Eden (ЛП) - "obsessmuch" - Страница 37

Я молчу, продолжая медленно гладить пальцами лезвие ножа.

— Такая умная, — тихо говорит он, глядя на меня сверху вниз. — И такая жестокая, судя по тому, что я слышал.

— Что вы имеете в виду?

Он вновь улыбается мне, но на тот раз на его лице мелькает выражение, которого я прежде не видела. Если я не ошибаюсь, это похоже на уважение.

— Я слышал о вас много историй, мисс Грэйнджер. Порой весьма неприятных.

Да о чем он говорит?

— Например, — продолжает он, — я слышал о бедняжке Эджкомб, о том, как вы изуродовали ее только потому что она принесла кошку на урок Защиты от Темных Сил.

Судорожно вздыхаю.

— Это было жестоко, — этот низкий голос звучит почти соблазнительно. — Способная и жестокая. Несомненно, достойно Слизерина. Вы когда-нибудь думали о том, что, возможно, сортировочная шляпа отправила вас не на тот факультет?

— Нет! — выкрикиваю я.

Он ухмыляется.

— Возможно, вы и правы. Огромный плюс Слизерина в том, что он не принимает грязнокровок. Очень жаль. Кто знает, кем бы вы могли стать, если бы вам повезло тогда…

— А почему вы думаете, что мне не повезло? — моя очередь прерывать его. Меня уже тошнит от его поведения.

— Я уже говорил, — он возводит глаза к потолку, — вы не имеете никакого права учиться магии. Я унаследовал способности от своих предков — одних из самых выдающихся волшебниц и волшебников в истории. Вы же… не более чем ошибка природы.

— Вовсе нет.

— Правда? — он подается вперед и касается рукой моей щеки, зарываясь пальцами в волосы. — Тогда, как же вас еще можно назвать?

В груди все переворачивается, но я не обращаю на это внимания.

— Ведьмой?

Почему я произнесла это вопросительно? Получается, что я не совсем уверена в этом.

— Ведьмой, — он запускает пальцы глубже. — Понятно. Мне просто интересно, сколько времени нужно, чтобы вы поняли очевидное.

В его глазах что-то мелькнуло, и это до ужаса напугало меня. Что это?

Он качает головой, прогоняя это выражение, и убирает руку от моих волос.

— Как вы думаете, откуда вы получили свою силу? — тихо спрашивает он. — Кровь — вот основа всего. Именно она передает силу от одного волшебника другому, и именно поэтому ей придается такое значение в нашем мире. Я думал, что такая умная девушка, как вы, должны были знать об этом.

Кровь. Я вновь чувствую запах крови Рона. И я вижу ее. И вижу отрезанный большой палец, лежащий на полу. В желудке поднимается ураган, и у меня такое чувство, будто меня сейчас стошнит. Большой палец Рона. И я отрезала его.

Люциус с усмешкой смотрит на меня.

— Вы помните, что вы сделали, не так ли? — его голос полон удовлетворения, и это разрывает меня на части. — Вы помните, как отрезали его большой палец.

Во мне все кричит и рвется наружу: вся моя ярость и боль, и желание заставить его страдать, истекать кровью и кричать. О, да, было бы здорово воткнуть в него нож прямо сейчас.

Но нет. Надо взять себя в руки. Хладнокровие — самый верный помощник в бою, а вот эмоции — служат плохую службу. Я не могу просто наброситься на него, в таком случае я быстро потеряю контроль над ситуацией.

— Как вы могли заставить меня сделать это? — на этот раз мой голос столь же спокойный и ровный, как и его. Возможно, я смогу усыпить его бдительность, если буду держать свои эмоции под контролем. — Как вы можете так обращаться с людьми?

— Могу, — он вновь закатывает глаза, но на этот раз устало, будто ему надоели моли попытки отыскать в нем хоть что-то человечное. — А сейчас, думаю, вам пора спать, моя девочка.

— Мне семнадцать, — огрызаюсь я.

Он презрительно усмехается.

— По вашему поведению этого не заметно.

Он хватает меня за руку.

Сейчас, Гермиона.

Я молниеносно вытаскиваю нож из кармана и направляю его к его лицу.

Но реакция Люциуса не та, что я ожидала.

Я думала, нет, я надеялась, что увижу на его лице неподдельный страх, но, несмотря на то, что на мгновение страх мелькнул в его глазах, с его губ так и не сошла усмешка.

— Дорогая, какой глупой вы иногда можете быть, — его голос абсолютно ровный.

