Харли Квинн. Безумная любовь - Дини Пол - Страница 2

Когда они проходили мимо американских горок, он внезапно остановился и, указав на сложное переплетение поддерживающих балок, сказал, что решетка отбрасывает удивительную сетчатую тень: если встать в самой серёдке и не двигаться, никто из прохожих тебя не увидит.

– Но тебе никогда не придется там прятаться. На Кони-Айленд абсолютно безопасно, – добавил он, и они пошли дальше.

Держа его за руку, Харлин кивнула и еще раз оглянулась на решетку аттракциона.

Приближался вечер. Яркий солнечный свет угасал, и папа вот-вот должен был объявить, что им пора возвращаться, но вместо этого они направились смотреть разные шоу. Там была женщина, сидевшая на электрическом троне. Сквозь него проходил ток в тысячу вольт, но дама совершенно ничего не чувствовала, хотя и зажгла фонарик, прикоснувшись к нему языком.

Женщина-змея закручивалась в такие кольца, что Харлин побоялась на нее смотреть. Никто, даже ее учительница гимнастики, не смог бы похвастаться подобной гибкостью. Еще там был человек, который забил гвоздь себе в щеку, и у него даже не полилась кровь.

Они вернулись к павильону с аттракционами и еще раз пять скатились с большой горки. В конце Харлин уже совсем не боялась и только хохотала от восторга, когда они с папой усаживались на маленький коврик и летели вниз по длинному желобу.

По пути из павильона они случайно отворили какую-то дверку, думая, что за ней выход, и попали в тесную каморку, грязную и душную. По всему полу стояли банки с краской и лаками, словно рабочие нарочно расставили их так, чтобы кто-нибудь споткнулся. У стены стояли листы фанеры, а рядом теснились бутыли со столярным клеем и валялись куски синего мела. На двух козлах для пилки дров лежал большой кусок фанеры с электрической пилой поверх него.

В сухом воздухе сильно пахло опилками, свежей краской, растворителем и еще чем-то резким, химическим, вроде резинового клея. Харлин слегка затошнило.

– Плохое место, – недовольно буркнула она.

– Нет, просто мастерская, – поправил отец. – Кто-то же должен делать все эти смешные штуки.

Они покинули комнату, и он закрыл за ними дверь. Харлин подняла на него взгляд:

– Похоже, делать веселые вещи не очень-то весело.

– Это ты сейчас здорово сказала, – усмехнулся папа.

Харлин потащила его прочь от двери. Она все еще ощущала ужасный химический запах, и ей хотелось вдохнуть свежего воздуха. Из парка они вышли в темноте.

Харлин почувствовала тревогу и возбуждение. Было так поздно! Мамочка всегда говорила, что, когда на улицах зажигаются фонари, пора бежать домой. Будь на месте отца мама, она бы уже давно искупала Харлин и надела на нее пижаму.

Но папа никуда не торопился. Вместо того чтобы пойти домой, он предложил заглянуть куда-нибудь поесть. «Настоящей еды», – пояснил он. Тогда, если мама спросит, ели ли они что-нибудь кроме хот-догов и яблок в карамели, они с чистой совестью ответят – «да». Они отправились в смешное маленькое кафе под названием «За-Есть», где все официантки ходили с пышно начесанными волосами, называли посетителей «дорогушами» и «сладенькими моими», говорили с протяжным бруклинским акцентом и постоянно выдували пузыри жвачки. Харлин решила, что тут почти так же весело, как на Кони-Айленде.

Папа позволил ей выбрать еду самой. Она заказала чизбургер с беконом, жареную спиральками картошку и луковые кольца. Он же взял мясной рулет с картофельным пюре, подливкой и зеленым горошком. Мама часто такой готовила, хотя в её рулете частенько бывало больше хлеба, чем мяса.

Рулет пах просто замечательно, и Харлин показалось, будто она провинилась перед мамой, сравнивая ее стряпню со здешней. Странно, конечно, что отец заказал блюдо, которое мог съесть и дома. Вслух она ничего не сказала, но папа, похоже, умел читать мысли:

– Знаешь, захотелось вдруг мясного рулета. А заставлять маму лишний раз вставать к плите, да еще и так поздно, не годится.

