Eden (ЛП) - "obsessmuch" - Страница 76

— Воспламеняющие Чары, грязнокровка?

Пристально смотрю на него. Снова грязнокровка, да?

— Это ведь Темная Магия, — продолжает он. — Я-то думал, что это слишком низкий прием для тебя… — я посылаю в него еще одно заклинание. Не знаю, куда оно ударяет, но он шипит от боли.

— Вы меня спровоцировали, и теперь должны отвечать за последствия! — Я уже в истерике.

Он поднимается на колени, смеясь над моими словами.

— Ты так стремишься оправдать свои действия, — произносит он, растягивая слова. — Изворачиваешься как угодно, лишь бы цель была оправдана. Из тебя вышел бы прекрасный Пожиратель Смерти, если бы только ты была чистокровной…

— Но я не такая! — Подхожу ближе к нему, нацелив обе палочки ему в лицо. — Уж вам ли этого не знать, мерзкий ублюдок, вы ведь убили моих родителей-магглов!

— Увы, моя милая грязнокровка, но ты ошибаешься. Это ты убила их! — От его поистине зловещего хохота кровь стынет в жилах. — Ты убила их, продолжая настаивать на том, что ты ведьма. Они были бы живы, если бы ты не явилась в наш мир.

Никогда не думала, что способна испытывать столь сильные, ничем не замутненные ярость и злость. Они проходят сквозь меня электрическими разрядами. Не думая о том, что я делаю, я поднимаю палочку…

— Круцио!

И на этот раз он кричит. Скорчившись на земле, он бьется в агонии. Я тут же прекращаю, ужасаясь самой себе.

Боже боже боже, как я могла? Это жестоко, бесчеловечно, это…

Я совсем, как он.

Какое-то время он лежит на земле, тяжело дыша, как будто долго бежал, а потом, пошатываясь, поднимается на колени, глядя на меня с ненавистью, но я больше не боюсь. Контроль над ситуацией в моих руках!

— Каково это? — Спрашиваю я, все еще дрожа от злости. — Каково это, когда с тобой обращаются, как с куском дерьма, только потому, что ты живешь на земле?

Поначалу он никак не реагирует, только его рука на секунду тянется к его ботинку, и я не совсем уверена, но могу поклясться, что видела… что-то.

Он начинает смеяться и поднимается на ноги, отвлекая меня, глядя на меня с вызовом. В его глазах нет и намека на страх.

— Что ж, тогда убей меня, — тихо произносит он. — Убей меня, моя маленькая грязнокровка. Как-то ты сказала, что твоим единственным утешением является мысль о моей смерти. Так, почему бы тебе не убить меня сейчас и разом не прекратить все это?

Я замираю.

Вот он. Момент, о котором я мечтала с тех самых пор, когда он ломал и дробил мои пальцы.

Он улыбается, улыбается перед лицом смерти, когда я направляю палочку ему в лицо.

Возможно, не такой уж он и трус, в конце концов.

Я могу сделать это. Я видела это много раз. Я знаю заклинание, движение руки и, Господь свидетель, я страстно желаю, чтобы этого было достаточно для проклятья.

Он убил моих родителей, и сейчас я отомщу за них. Мир станет чище, если Люциуса не будет в нем. Это не убийство. Это справедливость.

Так чего же я жду?

Он все еще улыбается, а потом делает резкий выпад. Мелькает вспышка стали, и я не успеваю отскочить…

Острая боль пронзает плечо. Нож. Люциус крепко сжимает рукоятку, его пальцы в моей крови, которая струйкой течет из раны. Моя кровь, моя грязная кровь.

Кричу от боли и потрясения, потому что это действительно больно. Настолько, что я чувствую нож? Боже, как это произошло? Когда это произошло?

Его ботинок. Вот, что я видела тогда…

Глупая, глупая, глупая, Гермиона!

Отчаявшись, смотрю на него, застыв от ошеломляющей боли. С идеальным хладнокровием он возвращает взгляд, тихонько улыбаясь.

— Око за око, — шепчет он. — Кажется, так говорят магглы? Тем более, у меня уже есть шрам в том же месте. Ты его оставила, помнишь?