— Разве вам не страшно? — мой же голос больше похож на шипение, я поигрываю ножом перед его лицом и глубоко вздыхаю, чтобы успокоиться.

— Милая моя, а почему, ради всего святого, я должен бояться? — его улыбка становится шире.

— Я могу убить вас.

— И это должно напугать меня? — с вызовом спрашивает он. — Что ж, сделай это.

Я перестаю дышать.

Я могу сделать это?

Я должна. За то, что он сделал, я должна разорвать его на мелкие кусочки.

Но… я не могу. Иначе я буду, как он. А я не могу быть убийцей.

Давай, Гермиона! Он заслуживает этого!

Люциус просто смотрит на меня. Улыбка все еще не сходит с его лица, пока я веду переговоры со своей совестью.

Он знает, что я не могу сделать это. Он знает!

— Ну, что же ты? — Откровенная провокация. — Ты ведь этого хочешь. После всего, что я сделал, причинил тебе столько страданий, ты обязана хотеть этого. Но мне вот что интересно, после того, как ты меня убьешь, как ты переберешься через озеро без посторонней помощи?

— Заткнись! — моя рука дрожит, потому что весь мой «гениальный» план разваливается на глазах.

Люциус смеется; тихий и низкий смех. Я подношу лезвие к его щеке, оно сверкает серебром на бледной коже. Смех прекращается, и его взгляд опускается на лезвие, а потом вновь возвращается к моему лицу. Он улыбается, но становится заметно, что он боится. Теперь моя очередь, ублюдок!

— Я заключу с вами сделку, Люциус, — власть в моих руках. Если я сдержу свои эмоции, то выберусь отсюда.

— Переговоры? — Кажется, все это почти забавляет его. Почти. — Ну, я слушаю, грязнокровка. Что ты предлагаешь?

Он говорит спокойно и уверенно. Почему он не напуган?

— Я хочу, чтобы вы отдали мне свою палочку, — твердо говорю я. Я не трясусь от страха и не боюсь.

Совсем. Нисколечки.

— Зачем? Хочешь аппарировать? Но сама подумай, неужели я стал бы переправлять нас через озеро, если бы здесь можно было аппарировать.

Я глубоко вздыхаю. Об этом я действительно не подумала.

— Хорошо. Тогда, я хочу, чтобы вы переправили меня на берег.

— Или что?

— Или я убью вас! — я сильнее сжимаю рукоять ножа, увеличивая нажим на лезвие. Но я не поранила его. Пока еще нет.

— О, ясно, — он все еще спокоен и не понимает, что я сейчас здесь главная. Я! — Свобода в обмен на жизнь. Как оригинально. Но должен предупредить, что ваш побег не поднимет мне настроения. И кто знает, на ком я вымещу всю свою злость.

Черт! Он может использовать Рона, чтобы заставить меня повиноваться, и он знает, что я именно так и поступлю.

— Я не собираюсь отпускать вас, как только мы выберемся отсюда, — мой голос дрожит. — Вы пойдете со мной в штаб-квартиру Ордена и вы скажете, где находится это место, чтобы они смогли вернуться сюда и спасти Рона.

— Ты ожидаешь, что я сдамся, лишь бы остаться в живых? — Люциус смеется, и лезвие у его щеки сверкает. — С какой стати? Лучше умереть, чем всю жизнь провести за решеткой. Да, я предпочту умереть, но не позволю стражам Азкабана вновь притронуться ко мне. Так что вперед, убей меня! Чего ты ждешь? Давай!

Я вздрагиваю, отчаянно желая сделать это, причинить ему боль, вонзить в него нож, порезать, разорвать. Уничтожить его так же, как он уничтожил меня.

Но… я не могу. Я не убийца.

Он смеется, видя, как я борюсь сама с собой, лезвие колеблется у его щеки.

— Не можешь, да? Не хватает смелости? Ты просто маленькая глупая девчонка, играющая во взрослые игры. Хотя, возможно, что в этом есть и моя вина, ведь это я научил тебя обращаться с ножом.

Перед глазами проносятся ужасные воспоминания о том, как я воткнула нож себе в ногу, как отрезала лучшему другу палец, и еще — моя горящая рука, сломанные пальцы, крики Рона и мои собственные, наша кровь и боль, боль, боль. Хочется кричать от раздирающей изнутри боли. Его лицо перед глазами, и я ненавижу, ненавижу его! Я хочу, чтобы он сдох! И вряд ли кому-то до этого будет дело. Он заслужил!