Пасифик (СИ) - "reinmaster" - Страница 47

Вот так.

Всхрапнув, Франц осел на маты, немного подумал и повалился лицом вниз, мягко, как куль с бельём. «Чёрт! — сказал Хаген. — Чёрт! Ах, чёрт!» Он опустился на колени и проверил пульс. Пульс был. Сильный и хороший, как полагается. «Ага», — проговорил Хаген, мучительно соображая, что делать дальше. Франц тяжело вздохнул, затрепетали ресницы. «Ага», — повторил Хаген уже увереннее. Уложил поверженного противника набок — на случай внезапной рвоты. Наскоро переоделся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

— Всё в порядке? — осведомилась Илзе, когда он рухнул на боковое сиденье, всклокоченный, в расстёгнутой куртке и с блуждающим взглядом.

— Почти, — ответил Хаген. — Сейчас-сейчас. Сейчас…

Он подождал, пока адреналин пожмёт руку норадреналину. Дыхание почти восстановилось, и он вспомнил, куда, зачем и почему нужно спешить. Название улицы было незнакомым, но Илзе кивнула, запуская двигатель.

— Возьмите влажные салфетки, — сухо сказала она. — У вас кровь под носом и на щеке. Да-да, здесь и чуть ниже. И пуговицы застегните, пожалуйста, правильно. Вы уверены, что нам непременно нужно на Хаймлихштрассе? Потому что по графику…

— А мы всё успеем, — заверил Хаген и, потянув носом, убедился, что он заложен. Значит, в самом деле, кровило. «Издержки научной деятельности», — подумал он, испытывая подъём и распирающее грудную клетку мстительное ликование, так похожее на радость жизни. — Немножко ускоримся и нагоним. Ничего особенного. Никаких новомодных фиглей-миглей. Только практика и практика.

— Может, всё-таки вернёмся? — с сомнением произнесла Илзе. — Мне всё больше кажется, что вам что-нибудь повредили. Что-нибудь важное.

— Важное пока при мне, — ответил Хаген. — И я уж постараюсь, чтобы оно при мне и оставалось.

Ранге был великолепен.

Крой его пальто воздействовал на сознание лучше всякой агитации. Залихватский излом шляпы гармонировал с ручкой зонта, а сам зонт — с кашне и серебряной папиросочницей, в которой хозяин держал имбирные пастилки.

— Рядом с вами чувствуешь себя люмпеном, — признался Хаген. — Таким, знаете, грубой ковки, нечёсаным увальнем, «унмодерн».

Курносенькая официантка со стуком перегрузила на стол бокалы с подноса, заученно улыбнулась и порхнула к следующему столику. «Музыку, пожалуйста», — попросил кто-то из гостей. Бармен пощёлкал кнопками стереосистемы, и маленькое помещение наполнилось чарующими звуками вальса.

— Вы слишком критичны к себе, мой милый, — ответил Ранге. Неторопливо стащил — сустав за суставом — узкие лайковые перчатки и брезгливо, одним ногтем прикоснулся к бокалу, который издал мелодичный «теньк». — Что это? Синтепиво?

— Где же ваш патриотизм? — злорадно поинтересовался Хаген. — А, пропаганда? Где ваше самопожертвование? Чего вы морщитесь? Государство страдает от нехватки продовольствия. И во всём виноват этот вероломный Пасифик.

Он спохватился и сбавил громкость. К счастью, никто не обратил внимания.

Кафе «Хаймлих» каким-то образом уцелело, просочившись сквозь частую гребенку инспекций и закрытий общественных пунктов питания. Теперь в радиусе двух кварталов невозможно было отыскать даже киоск с экспресс-пакетами. Хаген пожалел, что не знал об этом месте раньше. Здесь было тихо, немноголюдно, никто не рявкал «хайль», не взывал к самоотречению и трудовой дисциплине, не нагонял жути по поводу единого продуктового запаса, не заглядывал за шиворот в попытке оценить чистоту исподнего. Витринные стёкла-хамелеоны глушили уличный гам, стереосистема создавала необходимый фон, маскирующий разговоры тет-а-тет. Идеальная площадка для тайных встреч. Даже слишком идеальная. Хаген украдкой провёл по изнанке стола, проверяя, не приклеен ли где микрофон.

— А вы, я гляжу, подковались, — заметил Ранге, одобрительно рассматривая собеседника выпуклыми, обманчиво близорукими глазами. — Окрепли, возмужали. Хотя рот так и не закрыли.

— Это моё преимущество. За неимением фактического боезапаса.