«Что ж, звучит вполне разумно», – решила Харлин. По крайней мере, не страннее других объяснений взрослых. Однако ел папа необычно медленно, словно пытаясь растянуть момент и запомнить удовольствие. Он предложил кусочек Харлин. Она вежливо ответила, что не в настроении есть мясной рулет. Папу это рассмешило. На самом деле она втайне испугалась, что рулет окажется вкуснее маминого.

Харлин наелась так, что на десерт у нее уже не хватило сил. Папа оплатил счёт, оставив официантке большие чаевые.

– Спасибо, дорогуша, – улыбнулась официантка, выдувая пузырь жвачки. – Щедрое у тебя сердце, я всегда по человеку вижу.

На груди у нее висела табличка с именем «Милли», а светлые волосы были начесаны так пышно, что напоминали надувной мяч. Она повернулась к Харлин:

– Присмотри за ним, душечка, чтобы он без проблем до дома добрался. Хорошо?

– Да уж пригляжу, зайка, не беспокойся, – ответила Харлин, подражая густому бруклинскому говору женщины.

Все вокруг рассмеялись, но не зло, а словно над комиком, отпустившим забавную шутку. Милли громко чмокнула Харлин в макушку и сказала ее отцу:

– Классная у тебя малышка.

Они вышли из кафе.

– Ты меня сегодня удивила, – папа подхватил Харлин на руки и направился к станции метро. – Быстро соображать – незаурядный талант. Что-то подсказывает мне, ты далеко пойдешь.

Харлин обняла отца за шею и положила голову ему на плечо. Она ужасно устала. Папа у нее сильный. Как же спокойно в его руках. Лучшего завершения дня и представить нельзя. Девочка даже не заметила, как они дошли до метро и сели в поезд. Папочка продолжал держать ее на руках, и движение вагона постепенно ее убаюкало. Харлин уснула.

Они направлялись по улице к дому, когда ее внезапно разбудил грубый мужской голос:

– Так где же ты припрятал добычу, Ники?

– Вот-вот, Ники, тут некоторым любопытно. Расскажи-ка нам все, – проворчал другой.

Харлин подняла голову, протерла глаза и увидела двух сердитых незнакомцев, преградивших отцу дорогу.

– Ребята, со мной моя дочурка, – папа вздохнул. – Может, подождете, пока я отнесу ее домой?

– Ну, уж нет, Ники, – ответил первый из громил. – Мы уже раз тебе поверили, и это дорого нам обошлось.

– Ага, – кивнул второй. – Кто посоветовал нам подождать до пятницы? Дескать, минутное дело, никто даже не заметит. Только знаешь что? Большой куш-то оказался большой пустышкой.

Папа поставил Харлин на землю. Ей пришлось вцепиться в его штанину. Она так хотела спать, что едва удержалась на нотах. Однако он осторожно разжал ее пальцы и заставил отойти на несколько шагов назад.

– Сейф был гол до неприличия, – продолжил первый. – Кто-то там поживился еще до нас. И только один человек мог это сделать. Тот, кто знал о предстоящем дельце. Так вот, после того, как мы постреляли на выходе и едва унесли ноги, мы поспрашивали разных людей и, черт побери, оказалось, что ты ошивался там в четверг и выпивал за компанию с хозяйкой заведения.

– А я говорил ребятам, что не стоит доверять Котяре-Квинзелю. Вот только вызывать полицию по наши души – это подло даже для такой мрази, как ты, Ники.

– Я не виноват, – торопливо отрезал папа. – Я понятия не имел, что агентство по борьбе с наркотиками собирается...

– Хочешь сказать, просто удачное совпадение? Ну, конечно, это все меняет.

Второй внезапно шагнул вперед и, прежде чем Харлин поняла, что происходит, ударил ее папу в лицо. Тот пошатнулся и чуть не упал.

– Эй! – резко сказал первый. – А ну, прекрати!

– Почему?

– Да потому, что я хотел первым ему вмазать, – с этими словами он тоже ударил отца, сбив того с ног.

Папа рухнул на тротуар. Харлин крикнула, чтобы они прекратили, но бандиты не обратили на нее никакого внимания. Подняли папу на ноги, первый завел ему руки за спину, а второй принялся избивать. Харлин продолжала кричать, а ее никто не слышал, словно ее там вообще не было.

– Я позову полицию! – завизжала она и бросилась обратно к метро.

Мама часто повторяла, что в метро всегда можно найти полицейского, если он тебе нужен. Добежав до угла, Харлин увидела патрульную машину и выскочила на улицу, плача и размахивая руками.