Содрогаюсь от боли и судорожно хватаю его за мантию, бессвязно бормоча что-то, смысл чего до меня даже не доходит.

Он вынимает нож из меня, и я падаю на колени. Все вокруг пляшет в диком танце перед глазами, и мои пальцы разжимаются…

Обе палочки падают на землю.

Он наклоняется и поднимает обе палочки. В момент вся власть вновь оказывается у него в руках.

Но меня это не волнует. Какое мне дело до этого, когда я едва могу вздохнуть от всепоглощающей боли?

Прижимаю пальцы к открытой, кровоточащей ране на плече в тщетной попытке остановить кровь, как будто это может спасти меня и унять боль.

Кто бы мог подумать, что кровь такая горячая? Еще одна вещь, которую я узнала, благодаря ему.

Он не двигается.

И не говорит ни слова.

Как? Как он может вот так запросто стоять спокойно после всего, что случилось?

Самозащита. Ты была готова убить его.

Но… я не сделала этого. Я бы не смогла.

И он это знает. Знает!

Смотрю на него, тело сводит судорогами, да так, что я даже плакать не могу. Сжимаю зубы, коротко и отрывисто дыша через нос, а он только усмехается, злобно сверля меня взглядом. Ему плевать. Он ничего не чувствует. Он не способен на человеческие эмоции.

— Ну, что, — ликующе говорит он, — грязнокровка, а теперь ты хочешь, чтобы я забрал тебя домой?

Лучше бы он ударил меня. Он все еще пытается одержать победу надо мной. Хочет, чтобы я признала, что завишу от него.

И да, именно сейчас, я как никогда завишу от него.

— Вы… вы порочный…

Слова застревают в горле. Они душат меня, и с губ срывается лишь стон. А он стоит и, без сомнений, наслаждается зрелищем.

Не глядя на него, с трудом произношу:

— Пожалуйста, просто… помогите, пожалуйста…

Он рывком поднимает меня на ноги, а затем, перехватив за талию, забрасывает себе на плечо, словно я какой-то военный трофей.

— Держись за меня, — бросает он. — Если не хочешь потерять еще больше крови при аппарации, то держись изо всех сил.

Без колебаний хватаюсь за его мантию. Меня не волнует, куда мы направляемся. Я только хочу, чтобы боль ушла.

Выстрелы заклинаний, крики и взрывы остаются позади, когда мы аппарируем. Я крепко держусь за него…

Мы оказываемся на открытой местности. Я глубоко вдыхаю чистый воздух. Здесь тихо, и это так разительно отличается от поля битвы, которое мы только что покинули. Тишина почти оглушает меня. Здесь так спокойно. Есть только Люциус и я. И нарушающее тишину наше дыхание.

Люциус стаскивает меня со своего плеча и осторожно кладет на землю. Прохладная трава щекочет стопы, ладони и немного — лицо. Пахнет свежестью, и я почти готова расплакаться. Как в этом мире еще может существовать что-то настолько чистое и непорочное?

Глядя на меня, Люциус наклоняется ближе, и я так же открыто смотрю на него. Но перед глазами уже расплывается темное пятно, размывая и искажая видение.

Он вытаскивает что-то из кармана мантии и кладет это на землю рядом со мной, а потом аккуратно поворачивает мою голову, чтобы я посмотрела на предмет.

Палочка. Короче и темнее, чем моя. Я узнаю ее, хотя до сего момента у меня не было возможности рассмотреть ее получше: я была слишком занята побегом.

— Ты никогда больше не будешь пользоваться магией, — тихо произносит Люциус. — И никогда больше не осмелишься даже помыслить о том, что имеешь на это какое-то право. Когда твое плечо заживет, ты будешь наказана за то, что сделала сегодня, за то, что использовала против меня магию.

Он наступает на хрупкое дерево, преломляя его на несколько частей. По моей щеке скатилась слеза. Вот и все. Время моей власти кончилось. И оно никогда не придет вновь. Это конец.

Перевожу взгляд поверх палочки и вижу озеро, что ведет к дому Блэков.

Люциус носком ботинка поворачивает мое лицо к себе. Я даже не замечаю насколько унизителен этот жест — триумф, горящий в глазах этого человека, перекрывает все остальное.