Непокоренный остров
(Документальная повесть) - Виноградов Юрий Александрович - Страница 13

Призываю вас к благоразумию, господин комендант. От вас зависит спасение жизни своих людей, другого выхода нет.

Предлагаю:

— немедленно прекратить какое-либо сопротивление;

— сдать гарнизон Оденсхольма в почетный плен представителям немецкого командования.

Обещаю:

— матросам дать работу и обеспечить хорошее питание до конца войны;

— офицерам сохранить форму одежды, носить холодное оружие, освободить от работы.

Приказываю:

— к 12 часам 5 ноября 1941 года всему гарнизону Оденсхольма во главе с комендантом построиться без оружия у южного пирса;

— на маяке вывесить белый флаг.

В случае невыполнения настоящего ультиматума — смерть.

Генерал-адмирал Карлс, командующий

военно-морской группой «Норд»

4 ноября 1941 г.

— Ну и дает, генерал-адмирал! — процедил сквозь стиснутые зубы Клещенко. — Уже в наши начальнички записался: приказывает! По-моему, такого еще не было, чтобы флотским артиллеристам присылали ультиматум о безоговорочной сдаче в плен.

— Было, Александр Николаевич, было, — ответил Гусев. — Двадцать четыре года назад, в октябре семнадцатого было. Тогда командующий германской эскадрой также прислал своих парламентеров с ультиматумом на русскую береговую батарею. Она находилась на полуострове Сырве и держала на прицеле Ирбенский пролив. Не пускала германские линкоры к Риге.

— И что же ответили русские артиллеристы?

— «Русские в плен не сдаются. Долг повелевает нам драться до конца, до последнего снаряда».

— А мы ответим еще хлеще! — воскликнул Клещенко.

Кудрявцев взял у Вержбицкого лист с ультиматумом, еще раз пробежал глазами текст.

— С флагом, с флагом тут явный перебор, — покачал он головой.

— Предложение с флагом у генерал-адмирала считаю самым дельным, товарищи, — ухмыльнулся повеселевший Вержбицкий. — Только какого цвета флаг вывесить?!

— Согласен с вами, Евгений Конрадович, — поддержал комдива Гусев. — Единственная поправка: не вывесить, а поднять флаг!

В переговорную трубу с дальномерной площадки вышки командного пункта донесся голос вахтенного:

— Воздух! Пять фашистских самолетов курсом на остров…

Клещенко тут же поднялся в боевую рубку. Вскоре послышался нарастающий гул моторов самолетов, а затем и грохот от взрывов бомб. Зенитная батарея не стреляла, выжидая, когда бомбардировщики появятся в зоне огня, но они на второй заход не пошли, а взяли обратный курс.

Клещенко по отвесному трапу спустился вниз, доложил:

— Пять «юнкерсов», бомбы сбросили наугад. Психический налет вроде.

— Именно психический, — кивнул Гусев. — Генерал-адмирал Карле напоминает, что с нами сделает его авиация, если ультиматум будет отклонен.

Дальнейшие слова военкома дивизиона никто не расслышал, они потонули в грохоте частых взрывов снарядов. Немецкие полевые батареи с мыса Пыысаспеа нанесли по Осмуссаару шквал короткого, но мощного по интенсивности прицельного огня.

— Это второе предупреждение Карлса! — напомнил Гусев.

Вержбицкий заторопился на маяк, где располагался пост связи. По радио он быстро вызвал штаб военно-морской базы Ханко и доложил об ультиматуме. Генерал Кабанов спросил, что командир дивизиона намерен предпринять.

— Остров фашистам ни при каких условиях не сдавать. Сражаться до конца. Гарнизон Осмуссаара готов к отражению высадки немецкого десанта, — ответил Вержбицкий.

Кабанов одобрил решение командира дивизиона и передал, что на Осмуссаар будет выслан катер МО за текстом ультиматума и парламентерами. На нем следовало переправить на Ханко также женщин, раненых и больных.

Вечером немецкий гидросамолет пролетел над островом и сбросил листовки. Содержание их было идентично тексту ультиматума командующего военно-морской группой «Норд» генерал-адмирала Карлса.

