелон врезался в тупик. Шесть вагонов разбились… Перед отправлением воинского поезда взорвалась центральная стрелка. Поезд задержали на несколько часов… По всему поселку и на станции были расклеены и разбросаны партизанские листовки.

В Навлю прибыл из Брянска гауптман Баровский. Начались обыски среди железнодорожников, срочно готовилась операция против партизан.

Кузьмичеву и Ананьеву пора было возвращаться. Они распрощались с Анастасией Семеновной и собрались уже выйти из дома, как послышался лязг гусениц. Окна светились ярким светом фар: прямо на дом Кузьмичевых шел танк. Разведчики выпрыгнули во двор. Анастасия Семеновна быстро закрыла окно, смахнула в железную печь окурки. Уткнувшись жерлом пушки в стену, танк остановился. В дверь загрохотали прикладами.

— Полиция! Откройте!

Анастасия Семеновна замерла. Ей бежать некуда. Чтобы хоть немного выиграть время, пока разведчики перебегут открытое место в лесу, спросила:

— Что вам надо?.. У меня малолетние дети… Я буду жаловаться!

— Я тебе покажу, как жаловаться, партизанская стерва! — раздался за дверью голос Покровского. — Не откроешь, раздавлю.

Полицаи начали бить окна. Зазвенело стекло, закричали девочки. Ворвавшись в дом, полицейские перевернули все вверх дном. С пистолетом в руках Покровский подбежал к Кузьмичевой.

— Где муж? Где Николай? Где Валентина?! Отвечай!

— Я вам говорила…

— Он сегодня был здесь! Он партизан! Говори, куда спрятался!

Покровский ударил Кузьмичеву рукояткой пистолета в голову.

— Взять ее!

К матери бросились Нина и Тоня. Полицейские их оттолкнули.

— Что, тоже туда захотели? Вас надо отправить на переделку в Германию! — орал Покровский.

Не добившись от Кузьмичевой нужных показаний и не найдя никаких улик в доме, полиция была вынуждена ее отпустить. Однако Кузьмичеву взяли на особый учет. Нужно было ее выручать. И вот морозной ночью Кузьмичеву с детьми вывезли в партизанское село Пролысово, где Анастасия Семеновна стала стирать белье, печь хлеб и сушить сухари для отряда.

Партизанский лагерь готовился к обороне. Лесные дороги завалили деревьями, нарыли волчьи ямы. Дальние подступы к землянкам заминировали. Установили круглосуточные посты наблюдения.

Из Навли пришло сообщение: гитлеровцы и полицаи, всего человек 200, при поддержке танка выходят в 8 утра.

— Ну, что ж, встретим, — сказал Мирошин.

Чуть забрезжил скупой рассвет, партизаны уже заняли свои места в обороне.

Несколько партизан с командиром взвода — лейтенантом Двойнижковым, который помог взорвать два моста нашим диверсантам в районе Суража, ушли в засаду. Двое из них, облюбовав густые ели, устроили на них гнезда и замаскировались.

Радист отряда, он же начальник боепитания Павел Фомич Попов, прослушав московское радио, выбежал из землянки.

— Победа!.. Под Москвой наши разгромили фашистов… Гонят!..

Эта радостная весть всколыхнула весь партизанский лагерь. Тревоги и уныния как не бывало. Москва устояла!

— Ну, как настроение, товарищи? — спрашивал Мирошин, обходя партизан.

— В самый раз фашистов бить!

По просеке на взмыленной лошади прискакал лесник Тарас Филиппович. Резко натягивая поводья, осадил лошадь и выкрикнул:

— Фашисты!

Скоро показались гитлеровцы. Впереди шел танк с черно-белым крестом на боку, за ним, пригнувшись, каратели.

Кузьмичев припал к пулемету. Вторым номером у него был сын — Николай.

— Вдвоем, сынка, будем стоять!

— Будем! — отозвался Николай. Он уже запасной диск подготовил, вставил капсюли в гранаты.

Перед опушкой фашисты рассредоточились. Танк начал обстрел. Но партизаны огня не открывали. Вот танк вынырнул из ложбины, вышел на засыпанную снегом дорогу и двинулся в лес, к завалам. Вслед за танком, ощетинившись автоматами и винтовками, побежали каратели. Они уже не делали перебежек, а шли в рост.

— Папа, саданем, что ли? — нетерпеливо спросил Николай.

— Приказу нет, — ответил отец, но в этот момент последовала команда Мирошина.

Кузьмичевы открыли огонь. Справа и слева от них захлопали винтовки и карабины. За несколько минут на белом поле осталось более десяти трупов карателей. Атака сорвалась, каратели залегли в ложбины и начали бить из пулеметов и миномета. Кто-то из партизан вскрикнул и ничком упал на снег.

— Прекратить огонь! Всем в укрытие! — приказал командир.

Каратели снова поднялись в атаку. Опять ударил пулемет Кузьмичевых, снова гитлеровцы припали к земле.

— Товарищ командир! — послышался голос Павла Попова с наблюдательного пункта. — Две группы фашистов! Первая — оврагом, вторая — правее лесом. Пошли в обход!

— Это мы предвидели, — сказал Мирошин. — Валя, — отдал распоряжение связной Кузьмичевой, — предупредите Двойнижкова, пусть встречает гитлеровцев! А вы, Матвей Петрович, переместите пулемет на левый фланг!

Одетая в брюки, фуфайку и кирзовые сапоги, Валя Кузьмичева что есть силы побежала в группу Двойнижкова. Пробираясь через густые поросли молодого сосняка, она выбежала на просеку и вдруг оказалась перед гитлеровцами.

— Хальт!

Валя метнулась в сторону. Фашист вскинул автомат, прицелился. Но меткий выстрел, последовавший сверху из ветвей ели, свалил врага. Эсэсовец растянулся на снегу. Второй эсэсовец, прячась за деревьями, побежал наперерез Кузьмичевой. Но вот и он взметнул руками, полетел вниз, в волчью яму.

Увидев Валю, бегущую под носом у немцев, Двойнижков выругался:

— Валька! Чертяка! Что делаешь? — И скомандовал: — Огонь!

Не ожидая сопротивления в этой части леса, фашисты и полицаи заметались, побежали назад. Партизаны этого только и ждали: с криком «Ура!» они бросились вдогонку. Не прошла к лагерю и вторая группа карателей. Меткий огонь пулемета Кузьмичевых заставил повернуть их назад.

Четыре часа шел этот бой. Потеряв более половины своего состава, каратели ушли в Навлю.

В тот же вечер в лесу, на похоронах партизан, павших в бою с фашистами, состоялся митинг. Партизаны призывали к суровой и беспощадной мести за гибель своих товарищей.