— В таком случае вам прямая дорога в наш отдел. Иначе загремите на конвейер СД, если не сразу в Крематорий. Серьёзно, Хаген, а почему не в пропаганду? Я бы поспособствовал.

— А взамен?

— Договоримся.

— Что ж, с вами я бы, пожалуй, договорился. Собственно, я и пришёл — договариваться.

Ранге мазнул по его лицу быстрым взглядом. Откопал в вазочке засохшую карамельку, развернул, понюхал и изящно опустил в мусорное ведро.

— Тогда сначала побеседуем о погоде.

Они побеседовали о погоде. О строительстве новой метеостанции. О современных тенденциях в архитектуре, причём единодушно, хотя и с истинно нордической сдержанностью осудили гигантоманию и неоправданное стремление к сверхформам. Посетовали на упадок в сфере развлечений. Снова вернулись к погоде и выжали из этого вопроса все мыслимые и немыслимые следствия.

— Я рад вас видеть, — сказал Хаген, когда тема антициклонов исчерпала себя на десять лет вперёд.

— О! — с глубоким удовлетворением отреагировал Ранге. — Вы во что-то вляпались, мой славный?

— Пожалуй.

— У нас с вами разные категории допуска, поэтому будьте осторожны. Но я тоже рад видеть вас в добром здравии. Пусть и с этой гулей под глазом. Мужчину украшают шрамы, а старшего техника…

— Теперь я техник-исследователь, ведущий специалист. Меня повысили.

— Поздравляю!

Ранге поднял бокал и самоотверженно пригубил из него.

— Не мучайтесь, — сказал Хаген. — Закажите чаю. Или вы вдруг решили стать ближе к массам? Так массы вас не примут, Ранге. Вы для них слишком элегантны. Берите пример с меня: научник, высоколобый, а полюбуйтесь — жёваная рубашка, оторванный хлястик, свеженаваренный фингал на вывеске…

— Тернист и горек путь в мастера. Вам осталось сделать последний шаг. По этому поводу вы и хотели со мной поболтать?

— Не совсем.

Лиричная мелодия сменилась бравурным маршем. Хаген украдкой взглянул на браслет. Кальт мог подключиться в любую секунду, чтобы послушать, чем занимается его сотрудник, отпущенный порезвиться на длинном поводке. Теоретически это мог сделать кто угодно из своих. Даже Франц, если у него имелся нужный код.

Кому суждено быть повешенным…

— У вас загадочный вид, — заметил Ранге. — Значит ли это, что вы подкинете мне загадку? Или, наоборот, раскроете какую-то из своих? Как-никак, обзавелись серым статусом. Я сгораю от любопытства. Где вы трудитесь, Хаген? Неужели и впрямь в логове нашего сверхсекретного доктора?

— Можно подумать, вы не в курсе.

— В курсе, — признался Ранге. — У вас там происходят интереснейшие вещи. Поделитесь парой-тройкой секретов? Или нет, не стоит. Я не хочу сгореть от любопытства в буквальном смысле. А вы не боитесь? О вашем патроне распускают страшные слухи.

— Какие?

— Э, нет. Я слухи не передаю, я их генерирую.

— Генерировать все умеют, — сказал Хаген. — А вот передать что надо куда надо, и чтоб ещё к тебе прислушались, умеют не все.

— А что и кому вы хотели бы передать? — Породистое лицо Ранге напряглось, взгляд сделался цепким и пристальным, холодновато-изучающим.

— Не смотрите на меня так, — потребовал Хаген. — Иначе я закажу вам ещё синтепива. И продолжу говорить о погоде. Думаете, я иссяк? Ничего подобного. Взять хотя бы грозовые очаги — вы знаете, какие роковые погрешности допускаются при их пеленгации? Но давайте лучше про атмосферный фронт. По последним данным ширина переходного слоя, который, как известно образуется при перемешивании тёплой и холодной воздушной масс, превысила показатели прошлого года. Что же касается фронтов окклюзии…

— Не будьте свиньёй! — попросил Ранге. — Я не буду на вас смотреть. Я вообще могу отвернуться. Только ни слова о погоде, или мы рассоримся.

— Хорошо, — легко согласился Хаген. — Тогда давайте о другом. Знаете, недавно я обнаружил, что у нас очень много служб и инстанций, отвечающих за безопасность. Теснота, не продохнуть. Служба Дитрихштайна, «заслон» Рупрехта, безопасники «Кроненверк». А ведь есть ещё одна внутренняя служба — как её там: «Проверь проверяющего»? «Смотри на смотрящего»?