Вержбицкий собрал во второй башне 314-й береговой батареи командиров и военкомов всех подразделений гарнизона, ознакомил с ультиматумом. Мнение присутствующих на совещании было едино: Осмуссаар не будет немецким, пока на острове останется хоть один советский боец. Решено было на батареях и в ротах противодесантного батальона провести митинги личного состава. Все согласились лишь с одним требованием фашистского генерал-адмирала — завтра ровно в 12 часов дня поднять флаг, но только не белый, а красный, советский, и не на маяке — там находился запасной командный пункт 314-й башенной береговой батареи и наблюдательный пункт командира дивизиона, — а на кирхе. Подготовительные работы, связанные с подъемом флага, поручались артиллеристам первой башни. Среди них находился самый искусный плотник гарнизона старший краснофлотец Куприянов. Под его руководством и должен быть сооружен десятиметровый флагшток, закрепленный на шпиле кирхи.

Лейтенант Митрофанов выделил Куприянову помощников и отправил его на кирху. Нашелся в гарнизоне и портной — краснофлотец Гонтарев. На первую башню он пришел с ручной швейной машинкой, хранившейся в складе бывшего военторга. Там же краснофлотцы раздобыли чудом сохранившийся моток красного шелка. Размер флага определили два на четыре метра. Краснофлотец Гонтарев принялся за раскройку шелка, в помощниках недостатка не было.

Вернулся с кирхи Куприянов.

— На шпиле закрепить флагшток очень трудно, товарищ командир, — доложил он. — Надо изготовлять особые металлические приспособления. А на это потребуется уйма времени, можем не успеть.

— Какой же выход?

— Закрепить флагшток за вершину самого большого дерева. Вяз на краю рыбацкой деревни я заприметил, он почти вровень с кирхой. Срубим с него верхние сучья — и готова мачта…

Митрофанов позвонил военкому батареи, рассказал о предложении старшего краснофлотца.

— Согласен, пускай закрепляет флагшток на дереве, — отозвался Усков. — Батальонному комиссару Гусеву я передоложу.

К утру огромный красный флаг был готов. Батарейный художник для наглядности бронзовой краской нарисовал на нем штриховой портрет Ленина и рядом крупными буквами вывел: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Куприянов испробовал свое приспособление для подъема флага и понес десятиметровый флагшток в рыбацкую деревню.

Ночью никто не спал. Погребные на батареях готовили снаряды и заряды к стрельбе, комендоры проверяли механизмы орудий, краснофлотцы противодесантного батальона укрепляли побережье, орудийные расчеты двух 76-миллиметровых зенитных орудий и двух 45-миллиметровых пушек тренировались в ведении огня по десантным катерам противника прямой наводкой. Каждый понимал: бой предстоит жаркий, решительный и, может быть, последний. К тому же в полночь у северо-западной оконечности острова во время шторма сбился с курса и наскочил на банку присланный с Ханко обещанный катер МО. Командир дивизиона приказал снять с затонувшего на мелководье морского охотника пулеметы и 45-миллиметровую пушку и весь боезапас. Он тут же по радио сообщил на Ханко о гибели катера МО. Генерал Кабанов взамен обещал в ночь на 6 ноября выслать на Осмуссаар канонерскую лодку «Лайне».

Не дремал со своим кружком художественной самодеятельности и младший сержант Хамармер. После митинга на 90-й береговой батарее, на котором артиллеристы поклялись умереть, но не сдавать остров фашистам, он собрал своих помощников и предложил сочинить, а затем и разыграть в лицах ответ осмуссаарцев на ультиматум генерал-адмирала Карлса. А в качестве примера предложил письмо гангутцев барону Маннергейму.

— Зачем нам копировать братишек с Ханко? — не согласился краснофлотец Барсук. — Свое послание гитлеровскому генералу мы выдадим в стихах.

— А кто сочинит стихи?

— Я вот уже начал, — застеснялся Барсук. — Если сообща помозгуем, ввернем доходчивые матросские словечки — получится, думаю…

Вечером стихотворный ответ осмуссаарцев генерал-адмиралу Карлсу, из которого, к неудовольствию доморощенного гарнизонного поэта краснофлотца Барсука, убрали все крепкие флотские выражения, был готов и отрепетирован для показа в подразделениях. Текст гласил: